Домби и сын

Диккенс Чарльз

Когда дверь уступила отчаяннымъ усиліямъ своего хозяина, м-ръ Домби ворвался и… но никто не зналъ и не видлъ, что нашелъ м-ръ Домби въ будуар своей супруги. На полу дорогими блестящими массами валялись ея платья, шляпы, ленты, браслеты, драгоцнные каменья, — все, что ей было куплено, подарено, и что она носила со времени своего замужества. Такова была комната, гд нкогда онъ надялся подчинить своей власти эту неукротимую женщину, удостоенную высокаго титула его супруги. Такова была комната, гд нкогда въ безмолвномъ изумленіи онъ видлъ гордую руку, указывавшую ему на дверь.

Собственными руками м-ръ Домби уложилъ все это въ шкапы и заперъ ихъ съ отчаяннымъ неистовствомъ, отъ котораго

задребезжали стекла. Продолжая дале ревизовать ненавистный будуаръ, онъ увидлъ на стол нсколько бумагъ. То были — свадебный контрактъ, заключенный передъ ихъ внчаніемъ, и письмо. М-ръ Домби прочелъ, что она ушла. М-ръ Домби прочелъ, что онъ былъ обезчещенъ. М-ръ Домби прочелъ, что она убжала въ день празднованія свадьбы съ человкомъ, котораго онъ выбралъ для ея униженія. Онъ опрометью бросился изъ комнаты и изъ дому, съ бшеною мыслью захватить ее на мст, откуда она взята.

Флоренса, сама не зная, что длаетъ, надла шлянку и шаль, въ смутномъ намреніи отыскать на улиц Эдиь, и, бросившись въ ея объятія, привести назадъ домой. Но когда она выскочила на лстницу и увидла испуганныхъ слугъ, бгавшихъ со свчами взадъ и впередъ и робко сторонившихся отъ ея отца, когда онъ проходилъ мимо, бдная двушка сознала чувство собственнаго своего безсилія и, скрывшись въ одной изъ великолпныхъ комнатъ, почувствовала, что ея сердце готово надорваться отъ печали.

Состраданіе къ отцу было первымъ ясно сознаваемымъ чувствомъ, устоявшимъ противъ потока сокрушавшей ее скорби. Ея нжная натура обратилась къ нему въ день его несчастья съ такою пылкостью и врностью, какъ-будто въ свои счастливые дни онъ олицетворялъ для нея ту идею, которя постепенно становилась темне и темне. Она еще не понимала и не могла понять. всей обширности его несчастья, но, тмъ не мене, онъ былъ въ ея глазахъ отверженнымъ страдальцемъ, и ея любящее сердце опять устремилось къ нему съ новой силой.

Недолго пропадалъ м-ръ Домби. Флоренса еще не перестала плакать и предаваться горькимъ думамъ о несчастіи отца, какъ шаги его опять послышались внизу. Онъ приказалъ слугамъ приняться за свои обыкновенныя занятія и отправился въ свой кабинетъ, гд началъ ходить взадъ и впередъ такими тяжелыми шагами, что Флоренса могла слышать каждое движеніе.

Уступая единственно влеченію своего сердца, Флоренса, робкая во всякое другое время, но смлая въ этотъ день страшнаго злополучія, поспшно сошла внизъ, одтая кое-какъ въ свое вечернее платье. Въ этотъ роковой часъ она не помнила и не хотла помнить прошедшихъ оскорбленій. Лишь только она переступила порогъ гостиной, отецъ вышелъ изъ своего кабинета. Она поспшила къ нему съ распростертыми руками и съ крикомъ — о папа, милый папа! — хотла обнять его за шею.

И обняла бы, но отецъ въ бшенств поднялъ свою руку и… и ударилъ ее съ такой силой, что бдная двушка зашаталась и чуть не упала на мраморный полъ. Занося этотъ ударъ, м-ръ Домби сказалъ, чмъ была Эдиь, и веллъ своей дочери слдовать за ней, такъ какъ он об всегда были въ заговор.

Она не упала къ его ногамъ, не закрыла своихъ глазъ трепещущими руками, не заплакала, не произнесла ни одной жалобы, но она взглянула на него, и крикъ отчаянія вырвался изъ ея груди, ибо при этомъ взгляд она увидла, что онъ окончательно уничтожилъ ту любимую идею, которую она питала въ своей душ, несмотря на его ршительное отвращеніе къ себ. Она увидла его жестокость, пренебреженіе и ненависть, господствовавшую надъ всми его чувствами. Она увидла, что нтъ для нея отца на зтомъ свт, и, отверженная сирота, она побжала изъ дому м-ра Домби.

Глава XLVIII

Бгство Флоренсы

Подавленная грустью и стыдомъ, отверженная двушка бжала вдоль по

улиц при яркихъ лучахъ утренняго солнца, которое было для нея ослпительне мрака зимней ночи. Ломая руки и заливаясь горькими слезами, не чувствуя ничего, кром глубокой раны въ своей груди, оглушенная потерею всего, что она любила, оставленная на пустыномъ берегу подобно моряку, который одинъ спасся отъ крушенія большого корабля, она бжала впередъ какбезъ мысли, безь надежды, безъ намренія, единственно для того, чтобы бжать куда-нибудь и нибудь.

Веселый видъ длинной улицы, залитой yтреннимъ свтомъ, голубое небо и воздушныя облака, живительная прохлада дня, распустившагося розовымъ цвтомъ посл побды надъ бурной ночью, — ничто не пробуждало соотвтствующаго чувства въ ея растерзанномъ сердц. Куда-нибудь и какъ-нибудь, только бы скрыть свою безпріютную голову! Куда-нибудь и какъ-нибудь, въ хижину, въ сарай, въ пещеру, только бы не видть больше этого дворца, изъ котораго она бжала!

Скоро толпы народа задвигались взадъ и впередъ; отворились магазины, слуги выступили изъ домовъ, и вотъ наступилъ день, столичный день, лондонскій день. Флоренса увидла на лицахъ изумленіе и любопытство, увидла на тротуарахъ длинныя тни и услышала голоса, освдомлявшіеся, куда она шла, и зачмъ она шла. Эти вопросы сначала испугали ее еще больше и заставили ускорить шаги, но мало-по-малу она опомнилась и пришла въ себя.

Куда же идти? Впередъ и впередъ, наудачу, на произволъ судьбы? Но куда приведетъ судьба? Разъ, и только одинъ разъ въ своей жизни, она была затеряна среди лондонской пустыни и въ ту сторону она направила свои шаги. Впередъ, къ дому Вальтерова дяди.

Заглушивъ рыданія и осушивъ распухшіе глаза, Флоренса мало-по-малу успокоилась отъ сильнаго волненія и уже не обращала на себя вниманія толпы. Продолжая теперь путь по глухимъ улицамъ и переулкамъ, она вдрутъ увидла знакомую маленькую тнь на солнечной мостовой: тнь останавливается, кружится, подходитъ къ ней ближе и ближе, отскакиваетъ опять, подпрыгиваетъ, вертится, — и вотъ Діогень, запыхавшійся отъ надсады, разинувъ ротъ и высунувъ языкъ, длаетъ еще разъ съ громкимъ лаемъ гигантскій прыжокъ и, заскакавъ впередъ въ довершеніе дивертиссемента, разваливается y ногъ своей хозяйки и энергично виляеть своимъ хвостомъ.

— О Діогень, милый, врный Діогенъ! какъ ты сюда попалъ? Какъ я могла оставить тебя, Діогенъ, тебя, который бы никогда не оставилъ меня!

Флоренса склонилась на мостовую и приставила къ своей груди его грубую, старую, любящую, глупую морду, и они встали вмст и пошли вмст. Діогенъ прыгаетъ опять, опрокидывается, валяется, вскакиваетъ безъ малйшаго смущенія, старается еще и еще поцловать свою госпожу, храбро и съ веселымъ вызовомъ бросается на большихъ собакъ, пугаетъ молодыхъ двушекъ прикосновеніемъ къ ихъ платью своего чуткаго носа, безпрестанно останавливается и выдлываетъ тысячи глупостей, оглядывается на Флоренсу и лаетъ до тхъ поръ, пока не получаетъ дружнаго отвта отъ сосднихъ собакъ, и вс сосднія собаки выходятъ изъ своихъ домовъ, обнюхиваютъ и скрпляютъ истинную дружбу всею длиною своихъ хвостовъ.

Съ этимъ веселымъ товарищемъ Флоренса, мене теперь запуганная, держала свой путь въ Сити. Утро уступало мсто полудню, и солнце ярко горло на горизонт. Стукъ экипажей становился громче, толпы загустли, магазины запестрли, и молодая двушка очутилась среди потока этой бурной жизии, безразлично протекающаго мимо площадей и базаровъ, мимо дворцовъ, тюремъ, церквей, мимо богатства, бдности, мимо всхъ вмстилищъ добродтели и порока, подобно этой широкой рк въ сердц великаго города, которая, теперь пробужденная отъ своего сна, несетъ свои волны въ глубокое море между трудами и заботами людей.