Дом с золотыми ставнями
Шрифт:
– Мистер Мэшем, у нас есть для вас весьма недурное предложение.
И я выложила ему вкратце все, о чем мы между собой судачили весь день: не выходя из этой укромной и удобной бухты, сделать на корабле необходимые починки – благо что мистер Филомено имеет большой опыт подобных работ; затем судно берет на борт груз негров и везет их в обратном направлении через океан, зайдя по дороге на Ямайку, приняв нескольких матросов и запасшись всем необходимым, но не задерживаясь там. В Лагосе мы расстанемся довольные друг другом.
– У нас есть чем заплатить и за понесенные убытки, и за неполученную прибыль – намного больше, чем вы намеревались получить, выходя в море.
По моему знаку Каники, сидевший слева от молодого Мэшема, вытянул из-за пояса небольшой кожаный кисет. Вместо табака он был набит кое-какими безделушками из меньшего сундука. Я хорошо в них разбиралась и не удивилась тому, каким блеском загорелись глаза бывалого купца. Он тронул одну, другую, третью вещь, оценил размер и отделку камней, а я назвала примерную их стоимость. Думаю, если ошиблась, то не намного. Мэшем хмыкнул и неожиданно спросил:
– Миссис Кассандра, а кто этот Йемоо, которым вы изволили сейчас клясться?
– Это богиня текущей воды, моя покровительница. Так что, беретесь вы за наше дело?
– Эта ваша богиня, – она такая же хваткая и ловкая особа, как вы?
– Право, не могу сказать; впрочем, она выручала меня всегда, а уж я бывала в переделках!
– Отлично, мэм; это все, что я хотел знать. Я согласен. А мой племянник и совладелец Александр, я полагаю, будет согласен из одного счастья видеть вас. С вашего позволения, я возьму половину из имеющихся здесь ценностей в качестве задатка.
Мы знали, что даже половины за весь рейс было слишком много. Но разве имела смысл арифметика: снова мерещился впереди дом со ставнями, щели которых позолочены солнцем.
В тот же вечер, собрав всех своих, мы рассказали о том, на что удалось уговорить англичан. Ехать решили все, даже креолы, хоть они и побаивались африканских берегов. В самом деле, им на этих берегах нечего было искать или ждать. Каники по такому поводу вынес из трюма две оплетенные бутыли с вином; а чтобы не было тарарама на корабле, нагрузил корзины провизией и отправил всю орду веселиться на берег.
Скоро в ночи светился костер и грохотали палки по сухому дереву – за неимением барабана. Мы тоже туда пошли – только сначала проведали Данду, лежащего без движения на своей койке. Он был плох, совсем плох, ибо Данда, мне было его жаль.
Он был не злой, а только любитель всяческих удовольствий в этой жизни. Без его флейты праздник был не праздник и танцы не танцы.
Мы прихватили с собой на берег и англичан – из предосторожности. Санди все пытался заговорить со мной, но я помогала его дядюшке и Каники договариваться о подробностях предстоящего ремонта. Сколько потребуется древесины на починку, хватит ли корабельного запаса, найдется ли подходящая лесина, чтобы надстроить сломанную мачту? Кум отвечал толковее и со знанием дела: материала достанет, рабочих рук тоже… а потом он отправится на барке на берег, забрать еще кое-кого из людей и раздобыть кое-какие вещи, без которых нельзя обойтись. А также он может отправить письмо в Англию о том, чтобы скоро не ждали и не беспокоились: и подготовка к плаванию, и само плавание займут много времени.
Старик кивал, ответы ему нравились. Он наклонился ко мне:
– Спроси-ка этого парня, а не плюнет ли он на все и не пойдет ли ко мне корабельным плотником? Жалованье положу хорошее и обижать не дам.
Я перевела. Каники не ответил, усмехнулся и посмотрел через нас, через лес, через пятьдесят с лишним миль морской глади, туда, где лежал между горами и морем городок Тринидад. Было в его глазах что-то такое, что заставило англичанина прикусить
Со следующего утра закипела. Мачту вынули из гнезда и осторожно опустили. В лесу вырубили подходящую сосну, ошкурили, на лошадях подтащили к берегу. Любо-дорого было посмотреть, как распоряжался куманек: корабельный плотник на "Леди Эмили" был убит, и Филомено, с топором в руках, с грифелем, засунутым в волосы, указывал каждому его дело. Любо-дорого было и посмотреть, как работают наши негры. Ленивый портняжка Кандонго (одно прозвище чего стоит!) взмок от усердия, потому что старался для себя, так же как и все остальные, и никого не надо было взбадривать и подгонять.
Старик Мэшем все же ворчал: людей не хватало, дела шли не так быстро, как он хотел, и сам он с утра до ночи был занят вместе с остальными. Молодой Мэшем в аврале участия не принимал: у него левая рука висела на перевязи, были отрублены два пальца. Мистер Александр приводил в порядок внутренние помещения судна вместе с женской командой, приданной ему в подчинение. Конопатили и смолили заново борт, о который бился бортом неприятельский корабль – швы не текли, но отпотевали, а это ввиду сезона штормов и предстоящего неблизкого перехода было серьезно. Да и вообще на судне царил разгром, а ни один настоящий моряк не терпит бардака на борту. Аврал и ремонт само собой; но каюты и кладовые прибрали, палубу мыли каждое утро, пушки были начищены и заряжены. По-моему, зря ворчал старший Мэшем.
Старик на другой день после нашего разговора собрал остатки своей команды и объяснил им, в чем дело; а чтобы объяснения вышли доходчивей, захватил с собою кошель и распределил его содержимое между моряками.
– Это задаток, – сказал он. – А когда доберемся до Лондона, ей-богу, ребята, вам будет на что погулять.
Вдобавок к этому он, во упреждение неприятностей, добавил:
– Ребята, не трогайте негров! Их больше, они вооружены, и терять им, сорвиголовам, нечего. Мы их выгрузим в порту Лагоса и забудем; а в карманах будет приятно позванивать. Что лучше? Безо всяких штучек с ними.
Несмотря на это предупреждение, одна неприятность все же произошла, – под конец работ, когда новая мачта была уже установлена в гнездо и стояла голая: снасти на нее поднимали.
Я была внизу с другими женщинами. Надо сказать, меня не так часто звали на помощь: боцман Джаспер Скелк, так же как и другие морские бродяги, умел объясняться на каком-то жаргоне, состоящем из чудовищной смеси всех языков.
Каники не случалось гулять по портовым кабакам, но поскольку основу речи составляли названия снастей, два моряка друг друга понимали. Особого дружелюбия не было и быть не могло. Терпения и незадирания вполне хватало для совместной работы. Однако на работе-то все и произошло.
Слышу на палубе гром, треск, что-то падает на настил, и почти сразу же крики и шум. Я кинулась наверх бегом, чуя недоброе.
Так и есть: обе команды, побросав дела, стоят кольцом у мачты, со всех сторон подбегают отставшие, а в центре этого кольца мой муж с мачете в руках. Сердце так и екнуло: что еще? Но когда я растолкала всех, оказалось не то, что я думала.
На досках лежала какая-то свалившаяся снасть. По одну сторону стоял боцман Джаспер, по другую – Пабло-прыгун, у одного разбита сопатка, у другого под глазом наливается кровоподтек. Стояли, как два петуха, готовые друг на друга кинуться, а Гром держал свое мачете между ними. Казалось, опусти он руку – эти двое кинутся в драку, как по команде. И гвалт стоит страшный. Подбежал Каники, подошли оба Мэшема. Стали разбираться, в чем дело.