Дом Ветра
Шрифт:
Мария ругала его за эту связь, но в тот момент, кроме бурных развлечений и теплой постели, он ни в чем не нуждался. Так он, по всей вероятности, заглушал боль и ничего с собой поделать. Работа отвлекала от грустных мыслей. Ну почему, почему, он не испытывает чувств к Мелани, чего ждет его сердце? Или, вернее, кого? Казалось, вся его жизнь состояла из ожиданий чего-то, чего он не знал.
— Виктор, ты меня не слушаешь, — прощебетала Регина.
Она была великолепна, совсем не стеснялась носить юбки короче принятых, глубокие декольте, ярко красить глаза и курить. Ему нравилось, как она выпускала клубы дыма после занятий любовью, а после того, как
— Я тебя слушаю, — ответил он. — Что еще ты делала на этой неделе?
— Мы с Ароном ездили кататься на яхте, знаешь, заниматься любовью на яхте крайне занимательно, — он тихо рассмеялся, но в тоже время вспомнил другую девушку, хотя не мог понять, кто она.
— Правда, никогда не был на яхте, пока не позволяют средства, — произнес Виктор. — Наверное, вы хорошо развлеклись.
— М-да, — протянула она, — твои средства не так уж скудны, раз мы с тобой здесь.
— Вот оно в чем дело. Я вот все думаю, почему ты выбрала меня? — Виктор отпил вина, внимательно смотря на собеседницу, стараясь найти, как она изменилась в лице.
— Ты честный, страстный и, самое главное, тебе плевать на чужое мнение, — браслеты на ее руках весело зазвенели. — Хотя, наверно, твоя мать была бы в шоке от меня.
— Ей плевать на меня, так же, как и мне на нее, — Виктор не хотел говорить на эту тему, он вообще ни с одной любовницей не говорил о таких вещах.
— Вот это да! — она улыбнулась ему. — Ты и этим меня привлекаешь, ты таинственен. Виктор?
— Да, спрашивай, что хочешь, — Виктор снова впал в меланхолию, о ком он все-таки думает, чей образ так живо рисуется в голове.
— Ты любил? — она поглощала устрицы.
— Нет.
— Все только и говорят, что ты женишься на дочери твоего акционера, — она посмотрела, ожидая его ответа.
— Я не женюсь.
— Почему? — в этот момент Регина была похожа на ребенка, если бы он плохо ее знал, так бы и подумал, но он знал ее настоящую.
— Потому что брак — это гораздо больше, чем уважение и продолжение рода, — честно ответил Виктор. — Мне нужна любовь, такая, чтобы замирало все внутри от счастья.
— Может, поедем, я хочу тебя, — последнее она нарочито подчеркнула, но в ее голосе он услышал разочарование.
— А что, с Ароном Кериваном было плохо? — в его голосе скользил сарказм.
— За четыре часа он успел поиметь меня шесть раз, я думала, умру, — Виктор уже закипал.
— Этот старый козел? Я был другого мнения о нем, — Виктор потер подбородок.
— Не будем о нем, поехали, — она погладила его по руке.
— Поехали, — согласился он.
Они долго занимались любовью, пока оба не почувствовали насыщение и усталость. Упав на смятые простыни, она закурила, а Виктор напряг мозг. Только в очередной раз владея ею, он понял объект своих мыслей. Это была Диана Грандж. Интересно, где эта девочка сейчас? Что с ней? Хотя в ее годы, наверняка, много поклонников. Почему-то от этой мысли он почувствовал себя плохо. Почему ему больно? Может, это потому, что ему не нравится отношение Регины? Он не мог себя понять. Его тянуло к Регине, он не мог расстаться с Мелани, ощущая внутреннюю пустоту из-за ее отсутствия, и отчего-то вспоминал Диану Грандж, которую не видел уже три года.
Что с ним творится?
Примечание к части
Группа: https://vk.com/clubdubo.savanski.dupont
>
Любовь — это все; любовь — сама себе цель.
Вирджиния Вулф. «Флаш: Биографический очерк»
Зима 1923.
Испания после войны — страна далекого прошлого в новом мире. Казалось, время ничего здесь не изменило. Это поняла Глориоса Каталина Франческа де Саргос Даса Мендоса; все звали ее Каталина. И еще она поняла, как отличается ее Мадрид от Лондона: последний производил впечатление огромного мегаполиса, в котором никогда не утихает жизнь.
Сияющие витрины, в магазинах можно найти все, что душе угодно; ароматы, что заполняли узкие улицы, и вид из окна ее отеля захватили дух. Дамы не были так строги, как в Испании, где церковь имела большее влияние на умы людей, где длина юбки доходила до середины икры. Кожа англичанок теперь не отличалась бледностью — они предпочитали загорать и, как сказал Урбино Саргос, ее отец, безвкусно краситься.
Мужчины ей тоже показались другими: они не были так почтительны, как испанцы. Донья Ана выразилась на этот счет так: «Поведение женщины выводит из себя мужчин, поэтому они себя так ведут». Но едкие высказывания не ослабили очарование Лондона.
Утром она распахивала окна «Савойя», смотрела на залитый зимним солнцем город. Тетя Ана причитала, что она простудится, но разве это могло ее остановить? Так хотелось постоянно дышать воздухом этого чудного города. Днем она покупала в магазинах все, что ей нравилось, несмотря на неодобрительные возгласы старой дуэньи. Вечером она в одиночестве просматривала покупки и прятала их от Урбино. Тот даже и не думал, что кто-нибудь из здешних мужчин будет надсмехаться над ним и заинтересуется его дочерью. Там, в Мадриде, у нее остался жених из знатной семьи, наследник огромного поместья. Разве от этого Каталина сможет отказаться?
Каталина была из богатой знатной семьи и замуж должна была выйти за такого же человека. Она была строго воспитана в монастыре и совсем не знала мира за его стенами. Испания ослабла после войны — самая слабая страна Антанты, с хилой армией и обществом раздираемым противоречиями. Страна не воевала, и продовольствие, что поставляла союзникам, не было оценено.
В последнее время поместье отца было в упадке, и тогда, несмотря на отговорки жены Леноры, он все же решился съездить в Лондон, чтобы посмотреть, как люди живут. Ленора не хотела, чтобы он брал с собой дочь, но та стала капризничать, и ее отец согласился. Он не мог обидеть любимую дочурку.
Лондон ему совсем не понравился, да и его обитали, по его мнению, были слишком высокомерны. Урбино не отпускал свою дочь никуда одну, и Каталина ни с кем не разговаривала, хотя знала английский; она только смотрела город и злилась на отца, понимая, что такое поведение невозможно. Лондон — это город свобод.
Мать пугалась ее вспыльчивой, страстной природы, считая, что это не доведет до добра, поэтому держала дочь в строгости. Сама Каталина считала это проявлением слабости, она хотела сделать хоть что-нибудь для мира, но ее тесный мирок считал такое поведение недопустимым. «Женщина должна следить за удовольствиями своего мужа!» Она восхищалась Сальвадором Дали, но ее строгая семья надсмехалась над этим. «Что за доисторические времена!» — возмущалась она. В двадцать лет все воспринимается остро.