Домби и сын
Шрифт:
— Этого, быть можетъ, — сказалъ онъ, обращаясь къ мадамъ, — хватитъ на обмундировку моей маленькой п_л_е_м_я_н_н_и_ц_ы; a если не хватить, вы потрудитесь только с_в_и_с_н_у_т_ь, и мы покончимь разсчеты.
При слов «племянница», онъ бросилъ на Флоренсу многознаменательный взглядъ, сопровождаемый пантомимами, которымъ предназначалось выражатъ его непроницаемую таинственность. Посмотрвъ потомъ случайно на свои часы, — врнйшее и хитро придуманное средство возбудить уваженіе къ своей особ — капитанъ поцловалъ свой крюкъ и, остановившись на улиц подл магазимнаго окна поминутно выставлялъ свою огромную голову между лентъ и шляпокь, обнаруживая очевидное опасеніе, какъ бы Флоренса не скрылась куда-нибудь черезъ заднюю дверь. Но черезъ нсколько
— Любезный капитанъ Куттль, — сказала Флоренса, — мн не нужны были эти деныи, я ихъ не истратила. У меня есть свои.
— Въ такомъ случа, моя радость, — возразиль капитанъ, опустивъ голову внизъ, — поберегите ихъ для меня до той поры, какъ я попрошу.
— Могу ли я держать ихъ тамъ, гд он всегда лежали y васъ?
Капитану очень не понравилось такое предложеніе, однако, онъ отвчалъ:
— Кладите ихъ куда угодио, моя радость, только умйте отыскать, когда понадобится. Мн он совершенно не нужны, и я, право, никакъ не могу понять, какъ я ихъ не зашвырнулъ куда-нибудь до сихъ поръ.
На минуту капитанъ погруженъ былъ въ легкое уныніе, но онъ мгновенно оживился при первомъ прикосновеміи къ рук Флоренсы, и они воротились домой съ тми же предосторожкостями, здравы и невредимы. Отворивъ двери маленькаго мичмаиа, капитанъ нырнулъ въ нихъ сь такою чудною ловкостью, какая могла быть пріобртена не нначе, какъ посл и вслдствіе продолжительпаго упражненія. Въ продолженіе утренняго отдыха Флоренсы, онъ усплъ сбгать на птичій рынокъ и уговорился съ дочерью пожилой леди, торговавшей курицами, чтобы она разъ въ день заходила въ магазинъ убирать комнату его прекрасной родственницы.
Передъ отходомъ ко сну, капитанъ упросилъ свою гостью скушать ломоть поджареннаго на масл хлба и выпить рюмку накоричненаго глинтвейну, приготовленіе котораго было имъ доведено до послдней степсни совершенства. Затмъ, напутствуя ее благословепіями и всевозможными цитатами изь ветхаго и новаго завта, онъ повелъ ее наверхъ въ Соломонову спальню, но было на его лиц что-то тревожное и смутное, чего онъ никакъ не могъ скрыть.
— Прощайге, моя радость, — сказалъ капитанъ Куттль, останавливаясь на порог ея комнаты.
Флоренса обратила свои губы къ его лицу и поцловала его.
Во всякое другое время капитанъ обезумлъ бы отъ такого доказательства признательности; но теперь онь посмотрлъ на ея лицо съ какою-то загадочною неловкостью и, казалось, неохотно собирался ее оставить.
— Бдный Вальтеръ! — сказалъ капитанъ.
— Бдный, бдный Вальтеръ! — со вздохомъ повторила Флоренса.
— Утонулъ прекрасный юноша, не правда ли?
Флоренса покачала головой и вздохнула.
— Спокойной іючи, высокорожденная барышня-двица! — воскликнулъ капитанъ, протягивая свою руку.
— Благослови вась Богъ, мой добрый, несравненный другъ!
Но капитанъ еще медлилъ на порог.
— Вы хотите сказать что-нибудь, любезный капитанъ Куттль?
— Сказать вамъ, высокорожденная барышня-двица! Нтъ еще… то есть, мн нечсго говорить вамъ, моя радость. Вдь вы, конечно, не ждете услышать отъ меня добрыхъ встей?…
— Нть!
Капитанъ посмотрлъ на нее сь видимымъ смущеніемъ и повторилъ: "нтъ!" Но онъ все еще стоялъ на порог и не двигался съ мста.
— Бдный Вальтеръ! — воскликнулъ капитанъ. — Милый мой Вальтеръ, какь я прнвыкъ тебя называть! Племянникъ старика Соломона Гильса! Милый и любезный для всхъ, какь майскій цвтокъ! Куда ты умчался, куда отлетлъ, прекрасный, храбрый молодой человкъ! Вдь онъ утонулъ, моя радосгь, не правда ли?
Заключивь этотъ апострофъ стремительнымъ обращеніемъ къ Флоренс, капитанъ пожелалъ ей спокойной ночи и пошелъ внизъ, между тмъ какъ Флоренса свтила ему сверху. Онь уже совсмь потерялся въ темнот и, судя по звуку его удаляющихся
Флоренса очень жалла, что она своимъ присутствіемъ противъ воли, хотя совершенно натуральнымъ образомь, пробудила въ его душ эти печальныя воспомипанія. Занявъ мсто передъ столикомъ, гд заботливая капитанская рука разставила въ правильной симметріи телескопь, псенникъ и другія изящнйшія рдкости, она стала думать о Вальтер и обо всемъ, что соелинялось съ нимь въ прошедшей ея жизни, и эти думы занимали ее до поздней ночи. Но при этомъ тоскливомъ стремленіи къ покойнику, мысль о дом и возможности туда воротиться ни разу не приходила ей въ голову. Отцовскій домъ пересталъ существовать для ея воображенія. Она видла, что идеальный образъ, какимъ она въ послднее время представляла себ м-ра Домби, былъ теперь вырванъ изъ ея сердца. Одна мысль объ этомъ до того страшила ее, что она закрывала свои глаза и съ трепетомъ удаляла отъ себя воспоминанія о немъ. Если бы и теперь ея любящее сердце удержало еще этоть образъ, онъ былъ бы разбитъ и уничтоженъ отъ одного представленія объ оскорбленім ея нжнаго чувства.
Она не смла смотрться въ зеркало, ибо видъ багроваго пятна пугалъ ее. Она закрыла грудь трепетной рукой и еще разъ пролила горькія слезы, опустивь свою голову на подушку.
Капитанъ долго не ложился въ постель. Боле часу ходилъ онъ взадь и впередь по маленькой гостиной и, настроивъ, наконецъ, свою душу къ важнымъ размышленіямъ, услся за столъ съ задумчивымъ лицомъ, раскрылъ молитвенникъ и принялся читать "Панихиду по усопшимъ въ морской глубин". Нелегко было ему управиться съ этимъ душеспасительнымъ упражненіемъ: вообще добрый капитанъ читалъ не очень бойко, и теперь, запинаясь слишкомъ часто на многосложныхъ словахъ, онъ время отъ времени поощрялъ себя возгласами въ род слдующихъ: — "Ну, ну, держись крпче, любезный! Пошевеливайся, Эдуардъ Куттль!" — И этотъ способъ съ удивительнымъ успхомъ помогалъ ему преодолвать встpчающіяся затрудненія, которыя осооенно увеличивались оть огромныхъ очковъ, постоянно закрывавшихъ его ястребиные глаза. Какь бы то ни было, однако капитанъ дочиталъ молитвы до послдней строки и преисполнился набожными чувствами. Проникнутый этимъ духомъ, онь сходилъ нарерхъ, постояль y дверей Флоренсы и, наконецъ, устроивъ свою постель за прилавкомъ въ магазин, сомкнулъ свои вжды и заснулъ кроткимъ сномъ благочестиваго моряка.
Но при всемъ томъ въ продолжеиіе ночи капитань еще нсколько разъ взбирался наверхъ и приставлялъ свои глаза къ замочной щели. Въ одну изъ такихъ экспедицій, совершенныхъ на разсвт, Флоренса, услышавъ его шаги, спросила, онъ ли это былъ.
— Да, это я, моя радость, — отвчалъ капитанъ. — Все ли y васъ исправно, брилліантъ мой драгоцнный?
Флоренса поблагодарила его и отвчала: да!
При этой удобной оказіи капитанъ никакъ не могъ премииуть, чюбы не повторить въ сотый разь своего задушевнаго восклицанія: "Бдный Вальтеръ! утонуль онь, — не правда ли"? Посл чего онъ удалился и спокойно опочилъ на своемъ лож до семи часовъ.
И весь этотъ день капитанъ никакъ не могъ освободиться оть своей загадочной таинственности, несмотря на то, что Флоренса, занятая шитьемъ въ маленькой гостиной, была гораздо спокойне, чмъ наканун. Всякій разъ, подымая глаза оть своей работы, она замчала, что капитанъ смотритъ на нее пристально и съ глубокомысленнымъ видомъ поглаживаеть свой подбородокъ. Онь придвигалъ къ ней свой стулъ, намреваясь, какъ будто бы, начать откровенную бесду, и потомъ тотчасъ же отодвигалъ его назадъ, не имя духу выполнить своего иамренія, и крейсируя такимъ образомъ во весь день около маленькой гостиной, онъ не разъ назжалъ на этомъ утломь челнок на панельную обшивку или на дверь кладовой, и это, казалось, приводило его въ совершеиное отчаяніе.