Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Де Сервантес Сааведра Мигель

— И однако она хранится въ этой зал, замтилъ Донъ-Кихотъ, въ кожанномъ футляр для предохраненія отъ ржавчины.

— Быть можетъ, отвтилъ каноникъ, но, клянусь моимъ священнымъ саномъ, я не замтилъ ее. Но если бы даже она хранилась въ зал короля, должно ли это убдить меня въ существованіи Амадисовъ и безчисленнаго множества иныхъ рыцарей, о которыхъ разсказываютъ столько небылицъ. И разв пружина Петра должна заставить такого умнаго и образованнаго человка, какъ вы, считать истиной весь этотъ вздоръ, всю эту наглую ложь, которой переполнены рыцарскія книги.

Глава L

— Вотъ это мило! воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Книги, напечатанныя съ разршенія короля и одобренныя цензурой; книги, возбуждающія всеобщій восторгъ, пожираемыя, такъ сказать, великими и малыми, богатыми и бдными, учеными и невждами, простолюдинами и знатью, словомъ людьми всхъ родовъ и состояній, оказываются наполненными наглою ложью, между тмъ вамъ въ нимъ описаны до мельчайшихъ подробностей: родословная, мсторожденіе и мсто похожденій, возрастъ, наконецъ вс дянія рыцарей, какъ они происходили день въ день, минута въ минуту. Ради Бога, господа, одумайтесь, продолжалъ онъ; не клевещите на истину, и врьте мн, что въ этомъ

отношеніи, я вамъ подаю лучшій совтъ, какому можетъ послдовать умный человкъ. Если вы не врите мн, такъ прочтите эти, уничтожаемыя вами, книги; и тогда вы сами узнаете то наслажденіе, которое он доставляютъ всмъ своимъ читателямъ. Скажите, можетъ ли что-нибудь сравниться съ наслажденіемъ видть эту восхитительную картину: передъ вами кипящее смоляное озеро, кишащее змями, ящерицами, ужами и другими ядовитыми, отвратительными, ужасными наскомыми. И вдругъ изъ глубины его слышится горестный, умоляющій звукъ. О, это бы ты ни былъ рыцарь, стоящій на берегу нашего ужаснаго озера, говоритъ невдомый голосъ, если ты желаешь обладать кладомъ, скрытымъ подъ этими черными волнами, то призови на помощь все свое мужество, и погрузись въ эти кипящія волны. Если у тебя не хватитъ ршимости, въ такомъ случа ты недостоинъ узрть несказанныя чудеса семи замковъ нашихъ семи фей, обитающихъ на дн этихъ смоляныхъ водъ. И не усплъ умолкнуть этотъ грозный голосъ, какъ рыцарь, забывая всякій страхъ, вс грозящія ему опасности, не скинувъ даже съ себя своего тяжелаго вооруженія, и только поручивъ себя Богу и своей дам, кидается въ мрачныя волны кипящаго озера; и въ ту минуту, когда меньше всего думаетъ о томъ, что станется съ нимъ, онъ видитъ себя среди восхитительнйшихъ садовъ, подобныхъ которымъ нтъ и въ елисейскихъ поляхъ. И ему кажется, что воздухъ тамъ какъ будто прозрачне, будто солнце сіяетъ тамъ съ какимъ то новымъ блескомъ. И видитъ онъ роскошный лсъ, радующій взоры рыцаря втвистыми, ярко-зелеными деревьями, и слухъ его обворожаютъ чудесные голоса миріадъ радужныхъ птицъ, весело прыгающихъ по скрещивающимся вткамъ. У ногъ его протекаетъ свжій ручей съ зеркальными водами, струящимися по блымъ камнямъ, которые кажутся золотымъ ршетомъ, пропускающимъ жемчужины востока. Возл него плещетъ роскошный фонтанъ изъ мрамора и разноцвтной яшмы; немного дальше виднется другой фонтанъ, сложенный, какъ то небрежно, рукою великаго художника изъ набросанныхъ въ безпорядк раковинъ и бло-желтыхъ жилищъ слизняка. Нестройно, но чудесно смшанные съ кусками чистйшаго хрусталя, они образуютъ своеобразную, капризную постройку, въ которой искуство, соперничая съ природой, торжествуетъ надъ нею. А между тмъ съ противоположной стороны возвышается величественный замокъ съ массивными золотыми стнами, съ гіацинтовыми дверьми и алмазными зубцами, выстроенный съ такимъ божественнымъ вкусомъ, что рисунокъ его кажется драгоцнне всей этой кучи рубиновъ, изумрудовъ, брилліантовъ, топазовъ, золота, гіацинтовъ и прочаго матеріала, изъ котораго построенъ этотъ удивительный замовъ. И когда взоръ вашъ. пораженъ всми этими чудесами, изъ ограды замка выходитъ группа сіяющихъ красавицъ, въ такихъ пышныхъ нарядахъ, что если бы я принялся описывать великолпіе ихъ, то никогда бы не кончилъ.

И та красавица, которая идетъ впереди другихъ, приближается къ безстрашному рыцарю, беретъ его за руку, ведетъ, не говоря ни слова, во дворецъ, и раздвши тамъ, обмываетъ его мятной, тепловатой водой, натираетъ тло его душистыми мазями и облекаетъ потомъ въ блоснжную сорочку, надушенную самыми изысканными ароматами; другая двушка накидываетъ на него плащъ, который одинъ стоитъ, на худой счетъ, столько же, какъ любой городъ, а можетъ быть даже дороже. Скажите теперь, что можетъ быть восхитительне, если посл этого вамъ скажутъ, какъ очаровательныя двушки привели рыцаря въ сіяющій несказаннымъ великолпіемъ залъ, гд онъ находитъ столы, уставленные такими рдкими яствами, что онмваетъ отъ изумленія; тутъ льютъ ему на руки дистилированную душистую воду, усаживаютъ его въ кресло эбеноваго дерева, и чудесныя двушки служатъ ему, сохраняя чудесное молчаніе. Он предлагаютъ ему тысячи такихъ изысканныхъ блюдъ, что рыцарь не знаетъ за что взяться. и въ тоже время неизвстно чьими перстами приводятся въ движеніе струны, очаровывающія слухъ рыцаря музыкальной мелодіей во все время обда. Посл обда, когда блюда прибраны уже со стола, и рыцарь небрежно развалившись въ мягкомъ кресл, принимается, можетъ быть, чистить себ зубы, передъ нимъ неожиданно раскрывается дверь, и въ нее входитъ красавица прелестне всхъ тхъ, которыя существовали до сихъ поръ на свт. Она подходитъ въ рыцарю, садится возл него, и разсказываетъ ему сладкимъ голосомъ о томъ, что это за замокъ, о томъ, какъ очарованная, она обитаетъ въ немъ и множество другихъ удивительныхъ подробностей, изумляющихъ рыцаря и очаровывающихъ читателя. Но не стану боле распространяться объ этомъ; я довольно сказалъ въ доказательство того, что на какой бы страниц не раскрыть исторію странствующаго рыцаря, она всегда увлечетъ читателя. Господа, повторяю вамъ, читайте эти книги, и если васъ одолваетъ скука, если вы чувствуете себя въ дурномъ настроеніи духа, вы увидите тогда, какъ рыцарскія книги развлекутъ и успокоятъ васъ. Съ своей стороны я могу сказать, что съ того дня, какъ я сталъ странствующимъ рыцаремъ, я чувствую себя мужественнымъ, щедрымъ, великодушнымъ, предупредительнымъ, предпріимчивымъ, благосклоннымъ, терпливо переносящимъ труды, усталость, страданія, заключеніе и наконецъ очарованіе. Да, хотя меня очень недавно заперли, какъ полуумнаго въ клтку, я тмъ не мене надюсь при помощи своей руки, если небо поможетъ и судьба не станетъ противодйствовать мн, сдлаться вскор королемъ: да явлю въ этомъ высокомъ сан всю благодарность и щедрость, наполняющія мое сердце. Человкъ бдный не въ состояніи показать себя щедрымъ, какъ бы онъ не былъ въ сущности щедръ; благодарность же, существующая только въ желаніи — мертва, какъ вра безъ длъ. Вотъ почему я желалъ бы сдлаться императоромъ, чтобы, благодтельствуя друзьямъ моимъ, особенно этому бдному оруженосцу моему Санчо Пансо, котораго я считаю лучшимъ человкомъ въ мір, я бы могъ выказать себя на дл такимъ, какимъ создала меня природа. Я отъ души хотлъ бы дать этому Санчо какое-нибудь графство, которое я общалъ ему нсколько дней тому назадъ; боюсь только, что у него не хватитъ дарованія хорошо управлять имъ.

— Потрудитесь

только, господинъ Донъ-Кихотъ, добыть мн это графство, котораго я жду не дождусь, поспшилъ отвтить Санчо; и поврьте, что я съумю управлять имъ. А если не съумю, такъ разв не отдаютъ господа въ аренду своихъ имній. Арендаторы платятъ имъ ежегодно столько то денегъ и управляютъ себ имніемъ, какъ знаютъ, а господинъ сидитъ сложа руки, и только и работы у него, что получать деньги, да издерживать ихъ. Я, ваша милость, стану длать тоже самое. И къ чему мн ломать голову надъ тмъ, чтобы придумать, какъ управлять; къ чему это? лучше освобожу я себя отъ всякихъ хлопотъ, и стану, какъ герцогъ какой-нибудь, получать деньги за наемъ имнія, и плевать мн на то, что станутъ говорить обо мн.

— Другъ мой, такъ можно управлять только хозяйствомъ страны и пользованіемъ доходами съ нея, сказалъ каноникъ, но правосудіе должно быть отправляемо въ немъ государемъ. Оттого государю нужно обладать особенными дарованіями, необходимо имть зрлый умъ и любовь въ истин, иначе все будетъ происходить въ его царств шиворотъ на выворотъ. Богъ, впрочемъ, помогаетъ добрымъ намреніямъ простаго и противодйствуетъ злымъ помысламъ гснуснаго.

— Ничего и не понимаю въ этой философіи, сказалъ Санчо; и знаю только, что хотлось бы мн получить графство въ ту минуту, какъ сдлаюсь я способнымъ управлять имъ, потому что души у меня, слава Боту, столько же, какъ у всякаго другого, а тла не меньше, чмъ у любаго человка на свт; и я буду такимъ же царемъ въ своемъ графств, какъ другіе цари въ своихъ, а ставши царемъ, я стану длать все, что захочу, а длая все, что захочу, стану длать то, что мн нравится, а длая то, что мн нравится, никакого чорта я больше не захочу, а когда ничего больше не захочу, значитъ нечего будетъ и желать, а когда нечего будетъ желать, значитъ и дло въ шляп. Давайте же мн, поскоре, это графство, и да благословитъ васъ Богъ; за тмъ до свиданія, какъ говоритъ слпой своему товарищу.

— Санчо, отвтилъ каноникъ, я говорилъ теб вовсе не пустую, какъ ты думаешь, философію; и на счетъ управленія графствами можно было бы сказать многое и многое.

— Не знаю, что вы могли бы сказать еще, перебилъ Донъ-Кихотъ; я же, съ своей стороны, дарю Санчо графство, слдуя примру великаго Амадиса, подарившаго своему оруженосцу островъ Твердый. Я тоже, значитъ, могу, съ спокойной совстью, сдлать графомъ этого Санчо, котораго я считаю лучшимъ оруженосцемъ, какого имлъ у себя какой бы то ни было странствующій рыцарь.

Каноникъ изумленъ былъ осмысленной чепухой (если только можетъ быть осмыслена чепуха) Донъ-Кихота, разсказаннымъ имъ приключеніемъ съ рыцаремъ озера, глубокимъ впечатлніемъ, произведеннымъ на него сумазбродными разсказами, вычитанными имъ въ его книгахъ и наконецъ легковріемъ Санчо, такъ страстно мечтавшимъ о графств, общанномъ ему Донъ-Кихотомъ.

Въ эту самую минуту прислуга каноника возвратилась изъ корчмы и привезла съ собою закуску. Разложивъ на лугу коверъ, собесдники наши услись подъ тнью четырехъ деревьевъ и пообдали здсь, не желая, какъ говорили они, потерять пастбища на лугу. Тмъ временемъ какъ они мирно закусывали, въ гущ находившагося вблизи хворостника раздался пронзительный свистъ, и почти въ ту же минуту хорошенькая, разношерстная коза выскочила изъ хворостника, а въ нкоторомъ отдаленіи показался молодой пастухъ, приглашавшій ее возвратиться назадъ къ стаду обычными у пастуховъ словами. Но испуганное животное прямо прибжало къ нашимъ путешественникамъ и остановилось, какъ бы прося у нихъ защиты. Минуту спустя прибжалъ пастухъ, и взявши ее за рога сказалъ ей, какъ существу, способному понимать: «а, бгляночка моя, что сталось съ тобой; что теб за охота пастись съ связанными ногами? Какая муха кусаетъ, какой волкъ пугаетъ тебя, дочка моя? не скажешь ли ты мн этого моя милочка? Впрочемъ, сударыня, вы женскаго пода, такъ какъ же быть вамъ спокойными? Чтобъ ему проклятымъ быть вашему характеру и тому, съ кого вы берете примръ. Пойдемъ, пойдемъ назадъ, моя голубушка; если ты не будешь въ стад такою рзвою, за то между своими теб будетъ покойне и безопасне; да и что станется съ другими козочками, подумай, если бгаешь ты, которой слдовало бы вести ихъ за собою.»

Рчь эта порядкомъ насмшила всхъ, особенно каноника; и онъ сказалъ пастуху: «ради Бога, успокойся немного и не торопись уходить съ твоей козой. Ты говоришь, она самка; такъ позволь же ей слдовать своему природному инстинкту, вдь, все равно, бд ужъ не поможешь. На-ка, скушай лучше этотъ кусочекъ, да выпей немного вина. Успокойся, милый мой, и самъ, и дай отдохнуть твоей коз«. Говоря это, онъ подалъ пастуху ножомъ кусокъ холоднаго зайца. Пастухъ взялъ зайца, поблагодарилъ каноника, выпилъ вино и, переведя духъ, сказалъ:

— Господа, мн, право, не хочется, чтобы вы сочли меня за дурачка; если я говорилъ съ козой, то потому, что есть какая то сила въ этихъ словахъ, что я ей сказалъ. Я неучь, правда, но все же не такой, чтобы не знать, какъ обращаться съ скотами и какъ съ людьми.

— Врю теб, отвтилъ священникъ, и знаю по опыту, что лса питаютъ поэтовъ, а пастушьи шатры укрываютъ философовъ.

— Если не философовъ, то, по крайней мр, такихъ людей, которые сами научили себя уму разуму, сказалъ пастухъ, и чтобы вы поврили этому, чтобы вы, господа, ощупали вашими руками мою правду, я хочу, безъ приглашенія съ вашей стороны, разсказать вамъ — если только разсказъ мой не наскучитъ вамъ — одно истинное происшествіе. Оно докажетъ вамъ правду того, что сказалъ этотъ господинъ — пастухъ указалъ на священника — и того, что сказалъ я самъ.

— Все это похоже на тнь какого то рыцарскаго приключенія и потому я съ большимъ удовольствіемъ готовъ слушать тебя, сказалъ пастуху Донъ-Кихотъ, да надюсь, что и эти господа послушаютъ тебя съ неменьшимъ удовольствіемъ, потому что вс они люди умные и большіе охотники до любопытныхъ новостей, которыя удивляютъ, забавляютъ и развлекаютъ слушателя, что сдлаетъ, вроятно, и твоя исторія. Начинай же, мой милый; мы охотно послушаемъ тебя.

— Кром меня, воскликнулъ Санчо; я сейчасъ ухожу къ ручью съ этимъ пирогомъ и намся имъ дня на три. Господинъ мой, Донъ-Кихотъ, въ частую говорилъ мн, что оруженосецъ странствующаго рыцаря долженъ, при всякомъ удобномъ случа, сть, сколько влзетъ; потому что ему можетъ быть придется забрести потомъ въ такой непроходимый лсъ, изъ котораго и въ недлю не выберешься; и если попасть туда на тощакъ, или съ порожней котомкой, то, клянусь Создателемъ, можно на вки застрянуть тамъ, обратившись въ кожу да кости, какъ это и случается нашему брату сплошь да рядомъ.