Дом с привидениями
Шрифт:
— Был в «Гастрономе»? — спросил Игорястик и метнул диск Толоконникову.
Марик кивнул. Толоконников поймал его и кинул обратно.
— Ну? — Игорястик изловчился, прыгнул в сторону и подхватил диск почти у самой земли.
Марик покачал головой.
— Ты, Селищев, отстегни три чирика, — сказал Кондратенко, поймав диск и швыряя его в очередной раз.
— Чего? — не расслышал Марик.
— Три червонца давай, — разъяснил Толокно. — Тридцатку гони, и собачку вам на дом доставят.
Марик-Марик
— Живую? — спросил он, глядя не на Игорястика, не на Толокно, а между ними.
— Если по дороге копыта не откинет! — захохотал Толокно.
Марик зажмурился и прижал ладонь к глазам.
— Где же их взять? Знаете, пошли к нам, — сказал он, решившись. — Выберете, что годится… Ребята, помогите мне, пожалуйста. — Голос Марика звучал просительно.
Игорястик перемигнулся с Толоконниковым, потом каждый из них коротко о чем-то подумал и снова переглянулись…
— Там есть кто? — спросил Толоконников, поглядев на верхний этаж.
— Не… — мотнул головой Марик-Марик. — Бабки нет, и вообще никого нет. Пошли…
— Ты только не думай, что собака у нас, — сказал Игорястик. — Ее не мы взяли. Понял?
— Да мне такое и в голову не пришло, — ответил Марик. — Неважно, кто взял, вернули бы, и все.
Они доехали в лифте до пятого этажа. Широкая, нетеперешняя площадка со старинными, кое-где выбитыми и затертыми цементом, плитками. Одна, посередине, входная дверь с бронзовой ручкой. Эмалированная табличка на двери, извещающая о часах приема больных младенцев доктором Селшцевым.
Марик своим ключом открыл замок. Отворил дверь. Сказал:
— Заходите.
Они вошли. Остановились в прихожей. Марик зажег свет. Спросили:
— Обувь снимать?
— Да вы что?.. Ерунда. Сухо… Ну, идемте.
Но они сняли и в носках потопали в комнаты. Вошли в столовую. Дубовый гарнитур, хороший модерн девятисотых годов, с мраморными досками и орнаментальными витражами в дверцах буфета и серванта. Гипсовый бюст красивой женщины с низким декольте и в твердом французском капоре украшал буфет сверху.
На стенах много гравюр и фотографий в полопавшихся кое-где рамках. С потолка над столом свисала большая бронзовая лампа с гирями и оранжевой шелковой юбочкой. Стол покрыт чуть траченой молью зеленоватой плюшевой скатертью, тоже начала века.
Этакий неподвижный уют столетней давности.
— Ты, — обратился к Марику Толокно. — А воще что брать можно?
Марик устало взглянул на Толоконникова.
— Что хотите, — обвел он рукой комнату. — Ну, конечно, что понезаметней. Вон гравюры или вот кружка с Ходынки, это когда коронация Николая II, когда много людей подавили…
— Чем? Танками? — спросил Толокно.
— Нет, ногами.
— Кончай свистеть.
Марик пожал плечами. А тем временем Игорястик трогал медную ручку в комнатной
— Сколько таких?
— Не считал, — подернул плечами Марик.
— Они по пятерке идут, чирик — пара, — сказал Игорястик.
— Как же ее отвинтить? — спросил Марик.
— Откурочь как-нибудь шесть штук, и порядок.
— Очень заметно, — сказал Толокно. — Сразу увидят. Может, чего еще?
— Глядите, — сказал Марик-Марик, — только поскорей…
А Толокно и Игорястик постепенно осмелевали и все шустрее ходили по комнате. Они стали все трогать руками передвигать с места на место.
— Это кто? — спросил Игорястик, указывая на портрет в овальной раме. — Писатель?
— Нет, хирург — это мой прадед.
— А крест воще у него какой?
— Это орден, военный.
— А такого ордена воще нет? — спросил Толокно.
— Откуда! — сказал Марик. — Это же на японской войне…
— А еще, может, какой есть?
— Может, и есть, только я не знаю, где они. Ну, ребята, давайте скорей, пожалуйста. Вот в этой папке гравюры. Показать? — Марик вытащил лист наугад.
— Муть, — сказал Игорястик, взглянув.
— А нам воще без разницы, — жестко сказал Толокно. В этот момент он увидел на торцовой стене буфета две африканские маски из раскрашенного дерева. — Вот урод! — и внимание его переключилось. Он снял маску, приложил ее к своему лицу и, держа за подбородок, принялся кривляться и притопывать. — Бум-та-ра-ра! Бум-бум-та-ра-ра!
— Вот эта — тридцать рэ, как отдать! — воскликнул Игорястик, его внимание тоже переключилось на маску.
— Заглохни, — прервал его Толокно. — Давай обе за тридцать. Две, понял? — и подмигнул Игорястику.
— Ты же сказал, одну… — растерянно произнес Марик-Марик.
— Кто сказал? Я не говорил. Ты что, жмот, на собачку деньги жалеешь?
— Я — нет! — воскликнул Марик и замотал головой. — Нет!
— Тогда, значит, ладно. Поможем тебе, Нулик. На Птичьем рынке толкнем. Пять минут, и ваших нет! Воще добра тут навалом!.. И что это у тебя никогда больше двадцати копеек в кармане не звенит? А? Жа-адный ты, Нулик…
— Не зови меня так, — попросил Марик.
— Гы! А кто ты есть? — Толокно поглядел на него с издевательским изумлением.
Игорястик хмыкнул.
— Кто ты есть? — повторил Толокно и сам же ответил — Никто!.. Нуль… Нулик…
— Ну, пожалуйста…
— А еще можно так, — продолжал глумиться Толокно. — Не Марик-Марик, а Нулик-Нулик… Или Марик-Нулик… Нулик-Марик… — И, приложив красную маску к лицу, запел на какой-то дикий мотив: «Марик-Нулик, Нулик-Марик!»— и стал пританцовывать. — Марик-Марик… Нулик-Нулик!..
А тут и Игорястик схватил другую, зеленую маску, тоже приложил ее к своему лицу и принялся, как и Толоконников, орать и скакать, кривляясь.