Домби и сын
Шрифт:
Оставшись опять одинъ въ своей комнат, м-ръ Каркеръ принялся за дла и проработалъ цлый день. Онъ принималъ постителей, пересматривалъ документы, обозрвалъ снаружи, вдоль и поперекъ, колеса и пружины меркантильной машины, и мысль его во время этихъ занятій ни на минуту не уклонялась въ сторону отъ обдуманнаго плана. Наконецъ, когда на письменномъ стол не оставалось боле ни одного клочка дловой бумаги, м-ръ Каркеръ еще разъ погрузился въ глубокое раздумье.
Онъ стоялъ на своемъ обыкновенномъ мст и въ своей обыкновенной поз, уставивъ глаза на коверъ передъ каминомъ, когда вошелъ въ комнату его братъ съ
— Зачмъ ты приходилъ сюда, Джонъ Каркеръ?
Его братъ указалъ на письма.
— Странно, любезный, ты ходишь сюда каждый день и ни разу не освдомишься о здоровьи нашего хозяина.
— Сегодня поутру говорили въ контор, что м-ръ Домби поправляется, — отвчалъ братъ.
— Какая, подумаешь, кроткая овечка! — улыбаясь возразилъ приказчикъ. — Если бы этакъ м-ръ Домби схватилъ горячку или, чего добраго, отправился на тотъ свтъ, ты, конечно, мой милый, стосковался бы съ печали: не такъ ли?
— Я былъ бы очень огорченъ.
— Онъ былъ бы огорченъ! — возразилъ приказчикъ, указывая на брата, какъ будто тутъ стоялъ еще человкъ, къ которому онъ обращался. — Онъ былъ бы очень огорченъ! Ай да братецъ! И эта ветошь, эта гадина, прибитая носомъ къ стн уже чортъ знаетъ сколько лтъ и чортъ знаетъ для чего, тоже хвастается своей преданностью, благодарностью, уваженіемъ и, пожалуй, самоотверженіемъ! И ты думаешь, любезный, что, вотъ такъ теб и поврятъ!
— Я ни въ чемъ тебя не увряю, Джемсъ. Будь, ради Бога, справедливъ ко мн, какъ и къ другимъ. Ты предлагаешь вопросъ, и я отвчаю; это, кажется, въ порядк вещей.
— И теб точно не на что пожаловатьсн, мокрая ты курица! — закричалъ приказчикъ съ необыкновенной запальчивостью. — Гордое обхожденіе тебя не раздражаетъ, глупые капризы, надутая важность, дерзкіе выговоры, упреки, — все это теб ни по чемъ! Да кой чортъ! человкъ ты или мышь?
— Было бы очень странно, если бы два человка, прожившіе вмст цлые годы и поставленные въ отношеніи одинъ къ другому какъ начальникъ и подчиненный, не находили другъ въ друг какихъ-нибудь поводовъ къ неудовольствіямъ, особенно если взять въ разсчетъ предубжденіе ко мн м-ра Домби. Но кром того, что моя исторія здсь…
— Его исторія здсь! — воскликнулъ Джемсъ. — Это твой всегдашній конекъ. Ну, продолжай!
— Кром того, что моя здшняя исторія обязываетъ меня собственно быть благодарнымъ, я увренъ, что во всемъ торговомъ дом не найдется ни одного человка, который бы не находилъ повода къ признательности. Не думай, братъ, чтобы здсь оставались хладнокровными къ судьб м-ра Домби; совсмъ напротивъ, несчастное приключеніе съ почтеннымъ представителемъ фирмы огорчило боле или мене каждаго изъ насъ.
— Да, y тебя особыя причины быть благодарнымъ! — воскликнулъ Джемсъ презрительнымъ тономъ. — Глупецъ! неужели ты не видишь, зачмъ ты удержанъ въ этой контор? Ты ни больше, ни меньше, какъ дешевый урокъ для всей остальной сволочи и вмст великолпнйшій образчикъ милосердія Домби и Сына, которымъ очень нужны такіе образчики для увеличенія кредита.
— Я думаю, напротивъ, — отвчалъ братъ кроткимъ тономъ, — что
— По какимъ это, интересно бы знать? Ужъ не по чувству ли христіанскаго милосердія и любви къ ближнему? Глупецъ!
— Послушай, Джемсъ. Хотя узы братства между нами разорваны давнымъ-давно…
— Кто же разорвалъ ихъ, почтеннйшій?
— Я, дурнымъ поведеніемъ. Я ни въ чемъ не обвиняю тебя.
— Это очень мило съ твоей стороны не обвинять меня, — возразилъ главный приказчикъ, выставляя на показъ свои блистательные зубы. — Ну, продолжай!
— Хотя узы братства, говорю я, давно разорваны между нами, однако я убдительно прошу не осыпать меня безполезными упреками и не перетолковывать моихъ словъ. Я хотлъ только замтить, что несправедливо было бы съ твоей стороны предположеніе, что только ты одинъ лично уважаешь м-ра Домби, хотя, разумется, ты боле всхъ насъ имешь причинъ дорожить благосостояніемъ фирмы: ты поставленъ здсь выше всхъ, удостоенъ полной довренности, обогащенъ и осыпанъ всми милостями, и м-ръ Домби обходится съ тобою, какъ съ товарищемъ и другомъ. Но, при всемъ томъ, я нравственно убжденъ и повторяю еще, что вс здсь уважаютъ представителя фирмы.
— Ты лжешь! — закричалъ приказчикъ, вспыхнувъ отъ гнва. — Ты подлый лицемръ, Джонъ Каркеръ, и я повторяю, что ты лжешь!
— Остановись, Джемсъ! что ты разумешь подъ этими обидными словами?
— A вотъ видишь ли, любезный, что я подъ этимъ разумю, — отвчалъ приказчикъ, показывая брату оконечность указательнаго пальца. — Ты можешь сколько теб угодно надвать маску подлйшаго лицемра, я вижу тебя насквозь и знаю наизусть свычаи и обычаи всей конторской сволочи. Нтъ здсь ни одного человка, отъ меня до послдняго молокососа, который бы сколько-нибудь уважалъ хозяина этихъ заведеній. Вс ненавидятъ Домби и втихомолку посылаютъ ему тысячи чертей. Чмъ кто ближе къ его милостямъ, тмъ ближе къ его нахальству. Вс и каждый удаляются отъ него по мр приближенія къ нему, и будь y кого побольше смлости, тотъ открыто возсталъ бы противъ этого гордеца. Вотъ какой здсь законъ!
Джонъ, начинавшій, въ свою очередь, горячиться, до того былъ теперь изумленъ послдними словами брата, что нсколько времени не могъ выговорить ни слова.
— Не знаю, — сказалъ онъ наконецъ, приходя мало-по-малу въ себя, — не знаю, кто такъ неудачно принялъ на себя трудъ нашептывать теб вс эти небылицы, и не понимаю, зачмъ именно меня, a не другого кого ловишь ты на удочку… Не запирайся, я очень хорошо вижу, что ты испытываешь меня и вывдываешь. Твое обращеніе и манеры, совсмъ теб несвойственныя, ясно подтверждаютъ это. Но какъ бы то ни было, ты обманутъ, Джемсъ Каркеръ.
— Разумется, я очень хорошо знаю, что обманутъ.
— Только не мною, въ этомъ можно присягнуть. Обманываютъ тебя или шпіоны, если оии y тебя есть, или собственныя мысли и подозрнія.
— У меня нтъ подозрній, — съ живостью возразилъ главный приказчикъ. — Мои догадки — достоврность. У всхъ васъ одна и та же псня. Вс вы — низкія, презрнныя, гадкія собаки, воете на одинъ тонъ и виляете однимъ хвостомъ. Знаю я васъ!
Джонъ Каркеръ удалился, не сказавъ ни слова, и затворилъ дверь. Главный приказчикъ пододвинулъ къ камину стулъ и началъ тихонько разгребать уголь кочергой.