Домби и сын

Диккенс Чарльз

— Стало быть, сэръ, одной цли вы достигли. A если вздумаете къ ней возвратиться…

— Можетъ ли м-съ Домби допустить мысль, что я осмлюсь въ чемъ бы то ни было поступать наперекоръ ея запрещенію! — воскликнулъ Каркеръ, подвигаясь ближе. — Можетъ ли м-съ Домби, не обращая вниманія на мое несчастное положеніе, ршительно считать меня въ такой степени нераздльнымъ отъ моего повелителя, чтобы оказывать мн великую и упорную несправедливость?

— Сэръ, — возразила Эдиь, устремивъ на него мрачный взглядъ и говоря съ возрастающимъ одушевленіемъ, отъ котораго ярко зардлось все ея лицо, раздулись гордыя ноздри и вытянулась во всю длину алебастровая шея. — Зачмъ и какъ вы осмлились говорить

мн о моей любви и обязанностяхь къ моему мужу и повторять тысячу разъ, что я счастлива и горжусь этимъ замужествомъ? Какъ вы осмлились оскорблять меня, когда вамъ извстно, какъ нельзя лучше, что вмсто любви между нами отвращеніе и ненависть, и что я презираю его почти столько же, какъ сама себя за то, что я его жена. Я оказываю вамъ несправедливость?! Да если бы я захотла отдать справедливость пытк, которую вы заставляли меня чувствовать, я бы васъ задушила! Зачмъ, о, зачмъ вы являлись на мои глаза съ этимъ гнуснымъ лицемріемъ, которымъ проникнута вся ваша натура?

— Какъ зачмъ?

Если бы м-съ Домби не была ослплена своимъ гнвомъ, гордостью и самоуничиженіемъ, она бы прочла удовлетворительный отвтъ на его лиц. М-ръ Каркеръ теперь, какъ и прежде, пришелъ именно затмъ, чтобы довести ее до этого признанія.

Ослпленная Эдиь не замтила этого отвта, да и не заботилась о немъ. Она видла только свое униженіе и борьбу, которую вытерпла и должна была терпть впереди. Занятая исключительно этой мыслью, она съ неистовствомъ выдергивала перья изъ крыла какой-то прекрасной и рдкой птицы которое служило ей вмсто вера, висвшаго отъ ея руки на золотой цпочк.

Каркеръ не ороблъ, не смшался отъ ея взора, но стоялъ передъ нею вкопанный съ видомъ человка, рчь котораго, и рчь весьма длинная, была впереди. Онъ молчалъ до тхъ поръ, пока совсмъ не прекратились вншнія проявленія ея гнва. Наконецъ, когда перья, вс до одного, были разбросаны по полу, онъ повелъ свою рчь плавно и стройно, смотря прямо въ ея огненные глаза.

— Я знаю, м-съ, и давно зналъ, что не имю счастья пользоваться вашей благосклонностью, и зналъ я, за что. Да. Я зналъ, за что. Вы говорили со мной откровенно, и ваше лестное довріе, можно сказать…

— Довріе! — повторила Эдиь съ презрніемъ. Каркеръ пропустилъ восклицаніе мимо ушей.

— … сваливаетъ съ моихъ плечъ тяжелое бремя. Теперь мн нтъ надобности притворяться. Да, я видлъ съ перваго раза, что съ вашей стороны не было никакой привязанности къ м-ру Домби, да и могла ли она существовать между такими различными натурами? И видлъ я потомъ, что въ груди вашей родились чувства сильне простого равнодушія, — могло ли быть иначе, подъ вліяніемъ обстоятельствъ, которыя васъ окружали? Но поставьте себя на мое мсто и скажите, долженъ ли я былъ, въ томъ или другомъ случа, сообщать вамъ свой настоящій образъ мыслей объ этомъ предмет?

— A должны ли вы были, — возразила Эдиь, — притворяться, что имете совсмъ другой образъ мыслей, и съ безстыдной наглостью навязывать его мн при каждомъ свиданіи?

— Да, я принужденъ былъ къ этому. Если бы я поступилъ иначе, и позволилъ себ отступить въ чемъ-нибудь отъ принятаго плана, мн бы никогда не говорить съ вами такимъ языкомъ. И я предвидлъ — кому же, какъ не мн это предвидть, когда, по долговременному опыту, я знаю м-ра Домби лучше самого себя? — я предвидлъ, что если вашъ характеръ не окажется со временемъ столь же уступчивымъ и покорнымъ, какъ характеръ его первой жены, чему, впрочемъ, я никогда не врилъ…

Гордая улыбка давала основательный поводъ замтить, что послдняя фраза можетъ быть повторена.

— Да, этому я ршительно никогда не врилъ… Итакъ, посл всего этого я предвидлъ, что наступитъ, вроятно, время, когда мой образъ дйствій можетъ, безъ

сомннія, пригодиться…

— Кому же онъ пригодится? — прервала Эдиь съ нетерпніемъ.

— Вамъ, — отвчалъ Карперъ, — да, вамъ. Не хочу прибавлять — и самому мн, по крайней мр, въ томъ отношеніи, что теперь я могу себя освободить даже отъ ограниченныхъ похвалъ м-ру Домби, изъ опасенія оскорбить особу, которая питаетъ къ нему ршигельное отвращеніе и презрніе.

Послднія слова были произнесены съ разстановкой и съ особеннымъ эффектомъ.

— Это очень благоразумно съ вашей стороны, — сказала Эдиь, — освобождать себя отъ ограниченныхъ похвалъ и говорить презрительнымъ тономъ даже о немъ, между тмъ какъ вы — его главный совтникъ и льстецъ. Это длаетъ вамъ честь.

— Совтникъ — да, льстецъ — нтъ! — сказалъ Каркеръ. — Маленькая осторожность не вредитъ никому и полезна для многихъ. Свтъ вообще помшанъ на интересахъ и приличіяхъ, которые очень часто препятствуютъ намъ обнаруживать истинныя чувства. Бываютъ компаніи, основанныя на интерес и приличіи, дружескія связи на интерес и приличіи, торговыя сдлки на интерес и приличіи, супружества, основанныя на интерес и приличіи, и такъ дале. Все это бываетъ сплошь да рядомъ, м-съ Домби.

Эдиь закусила губы, но ни въ чемъ не измнила сврей наблюдательной позы. Каркеръ слъ теперь подл нея и продолжалъ съ видомъ глубочайшаго уваженія.

— Позвольте, м-съ, говорить съ вами искренно, какъ человку, который готовъ посвятить всего себя вашимъ услугамъ. Разумется, совершенно въ порядк вещей, если леди, съ вашимъ умомъ и талантами, считала возможнымъ измнить въ нкоторыхъ отношеніяхъ характеръ своего суируга и отлить его въ лучшую форму.

— Для меня, сэръ, это было вовсе не въ порядк вещей, — возразила Эдиь. — Этого никогда я не ожидала, и y меня вовсе не было такого намренія.

Ея гордое неусграшимое лицо показывало ясно, что она отнюдь не намрена носить маски, и готова показать себя во всемъ такою, какова она есть, не заботясь о мнніи, какое могли о ней составить.

— По крайней мр, — продолжалъ Каркеръ, — вы могли надяться, что, сдлавшись женою м-ра Домби, вамъ можно будетъ жить, не унижаясь передъ нимъ и не приходя въ такія непріятныя столкновенія. Но, сударыня, вы не знали м-ра Домби, когда такъ разсуждали (если только разсуждали). Вы не знали, что при своей непомрной взыскательности и гордости, онъ въ то же время — рабъ своего собственнаго величія, и что, запряженный въ свою торжественную колесницу, онъ слпо и сломя голову идетъ впередъ, не видя ничего за собою и не заботясь узнать, есть ли что на свт, кром его фирмы.

Черезъ зубы м-ра Каркера просвчивалось неимоврное презрніе, когда онъ продолжалъ дале рекомендацію своего патрона:

— М-ръ Домби, могу въ этомъ уврить, уважаетъ васъ не боле какъ и меня. Сравненіе, конечно, странное, но совершенно справедливое. М-ръ Домби, съ высоты своего величія, просилъ меня — это я слышалъ своими собственными ушами вчера иоутру — просилъ, чтобы я былъ его посредникомъ при васъ. Онъ очень хорошо знаетъ, что одинъ мой видъ крайне непріятенъ для васъ, но для того-то именно онъ и выбралъ меня, разсчитывая, что такое посольство будетъ наказаніемъ для его супруги. Я не могъ и не долженъ былъ высказывать ему своихъ мнній. По его понятіямъ, я не боле, какъ купленный рабъ, y котораго нтъ своей воли, и который, слдовательно, не сметъ отказываться ни отъ какихъ порученій; но ему не приходитъ и въ голову, что, длая этого раба посредникомъ при своей супруг, онъ оскорбляетъ вмст съ тмъ и свою собственную честь. Да и что значитъ для него его супруга, когда онъ заране осмлился грозить ей этимъ посольствомъ? Вы, конечно, не забыли, м-съ, въ какомъ тон говорилъ онъ объ этомъ.