Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Де Сервантес Сааведра Мигель

Глядя на эту сцену, священникъ и каноникъ надрывали со смху животы; стрльцы тоже хохотали до упаду, и этотъ единодушный смхъ увеличивалъ ярость сражавшихся, озлобляя ихъ, какъ грызущихся собакъ. Одинъ Санчо былъ угрюмъ, удерживаемый прислугой каноника, не пускавшей его подать помощь своему господину.

Между тмъ какъ одни смялись, а другіе дрались, въ пол неожиданно послышался заунывный звукъ трубы, привлекшій общее вниманіе. Особенно поразилъ онъ Донъ-Кихота. Лежа подъ пастухомъ, почти изуродованный градомъ сыпавшихся на него кулаковъ, онъ забылъ въ эту минуту о мщеніи, сгарая нетерпніемъ узнать причину услышанныхъ имъ звуковъ. «Чортъ,» сказалъ онъ своему противнику; «называю тебя чортомъ, потому что ты не можешь быть никмъ инымъ; если ты такъ храбръ и силенъ, что можешь торжествовать надо мной. Пусти меня на одинъ часъ, потому что этотъ жалобный звукъ должно быть зоветъ меня

къ какому-то приключенію.» Пастухъ, утомленный столько же наносимыми имъ, сколько и получаемыми ударами, въ ту же минуту покинулъ своего противника. Освободившись отъ пастуха, Донъ-Кихотъ обтеръ лицо и повернулъ голову въ ту сторону, гд слышался трубный звукъ, замтилъ вдали нсколько лицъ, спускавшихся, какъ кающіеся гршники, въ блыхъ одеждахъ, съ холма. Нужно сказать, что этотъ годъ былъ страшно сухой, почему въ Испаніи повсемстно совершались молебствія о ниспосланіи дождя, и теперь крестьяне сосдней деревни устроили священное шествіе къ часовн, построенной на небольшой гор, возвышавшейся вблизи села.

Донъ-Кихотъ, видя странную одежду молящихся и забывая, что онъ видитъ ее въ тысячу первый разъ, вообразилъ себ, что онъ видитъ какое-то новое приключеніе, и что ему одному, какъ странствующему рыцарю, суждено привести его къ концу. Въ особенности его убдило въ этой химер то, что покрытая трауромъ статуи Мадонны показалась ему высокой дамой, увозимой въ плнъ какими то дерзкими измнниками. Вообразивши это, онъ въ ту же минуту побжалъ къ мирно пасшемуся на лугу Россинанту, быстро осдлалъ его, отстегнулъ отъ арчака забрало и щитъ, спросилъ у Санчо мечь, и затмъ громкимъ голосомъ сказалъ изумленной компаніи: «теперь, господа, вы убдитесь, какое неоцненное благо для міра составляютъ странствующіе рыцари. Теперь вы скажете, достойны ли они всеобщаго уваженія?» Съ послднимъ словомъ онъ сжалъ бока Россинанта — шпоръ у рыцаря на этотъ разъ не оказалось — и крупной рысью, потому что Россинантъ не мастеръ былъ, кажется, галопировать, по крайней мр его ни разу не видли галопирующимъ во все время его странствованій, — поскакалъ на встрчу священной процессіи, не слушая священника, цирюльника и каноника, старавшихся удержать его. Не остановилъ его и голосъ Санчо, кричавшаго изо всхъ силъ: «что вы длаете, куда вы скачете, господинъ Донъ-Кихотъ. Какой чортъ бунтуетъ васъ противъ святой нашей католической вры? Одумайтесь! вдь это движется духовная процессія». Напрасно, однако, Санчо надрывалъ себ легкія, господинъ его твердо ршился напасть на блыя привиднія. Видя передъ собою только эти мнимыя привиднія, онъ не слышалъ ничего, что ему кричали, да врядъ ли услышалъ, и послушался бы въ эту минуту даже королевскаго призыва. Подскакавши къ духовной процессіи, онъ придержалъ Россинанта, давно уже ощущавшаго потребность перевести духъ, и сиплымъ, дрожащимъ голосомъ закричалъ: «остановитесь злоди, закрывшіе свои преступныя лица! остановитесь и выслушайте то, что я вамъ скажу»

Слова эти поразили и остановили процессію; одинъ изъ четырехъ ксендзовъ, пвшихъ литанію, пораженный странной фигурой Донъ-Кихота, видомъ несчастнаго Россинанта и всей, въ высшей степени смшной, обстановкой рыцаря, отвтилъ ему: «братъ! если теб нужно что-нибудь сказать намъ, то поторопись, мы не можемъ останавливаться ни для какихъ разговоровъ или объясненій, если ихъ нельзя передать въ двухъ, трехъ словахъ».

— Я передамъ вамъ его въ одномъ, — отвтилъ Донъ-Кихотъ; освободите сію же минуту эту даму. Ея траурное покрывало слишкомъ краснорчиво говоритъ, что вы нанесли ей какое-то тяжкое оскорбленіе и теперь уводите ее въ плнъ. Я, какъ рыцарь, ниспосланный въ міръ попирать всякое зло, не позволю вамъ двинуться теперь ни шагу впередъ.

Донъ-Кихота, какъ и слдовало ожидать, сочли за полуумнаго, вырвавшагося изъ дома сумасшедшихъ; и толпа, участвовавшая въ процессіи, принялась громко хохотать надъ нимъ. Но это окончательно взбсило Донъ-Кихота, и онъ, не произнеся больше ни слова, напалъ на процессію. Тогда одинъ господинъ, отдлившись отъ процессіи, вышелъ, съ палкою въ рукахъ, на встрчу Донъ-Кихоту, и не смотря на то, что рыцарь нанесъ ему сильный ударъ мечомъ и разрубилъ на двое палку, онъ хватилъ его, однако, обломкомъ этой палки такъ сильно по плечу, что Донъ-Кихотъ безъ чувствъ свалился съ щитомъ своимъ на землю.

Санчо, бжавшій весь запыхавшись за своимъ господиномъ, умолялъ теперь его противника пощадить несчастнаго, очарованнаго рыцаря, который въ жизнь свою не сдлалъ и не пожелалъ никому зла. Но не ноль бы Санчо удержали руку, поразившую Донъ-Кихота, а несчастная фигура самаго рыцаря, лежавшаго недвижимо, какъ мертвый. Вообразивъ себ, что несчастный рыцарь убитъ, испуганный противникъ его, подобравъ

полы платья, пустился съ быстротою лани, безъ оглядки, бжать черезъ поле. На помощь Донъ-Кихоту спшили между тмъ вс лица, сопровождавшія его въ пути, и толпа, составлявшая священную процессію, видя, что нсколько человкъ бгутъ, въ сопровожденіи вооруженныхъ стрльцовъ, прямо къ тому мсту, гд она остановилась, вообразила себ, будто на нее хотятъ напасть, и приготовляясь къ защит, построила родъ каре. Съ непокрытыми головами, вооружась, кто плетью, кто подсвчникомъ, воины процессіи ршились не только отразить нападеніе, но и сами напасть на врага, Судьба устроила однако дло лучше чмъ можно было ожидать. Въ числ лицъ, составлявшихъ священную процессію, нашелся знакомый нашего священника, и случившаяся въ это время, какъ нельзя боле кстати, встрча старыхъ знакомыхъ положила конецъ недоумніямъ и страхамъ. Священникъ, какъ и слдовало ожидать, тотчасъ же разсказалъ своему знакомому, кто такой Донъ-Кихотъ; и они подошли къ нему, чтобы удостовриться: живъ ли этотъ злополучный бднякъ, надъ которымъ причитывалъ Санчо, разсыпаясь въ этихъ отборныхъ фразахъ:

— «О, цвтъ рыцарей, которому суждено было погибнуть отъ одного взмаха падки, на полупути такой блистательной жизни. О, гордость твоего рода, слава Ламанча и цлаго міра, преданнаго теперь на жертву злодямъ, которымъ безъ тебя некого и нечего будетъ страшиться. О, мужъ, превзошедшій щедростью всхъ Александровъ, вознаградившій меня за восьминедльную службу мою великолпнйшимъ изъ острововъ, омываемыхъ волнами морей. О ты, смиренный съ великими и дерзновенный съ смиренными, презиравшій опасностями, претерпвавшій оскорбленія, влюбленный самъ не знавши въ кого, бичь злыхъ, подражатель праведныхъ, врагъ развращенныхъ, словомъ странствующій рыцарь — и большей не нужно теб похвалы.»

Эти возгласы привели въ себя Донъ-Кихота. Онъ открылъ глаза и проговорилъ слабымъ голосомъ: «тотъ, кто живетъ вдали отъ васъ, Дульцинея Дульцинйшая, подверженъ большимъ страданіямъ. Помоги мн, другъ мой Санчо, взобраться на мою очарованную колесницу; я не могу теперь опереться на стремена, потому что у меня разбито плечо.»

— Это я сдлаю всего охотне, дорогой господинъ мой, отвтилъ Санчо; — и отправимся-ка домой вмст съ этими господами, желающими вамъ всякаго добра. Тамъ, мы приготовимся въ третьему вызду, который, быть можетъ, будетъ славне и благопріятне для насъ.

— Санчо, ты говоришь золотыя слова, сказалъ ему Донъ-Кихотъ; мы, дйствительно, ничего лучшаго не можемъ придумать, какъ переждать дурное вліяніе звздъ, тяготющее надъ нами теперь.

Священникъ, каноникъ и цирюльникъ въ одинъ голосъ согласились съ Донъ-Кихотомъ, посл чего, посмявшись немного надъ Санчо, они помстили рыцаря на его очарованную колесницу и, простившись съ пастухомъ, собрались наконецъ въ дорогу. Стрльцы не захотли идти дальше, и священникъ тутъ же разсчитался съ ними. Каноникъ, съ своей стороны, попросивъ священника извстить его о томъ, что станется съ Донъ-Кихотомъ, излечится ли онъ отъ своего помшательства, или вс усилія вразумить его окажутся напрасными — попросилъ позволенія продолжать свой путь. Вс разбрелись такимъ образомъ въ разныя стороны, оставивъ съ Донъ-Кихотомъ только священника, цирюльника, Санчо, осла и добраго Россинанта. отличавшагося во всхъ случаяхъ жизни такимъ же примрнымъ терпніемъ, какъ и его господинъ. Крестьянинъ запрегъ воловъ, устроилъ Донъ-Кихоту помщеніе на сн, и съ неизмнной флегмой своей похалъ по той дорог, по которой веллъ хать священникъ.

Черезъ шесть дней поздъ прибылъ въ деревню, и такъ какъ день былъ воскресный, поэтому весь живой людъ высыпалъ на дорогу, по которой долженъ былъ прозжать Донъ-Кихотъ. Можно представить себ удивленіе земляковъ его, когда они увидали въ клтк знакомаго имъ гидальго, и одинъ мальчуганъ побжалъ извстить племянницу и экономку рыцаря о прізд его. Тяжело было слышать, какъ жалобно заголосили об женщины, услыхавъ, что Донъ-Кихотъ возвращается домой въ клтк на волахъ. Он били себя по щекамъ, проклиная рыцарскія книги, и отчаяніе ихъ усилилось еще, когда господинъ ихъ появился на порог своего дома.

Жена Санчо также побжала встртить своего мужа, зная, что онъ служитъ оруженосцемъ у Донъ-Кихота, и первымъ дломъ спросила его, здоровъ ли оселъ?

— Здорове хозяина, отвчалъ Санчо.

— Слава Богу за такую милость Его, воскликнула жена Санчо. Скажи же ты мн, теперь, мой милый, что выгадалъ ты, служивши оруженосцемъ, какой гостинецъ привезъ мн?

— Никакого, отвтилъ Санчо, я привезъ что-то получше и подороже всякихъ гостинцевъ.

— Слава теб Господи, слава теб Господи, восклицала жена. Показывай же, голубчикъ, что ты такого получше привезъ намъ: пусть отведетъ оно мою душу; ужъ какъ она истосковалась по теб.