Домби и сын
Шрифт:
— Самыя доски, по которымъ она ходила, — бормоталъ капитанъ, разсматривая съ нжнымъ умиленіемъ ея унылое лицо, — бдный Вальтеръ цнилъ высоко, такъ высоко, какъ жаждущій олень источники водные. Вижу его, какъ теперь, за столомъ y дяди въ тотъ самый день, когда только что его записали въ конторскія книги Домби и Сына; какъ онъ говорилъ тогда о ней! Боже мой, какъ онъ говорилъ! Лицо его рдло, какъ маковъ цвтъ, и глаза покрывались скромною росою! Да, прекрасный былъ юноша! Ну, a если бы теперь онъ былъ здсь, высокорожденная барышня-двица, то есть, если бы онъ мотъ быть здсь… но онъ утонулъ, бдный Вальтеръ, не правда ли?
Флоренса покачала головой.
— Да, да, онъ утонулъ, — продолжалъ капитанъ. — Что бишь я началъ говорить? Такъ вотъ, если бы онъ былъ здсь, онъ сталъ бы просить васъ,
Флоренса, изъ угожденія капитану, начала кушать. Капитанъ между тмъ, забывая, по-видимому, собственный обдъ, положилъ свой ножикъ и вилку и пододвинулъ свой стулъ къ дивану.
— Вальтеръ былъ красивый мальчикъ, не правда ли, моя радость?
Флоренса согласилась, и капитанъ сидлъ молча нсколько минутъ, опустивъ подбородокъ на свою руку. Глаза его неподвижно были обращены на гостью.
— И вдь онъ былъ храбрый юноша, моя гадость, не такъ ли?
Флоренса отвчала слезами.
— И вотъ, моя красавица, онъ утонулъ, — продолжалъ капитанъ растроганнымъ голосомъ. — Такъ или нтъ?
Флоренса продолжала плакать.
— Онъ былъ постарше васъ, высокорожденная барышнядвица; но сначала вдь вы оба были дтьми, не правда ли?
Флоренса отвчала — да!
— A теперь утонулъ бдный Вальтеръ, утонулъ, и нтъ о немъ ни слуху, ни духу; не такъ ли?
Повтореніе этого вопроса было любопытнымъ источникомъ утшенія, но только, казалось, для одного капитана, такъ какъ онъ одинъ безпрестанно возвращался къ этой тем. Флоренса отодвинула отъ себя свой непочатый обдъ, и, облокотившись на диванъ, подала капитану свою руку, чувствуя, что она противъ воли опечалила своего друга. Капитанъ между тмъ, пожимая ея руку съ какою-то особенного нжностью, забылъ, повидимому, и обдъ, и аппетитъ своей гостьи, и почтенное чело его проникалось больше и больше сочувственною мыслью. Еще и еще повторялъ онъ: "Бдный Вальтеръ! милый Ваяьтеръ! Да, онъ утонулъ. Не правдали?" — И непремнно хотлось ему, чтобы Флоренса отвчала на этотъ безконечный вопросъ; иначе, казалось, оборвалась бы цпь его оригинальныхъ размышленій.
Курица и сосиски простыли, и яичный соусъ застылъ до послдней степени густоты, прежде чмъ добрый капитанъ припомнилъ, что они сидли за столомь; но, разъ обративъ вниманіе на этотъ пунктъ, онъ принялся за свои блюда вмст съ Діотеномъ, при помощи котораго роскошный пиръ быстро подошелъ къ желанному концу. Когда Флоренса начала убирать со стола, выметать очагъ и приводить въ порядокъ мебель маленькой гостиной, восторгъ и удивленіе капитана могли сначала равняться только горячности его протеста противъ этой хлопотливости молодой двушки, a потомъ мало-по-малу эти чувства возвысились до такой степени, что онъ самъ ничего не сталъ длать и только съ безмолвнымъ изумленіемъ смотрлъ на Флоренсу, какъ на прекрасную волшебницу, которая каждый день совершаетъ для него эти чудеса; при этомъ красный экваторъ на чел капитана запылалъ съ новой силой, выражая его неописуемое удивленіе.
Но когда Флоренса, продолжая хозяйственныя хлопоты, сняла съ каминной полки его трубку и попросила его курить, добрый капитанъ былъ до того ошеломленъ этимъ неожиданнымъ вниманіемъ, что нсколько минутъ держалъ чубукъ такимъ образомъ, какъ будто эта рдкость первый разъ попалась въ его руки. Потомъ, когда Флоренса вынула изъ комода бутылку съ ромомъ и приготовила для него совершеннйшій стаканъ грогу, поставленный передъ нимъ на маленькомъ столик, его носъ, всегда румяный, поблднлъ какъ алебастръ, и онъ почувствовалъ себя на седьмомъ неб. Упоенный этимъ блаженствомъ, невиданнымъ и неслыханнымъ до той поры, капитанъ машинально набилъ трубку, и лишь только протянулъ свою лапу къ фосфорнымъ спичкамъ, Флоренса, къ довершенію его изумленія, уже держала надъ табакомъ зажженную бумагу, такъ что онъ не имлъ ни времени, ни силы предотвратить этой услуги. Когда, наконецъ, Флоренса, посл всхъ этихъ хлопотъ, заняла свое мсто на диван и принялась смотрть на него съ граціозной, любящей улыбкой, капитань увидлъ очень ясно, что сиротствующее сердце молодой двушки обращалось
Способъ, употребленный имъ для увренія, что причина этихъ слезъ лежала сокровенною въ самой трубк, которую для этой цли онъ осматривалъ со всхъ сторонъ, ревизуя преимущественно чубукъ, былъ истинно забавенъ и достоинъ кисти художника. Когда, наконецъ, трубка была осмотрна и исправлена, капитанъ мало-по-малу пришелъ въ, состояніе покоя, приличнаго исправному трубокуру. Онъ сидлъ съ глазами, неподвижно обращёнными на Флоренсу, и, сіяя лучезарнымъ счастьемъ, пускалъ по временамъ и отдувалъ отъ себя маленькія облака, которыя, выходя изъ его рта, казались ярлыками съ надписью: "Утонулъ, бдный Вальтеръ, утонулъ; не правда-ли?" — И процессъ куренія возобновлялся опять до тхъ же ярлыковъ.
Трудно представить контрастъ разительне того, который существовалъ между Флоренсой въ ея нжной юности и красот и капитаномъ Куттлемъ съ его сучковатымъ лицомъ, неуклюжимъ туловищемъ и басистымъ голосомъ; при всемъ томъ во многихъ вещахъ, особенно въ невинной простот и въ незнаніи условій жизни, они похожи были другъ на друга, какъ дв капли воды. Никакой ребенокъ нe могъ превзойти капитана въ совершеннйшей неопытности относительно всхъ длъ на свт, кром втра и погоды, въ простот, легковріи и великодушномъ упованіи на судьбу. Вся его натура, казалось, была олицетвореніемъ надежды и любви. Странный родъ мечтательности и романтизма, не имвшаго никакого отношенія къ дйствительному міру и не подлежащаго никакимъ разсчетамъ мірского благоразумія и житейской опытности, составляли рзкую отличительную черту въ его младенческомъ характер. Когда онъ такимъ образомъ сидлъ и курилъ, и смотрлъ на Флоренсу, Аллахъ вдаетъ, какія фантастическія картины, гд на первомъ план всегда стояла она, проносились передъ его умственнымъ взоромъ. Столь же неопредленны, хотя не такъ ршительны и пылки, были собственныя мысли Флоренсы о своей будущей судьб, и даже, когда въ глазахъ ея преломлялись призматическіе лучи свта, на который она смотрла черезъ свою тяжелую печаль, она уже видла прекрасную радугу, ярко засіявшую на отдаленномъ горизонт. Странствующая принцесса и верзила-богатырь волшебной сказки могли, такимъ образомъ, сидть рука объ руку передъ каминомъ и разговаривать между собой точь въ точь, какъ бдная Флоренса и храбрый капитанъ разсуждали втихомолку; разница между двумя парами была бы вовсе не велика.
Капитанъ ни мало не смущался мыслью о трудности держать y себя молодую двушку или объ отвтственности за ея судьбу. Заколотивъ ставни и заперевъ дверь, онъ успокоился на этотъ счетъ совершеннйшимъ образомъ. Будь она, пожалуй, подъ опекою сиротскаго суда, это отнюдь не составило бы никакой разницы для капитана. Онъ былъ послднимъ человкомъ въ подлунномъ мір, способнымъ потревожиться отъ подобныхъ соображеній.
Такимъ образомъ, капитанъ курилъ трубку съ восточнымъ комфортомъ и вмст съ Флоренсой размышлялъ… но о чемъ размышляли капитанъ и Флоренса, — это не подлежитъ анализу нескромнаго пера. Посл трубки они принялись за чай, и тогда Флоренса попросила своего друга проводить ее въ ближайшій магазинъ для покупки вещей, безъ которыхь ей нельзя было обойтись. Капитанъ согласился, потому что было сопершенно темно; но напередъ онъ тщательно обозрлъ окрестности, какъ длывалъ во времена ожидаемыхь нападеній отъ м-съ Макъ Стингеръ, и вооружился своей огромной иалкой, чтобы имть возможность защищаться въ случа какого-нибудь непредвидннаго обстоятельства.
Гордость капитана была необычайна, когда онъ велъ за руку Флоренсу, провожая ее на разстояніи двухъ или трехь сотъ шаговь до магазина; онъ смотрлъ во вс глаза и озирался по всмъ направленіямъ, обращая на себя вниманіе прохожихь, которые невольо останавливались, чтобы полюбоваться на эту сгранную фигуру. Прибывши въ магазинъ, капитанъ, по чувству деликатпости, счель за нужное удалиться во время самыхъ покупокъ, такь какъ он состояли изъ разныхь принадлежностей женскаго туалега; но онъ предварительно поставиль на прилавокъ свою жестяную чайницу и объявиль содержагельниц магазина, что тамъ было четырнадцать фунтовъ и два шилинга.