Домбайский вальс
Шрифт:
– Пролетарии и пролетарки усех стран - присоединяйтесь!
– И прощёлкал соловьём. Здорово похоже.
Академик Неделя отчётливо и густо проговорил:
– Наступает исторически-критический момент.
Как всегда, в его словах не проглядывалось дно, и было непонятно: он издевается или говорит на самом деле.
Левич растерялся. Такого крутого поворота он никак не ожидал. От растерянности он задал риторический вопрос:
– Да, но как же быть с трёхразовым горячим питанием?
В ответ
– Хрен с ним! Обойдёмся сухомяткой!
– Можно готовить на костре.
– Хлеб всему голова.
А один, маленький, плюгавенький, рыжий конопатый, тот самый Петруша, повстречавшийся однажды Левичу, Лашуку и Шувалову, когда те делали обход Домбайской поляны, прокричал весело:
– Гражданин начальник! Вспомните про ВПК.
Левич нахмурился, сморщив лицо, он плохо расслышал и устал.
– Что-что? Я не понял. Повторите, пожалуйста. Причём здесь военно-промышленный комплекс?
– Не военно-промышленный комплекс, - продолжал настаивать Петруша снисходительно, а военно-полевая кухня. У нас, на Дону, как картошки поспеют, все заводы и фабрики становятся шефами. И всех на три дня посылают на картошку. А военный округ выделяет ВПК.
– Это идея!
– оживился Левич и поднял указательный палец вверх, нацелив его на потолок.
– Надо будет этот вопрос провентилировать. Солтан, поручаю тебе связаться со штабом Южного военного округа.
– Далее он продолжил раздумчиво, более миролюбиво и менее воинственно: - Ну, что ж, товарищи, я вижу, что предложение товарища Краснобрыжего, поддержанное Юрием Гавриловичем, многих задело за живую нитку. Это говорит о многом. Признаться, для меня это неожиданно, но очень приятно и ко многому вдохновляет. Думаю, будет правильно и по-партийному, если поставить этот животрепещущий вопрос на голосование.
Кто-то из зала предложил, видно, был опытен в подобных делах:
– Тогда сначала надо избрать счётную комиссию. Предлагаю избрать её из меня, плюс Зинка Перльштейн.
Зал в очередной раз оживился. Кто-то сказал: "Ха-ха!". Другой кто-то возразил: "Число членов комиссии должно быть нечётным, предлагаю себя третьим". Левич проявил политическую волю и пренебрёг мнением подавляющего меньшинства.
– Кто за то, чтобы поддержать предложение Ивана Краснобыжего, прошу поднять руки вверх.
Стремительно вырос лес рук. Перльштейн выскочил из-за стульев, как чёрт из табакерки, и поднял обе руки, как будто он сдаётся в плен.
– Кто против?
– продолжал невозмутимо гнуть свою линию Левич, обводя глазами притихший зал, освещаемый трёхлинейными керосиновыми лампами "Летучая мышь". На озарённый потолок ложились тени.
Не выросло ни одной руки, которая была бы против. Все сидели молча и тревожно, как будто в рот воды набрали.
– Кто воздержался?
– спросил Левич, понимая, что этот вопрос уже лишний и нужен лишь для проформы.
Но на этот он раз ошибся. Вдалеке, в задних рядах, выросла одна дрожащая рука, согнутая в кисти, похожая на кобру, одурманенную неумолимым взглядом факира. То была рука старшего экономиста планового отдела Шахтостроительного управления Тырныаузского молибдено-вольфрамового комбината Якова Марковича Кролика. Но никто этой руки не заметил. И это был единственный грустный штрих в картине социалистического реализма зарождающегося гражданского подвига.
–
Все стали подниматься со своих мест, скрежеща стульями по полу.
– Товарищи, товарищи! Минуточку внимания!
– возвысил голос Иван Краснобрыжий.
– Пока вы все не разбрелись по своим холодным палатам, как крысы по норам. Натан Борисович, - обратился он к Левичу, - я думаю трошки, что всех желающих принять участие в ударной работе, надо разделить на три отряда под началом инструкторов. Один отряд - на дрова, другой - на теплотрассу и третий - на дизеля. В третьем берусь исполнять роль начальника штаба. Дровяным отрядом пусть командует Зинур, это само собой.
– Девушки сразу заверещали вместе и поврозь: я к Зинуру, я к Зинуру.
– На дизельный отряд предлагаю Тониса. А теплотрасса достаётся Юре Яшину. Прошу тебя, Натан Борисович, как главнокомандующего утвердить эту диспозицию высочайшим повелением.
У Левича на душе поскреблись кошки, их, самолюбивых, задело за живое, что Иван так нахально захватил в свои руки бразды правления потешным сражением. Но директор турбазы "Солнчная Долина", сознавая свою высокую персональную ответственность, быстро сообразил, что теперь не время надувать щёки, и произнёс шутливо-серьёзно, наложив устную резолюцию, как будто он был император Пётр Великий:
– Быть по сему!
Большинство засмеялось, огоньки в "Летучих мышах" заколебались, а подавляющее меньшинство, в лице вездесущего, надоевшего всем Зиновия Перльштейна, пропело козлиным голосом:
Когда ты весел, с тобою счастье вместе,
И всё вокруг тебя цветёт - земля и небосвод.
С любой работой справляешься легко ты,
И всё тогда тебя зовёт - смелей вперёд!
После этого все разошлись, зал опустел, лампы погасли, мигнув напоследок огоньками, холод снова проник в клуб, и работа забурлила.
XII
На дровяном и теплотрассном направлениях фронта работа закипела сразу же, ибо время не могло ждать. Мороз, на ночь глядя, усилился и вгрызался всё глубже в землю, пытаясь схватить ледяными клещами трубы вместе с водою, пока ещё в них стоявшей. Отряд Зинура, пополнившийся влюблёнными до потери сознания девушками из турбазы "Солнечная Долина", вытянулся цепью вдоль дороги, начиная от поленницы дров в альплагере "Красная Звезда" и кончая обрадовавшейся котельной. Наблюдалось игривое чередование: первым у поленницы стоял спасатель с горящим фонариком во лбу, метрах в трёх от него стояла девушка, образуя начало цепи; за ней, на таком же расстоянии, снова спасатель с фонарём; за ним снова девушка - и так вплоть до котельной, возле которой постепенно росла куча красивых и вкусных мёрзлых дров. Огоньки на шлемах спасателей весело играли, как в рассказе Короленко, только здесь была не река, а Домбайская поляна.
В фонариках спасателей не было особой нужды, потому что дневной туман испарился, небо очистилось, вышла полная луна, затмившая своим волшебным светом мерцание обиженных звёзд, и горы осветились таким сказочным серебряным светом, что у девушек перехватило дыхание. Но фонарики не отключались, чтобы сверкать бриллиантами в девичьих прекрасных глазах. Если у девушек не хватало сил или сноровки поймать и перебросить полено дальше по цепи, ей галантно разрешалось эту несложную передачу выполнить пешим ходом от одного спасателя к другому, с переноской полена, с прижатием его к своей чудной груди наподобие сосущего младенца.