Домбайский вальс
Шрифт:
Настроение повсюду было праздничное, пели песни, плясали, как во время демонстрации. Одним словом, ликовали. Обедать пришлось тем же, что было приготовлено военно-полевой кухней: щи да каша пища наша - на том стояла, стоит и будет стоять русская земля. Ещё девчата на Руси солдат любят. Обступили Василька и ну его расспрашивать. А от него приятно пахнет военной амуницией заманчивого цвета сельского болота и кирзовыми сапогами. А на голове у него шапка на рыбьем меху. Уши назад завязаны.
– Ты откуда такой молоденький?
– Мы-то?
–
– Рязанские мы.
– Это у вас едят пироги с грибами?
– Ага! Их едят, а они глядят.
– Ишь ты! Какой весёлый и симпатичный. Нравится тебе тут?
– А как же! Знамо дело, нравится. Весело у вас, и красота вокруг несусветная. У нас под Пятигорском, где наша часть расквартирована, тоже природа хорошая, но не сравнить, как здесь.
– Так ты что, теперь обратно поедешь?
– А какжить? Служба есть служба.
– Ночью-то не замёрз, один? Ха-ха-ха!
– Не. В мешке тёпло.
– Его поселили на место Кролика.
– Только зайцем пованивает. Я зайца носом чую.
– Ты что, охотник?
– Ой, я до девок большой охотник.
– А то оставайся на денёк, будем с тобой дружить. У нас сегодня будет праздник. Наша турбазовская врачиха Светка напишет справку, что тебе срочно потребовался постельный режим. Ха-ха-ха! Вдвоём.
– Мы не против, - сказал Василёк, улыбаясь понятливо.
Директор турбазы Левич чувствовал себя именинником, пребывал на седьмом небе и не собирался оттуда слезать. Он поручил Солтану вернуть в альплагерь "Домбай" спальные мешки и шерстяные одеяла, покуда они ещё не украдены. А потом объявить по турбазе, что сегодня будет торжественный ужин, а после концерт художественной самодеятельности и танцы. Левич не находил себе покоя и замучил Солтана поручениями.
– Возьми моего "козла" и смотай в Черкесск. Купишь там под отчёт три ящика "Игристого Цымлянского".
– А хватит?
– усомнился Солтан.
– Хватит, хватит. Экономика должна быть экономной.
Солтан торопился: успеть бы. Он опасался, заведётся ли "козёл" на таком морозе. Решил погреть ему тихонько пузо картера паяльной лампой. "Козёл" стоял на ремонтной яме, Солтан спустился вниз по крутым ступенькам, подкачал поршнем насоса лампу, как примус, чтобы добиться избыточного давления. Налил немного в корытце бензина и поджёг его зажигалкой. Дождался, пока прогреется горелка и из неё покажется скачущее пламя. Открутил на четверть оборота вороток валика-регулятора, в эжектор рванулась под напором тонкая струя бензина, пламя из горелки вытянулось жёлтым языком, и лампа зашумела, загудела. И Солтан стал осторожно греть горячим воздухом масляный картер, не касаясь пламенем днища "козла", чтобы не повредить антикоррозийную защиту. И вот, "козёл", удовлетворённый таким приятным уважительным обхождением, завёлся. Что тут удивительного? А то, что и раньше ему грели пузо, а он упрямился и ни в какую. Видно, понял, что у людей сегодня праздник.
Солтан
Порфирий, по прозвищу Фира, носился сломя голову по поляне, забегал на турбазу и без конца щёлкал фотокамерой ФЭД-1 (Феликс Эдмундович Джержинский), содранной, как водится, со знаменитой немецкой "лейки" на Харьковском машиностроительном заводе с участием колонии беспризорных с целью их трудового перевоспитания.
И тут Порфирий обнаружил того, кто засветил ему в глаз, и пошёл с ним на сближение. Иван Краснобрыжий понял, что сейчас будет драка. И ринулся её предотвратить. Порфирий размахнулся и обнял своего обидчика. Тот ответил адекватно. Иван так и сел, одуревши. Что-то здесь не так, ребята.
– Я тя прощаю!
– сказал Порфирий.
– И я тя!
– А как твоя девушка?
– Нормально. Мы решили пожениться.
– Правда? Вот здорово! Когда?
– Токо что. Я ей сказал: давай поженимся. Она мне в ответ: давай, я на всё теперь согласная.
– Иди ты! Я тя поздравляю!
– И я тя.
Юрий Гаврилович Лесной, похожий на Пьера Безухова, взялся организовать концерт художественной самодеятельности и выступить на нём в роли конферансье, используя свой профессиональный опыт.
Домбайская поляна готовилась к балу.
XIII
Девушки доставали из рюкзаков смятые юбки, блузки; давно нечищеные туфли-лодочки; рисовую пудру; духи "Красная Москва", содранные, как водится, с французской "Шанели" на Московской парфюмерной фабрике "Свобода"; щипцы для завивки волос; маникюрные ножнички; красный лак для ногтей, пахнущий ацетоном; тушь для ресниц и щёточки (не дай бог комочек на ресничке!), чтобы ресницы кверху загнуть; золотые серёжки в виде колечек и сердечек. И верещали, как воробьи. И цвели, как розы, очаровательными праздничными улыбками.
Мужчины брились и поправляли височки. У кого были опасные бритвы Solingen, старательно наводили их на поясном ремне. Другие брились безопасными бритвами-станками, содранными, как водится, с немецких образцов фирмы Gillette. Третьи брились электробритвой "Харькiв", выпускаемой Харьковским заводом электротехнической аппаратуры.
Наверное, хватит уж без зазрения совести уличать советских производителей бытовой техники и ширпотреба в невинном воровстве. Зато мы делаем ракету, и лучше наших танков нету. И повсеместно наши - "калаши". Мы перекрыли Енисей. А также в области балета мы впереди планеты всей, как пел умница Юра Визбор.