Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Де Сервантес Сааведра Мигель

Милосердая Владычица! Какъ описать гнвъ, которымъ воспылалъ Донъ-Кихотъ, услышавъ дерзкія слова своего оруженосца! Съ глазами, горвшими какъ пламень, задыхаясь отъ злобы, онъ неистово воскликнулъ: «болванъ, мужикъ, неучь, клеветникъ, грубіянъ, безстыдникъ! Какъ осмлился ты сказать все это въ присутствіи моемъ и этихъ высокихъ дамъ? Какъ осмлился ты даже вообразитъ что-нибудь подобное? Прочь съ моихъ глазъ: лгунъ, клеветникъ, сплетникъ, не понимающій, что значитъ уваженіе, которое мы обязаны имть къ коронованнымъ лицамъ. Вонъ съ глазъ моихъ, если ты не хочешь испытать мой гнвъ». Сказавши это, Донъ-Кихотъ нахмурилъ брови, надулъ щеки, косо взглянулъ, ударилъ объ полъ ногою, словомъ, обнаружилъ вс признаки самаго бшенаго гнва, и своими грозными словами и жестами до того напугалъ несчастнаго Санчо, что-тотъ весь задрожалъ и желалъ провалиться въ эту минуту сквозь землю. Онъ поспшно отвернулся и удалился изъ глазъ своего разъяреннаго господина. Узнавшая хорошо характеръ Донъ-Кихота, Доротея поспшила успокоить рыцаря.

— Не сердитесь, господинъ рыцарь печальнаго образа, сказала она, не обращайте вниманія

на дерзкія слова вашего оруженосца. Быть можетъ онъ не совсмъ не правъ, и христіанскую совсть его не слдуетъ подозрвать въ лжесвидтельств противъ моей особы. Нужно врить, нисколько не сомнваясь, что въ этомъ замк, какъ вы утверждаете, все очаровано, и вашему оруженосцу, при помощи сатанинскихъ ухищреній, могло очень легко привидться что-нибудь предосудительное для моей особы.

— Клянусь всемогущимъ Богомъ, вы правы, воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Этого гршника, безъ сомннія, искушало какое-нибудь дурное видніе, показавшее ему то, чего онъ не могъ увидть иначе, какъ только при помощи волшебства, это непремнно такъ. Зная доброту и непорочность этого несчастнаго человка, я не могу заподозрить его въ желаніи оклеветать кого бы то ни было.

— Такъ было и будетъ, воскликнулъ донъ-Фернандъ; и вы, господинъ рыцарь, должны простить вашему оруженосцу и возвратить его въ лоно вашихъ милостей sicut erat in principio, прежде чмъ эти проклятыя виднія перевернули вверхъ дномъ его голову.

Донъ-Кихотъ согласился простить Санчо, и приведенный священникомъ оруженосецъ пришелъ съ повинной головой преклонять колни предъ своимъ господиномъ и облобызать его руку. Благословивъ Санчо, Донъ-Кихотъ сказалъ ему:

— Теперь, Санчо, ты можешь, кажется, убдиться, что въ этомъ замк все длается при посредств очарованіи, какъ это а говоритъ теб много и много разъ.

— Врю, господинъ мой, отвтилъ Санчо; врю, что все здсь происходитъ при посредств очаровавшій, только происшествіе съ одяломъ случилось въ дйствитежльности.

— Не врь этому, сказалъ Донъ-Кихотъ; если бы оно случилось въ дйствительности, такъ я бы отмстилъ за тебя тогда и съумлъ бы отмстить теперь. Но ни теперь, ни тогда, я не вижу и не знаю, кому я долженъ мстить.

Гости пожелали узнать, что это за происшествіе съ одяломъ, и хозяинъ подробно разсказалъ имъ воздушное путешествіе, совершенное въ корчм этой Санчо-Пансо, порядкомъ насмшивъ разсказомъ своимъ все общество. Одинъ Санчо готовъ былъ разсердиться, но Донъ-Кихотъ успокоилъ его, повторивъ еще разъ, что происшествіе съ одяломъ было чистйшее очарованіе. Доврчивость Санчо никогда не доходила, однако, до того, чтобы онъ согласился признать очарованіемъ происшествіе съ одяломъ; онъ постоянно оставался въ твердой увренности, что его подбрасывали на одял люди изъ костей и плоти, а не привиднія, какъ уврялъ Донъ-Кихотъ.

Двое сутокъ проживало уже высокое общество въ знакомой намъ корчм, и такъ какъ имъ казалось, что пора, наконецъ, отправиться, поэтому вс стали придумывать средства избавить донъ-Фернанда и Доротею отъ труда провожать Донъ-Кихота до его деревни, гд должно было прекратиться путешествіе рыцаря въ Микомиконское царство, съ цлію возстановленія на прародительскомъ престол его законной государыни. Отправиться съ Донъ-Кихотомъ должны были только священникъ и цирюльникъ; дома они думали поискать средствъ вылечить рыцаря. Отвести Донъ-Кихота взялся по найму одинъ крестьянинъ, случайно остановившійся съ своими волами и телгой въ той самой корчм, гд находился рыцарь съ знакомой намъ компаніей. Для Донъ-Кихота устроили родъ деревянной клтки, въ которой онъ могъ расположиться совершенно свободно, и когда все было улажено, тогда, по совту священника, донъ-Фернанда и его товарищей, переодтые стрльцы и слуги донъ-Луи, закрывши лица — для того, чтобы рыцарь принялъ ихъ не за тхъ людей, которыми онъ былъ окруженъ въ воображаемомъ замк, а за какихъ-то иныхъ — вошли въ ту комнату, гд, полный радостныхъ надеждъ, отдыхалъ Донъ-Кихотъ. Подойдя къ постели бднаго рыцаря, который, мирно почивая, не ожидалъ такого предательства, они схватили его вс вмст и связали такъ крпко по рукамъ и по ногамъ, что когда Донъ-Кихотъ пробудился, то не могъ пошевельнуть ни однимъ членомъ, и только изумлялся, видя себя окруженнымъ какими-то странными фигурами. Благодаря, однако, своему разстроенному уму, грезившему постоянно о какихъ-то очарованіяхъ, онъ въ ту же минуту вообразилъ себ, и не только вообразилъ, но окончательно уврился въ томъ, что его окружили привиднія этого памятнаго для него очарованнаго замка, и что безъ всякаго сомннія онъ очарованъ, такъ какъ онъ не могъ ни двинуться, ни защищаться; словомъ все случилось именно такъ, какъ думалъ священникъ, главный виновникъ этого удивительнаго событія.

Изъ всхъ присутствовавшихъ при этой сцен, одинъ Санчо оставался хладнокровнымъ и не измнился въ лиц. И хотя онъ былъ очень близокъ отъ того, чтобы захромать на одну могу съ Донъ-Кихотомъ, онъ тмъ не мене догадался, что это за господа такіе — вс эти странныя фигуры, но не дерзалъ разинуть рта, не узнавши чмъ кончится это неожиданное нападеніе на его господина. Донъ-Кихотъ также потерялъ охоту говорить, ожидая, подобно своему оруженосцу, чмъ кончится это внезапно поразившее его бдствіе. Кончилось же оно тмъ, что связаннаго рыцаря перенесли въ клтку, стоявшую у его постели, и заколотили въ ней доски такъ крпко, что только надорвавшись два раза можно было разбить ихъ. За тмъ привиднія взвалили клтку на плечи, и въ ту же минуту, когда они выходили изъ комнаты, во слдъ имъ раздался ужасный голосъ, на столько ужасный, сколько могъ сообщить ужаса своему голосу цирюльникъ, не тотъ который спорилъ о сдл, а другой, кричавшій теперь во слдъ очарованному рыцарю: «О рыцарь печальнаго образа! не отчаявайся,

видя себя заключеннымъ въ эту тюрьму, въ которой тебя уносятъ теперь. Заключить тебя было необходимо, дабы ты скоре окончилъ то предпріятіе, на которое указало теб твое великое сердце и которое совершится тогда, когда страшный Ламанчскій левъ и блая горлица Тобозская пріютятся въ одномъ гнзд, склонивъ великолпное чело свое подъ сладостно-легкое ярмо Гименея. Отъ этого неслыханнаго союза произойдутъ, къ удивленію міра, мужественные львенки, наслдующіе хищныя когти ихъ мужественнаго отца. И все это должно случиться, прежде чмъ свтило, преслдующее бглую нимфу, дважды поститъ, во время своего быстрокрылаго бга, сіяющіе образы Зодіака. И ты, врнйшій и благороднйшій изъ оруженосцевъ, носившихъ мечь у пояса, бороду на подбородк и обоняніе въ ноздряхъ, не смутись духомъ и не обомлй, увидвъ, какъ похищаютъ въ глазахъ твоихъ цвтъ странствующаго рыцарства. Скоро ты узришь себя вознесеннымъ такъ высоко, что самъ себя не станешь узнавать, и тогда-то исполнятся вс общанія твоего великодушнаго господина. Именемъ мудрой Ментороніаны, увряю тебя, что теб будетъ заплачено все твое жалованье, въ чемъ ты убдишься скоро на дл. Слдуй-же по слдамъ мужественнаго и очарованнаго рыцаря, господина твоего, потому что теб предназначено проводить его до того мста, гд вмст вы отдохнете. Больше мн не позволено сказать ничего, поэтому, призвавъ на ваши головы благословеніе неба, я возвращаюсь туда, одинъ я знаю куда». Въ конц своего предсказанія, незримый пророкъ возвысилъ голосъ фистулой и потомъ понизилъ его мало-по-малу съ такими трогательными модуляціями, что даже т, которые знали объ этой комедіи, готовы были поврить дйствительности придуманнаго ими обмана.

Это предсказаніе успокоило и утшило Донъ-Кихота. Онъ понялъ, что ему общано святое соединеніе съ его возлюбленной Дульцинеей Тобозской узами церковнаго брака, отъ котораго произойдутъ на свтъ львенки, въ вчной слав Ламанча. Полный непоколебимой вры въ слова невидимаго пророка, Донъ-Кихотъ воскликнулъ, испустивъ глубокій вздохъ: «О, это бы ты ни былъ, ты, предсказавшій мн столько счастія, молю тебя! Попроси отъ меня мудраго покровителя моего волшебника, да не допуститъ онъ меня погибнуть въ этой тюрьм прежде чмъ исполнятся вс твои радостныя общанія; и если суждено имъ исполниться, тогда я признаю небеснымъ блаженствомъ томленія мои въ этомъ заключеніи, найду услажденіе въ этихъ цпяхъ, и это деревянное ложе, на которое меня кладутъ теперь, покажется мн не суровымъ полемъ битвы, а восхитительнйшимъ брачнымъ ложемъ. Что касается добраго оруженосца моего Санчо Пансо, который станетъ утшать меня въ моемъ заключеніи, то я вполн полагаюсь на него. Его добрый, честный нравъ ручается за то, что онъ не покинетъ меня въ счастіи и въ несчастіи. И еслибъ моя или его звзда не дозволила бы мн даровать ему этотъ давно общанный островъ, или что-нибудь подобное, то, во всякомъ случа, жалованье его не потеряно. Въ моемъ завщаніи я объявляю, чтобы ему заплачено было не столько, сколько онъ достоинъ за врную службу и многочисленныя услуги свои, но сколько позволяютъ мои слабыя средства».

При послднихъ словахъ Донъ-Кихота, Санчо глубоко поклонился своему господину и поцаловалъ об его руки; одну, впрочемъ, трудно было поцаловать, потому что руки рыцаря были связаны вмст. Посл этого привиднія взвалили клтку на плечи и отнесли ее на телгу съ волами.

Глава XLVII

— Много серьезныхъ и достоврныхъ исторій странствующихъ рыцарей прочелъ я, сказалъ Донъ-Кихотъ, когда его посадили въ клтк на телгу, и однако мн никогда не случалось ни читать, ни даже слышать, чтобы очарованныхъ рыцарей везли какъ меня, въ клтк, на такихъ лнивыхъ и вялыхъ животныхъ. Обыкновенно ихъ переносили съ невообразимой быстротой по воздуху, въ какомъ-нибудь мрачномъ облав, или на огненной колесниц, или, наконецъ, верхомъ на гипогриф. Но, Боже правый, везти, какъ меня, въ телг за волахъ, это ужасно. Быть можетъ, впрочемъ, рыцари и очарованія нашего времени подчинены другимъ законамъ, чмъ прежде; быть можетъ и то, что для меня, какъ для новаго дятеля, какъ для воскресителя забытаго странствующаго рыцарства придумано новаго рода очарованіе и новый способъ перенесенія. Что ты думаешь объ этомъ, другъ мой, Санчо?

— Право не знаю, что я думаю, отвтилъ Санчо, потому что я не читалъ столько странствующихъ писаній, какъ ваша милость, но только и готовъ присягнуть, что вс эти окружающія насъ виднія не совсмъ православны.

— Православны, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, какъ могутъ быть он православны, когда ты видишь вокругъ себя демоновъ, которые принявъ разные фантастическіе образы постарались привести меня въ такое чудесное положеніе. Если ты не вришь мн, такъ прикоснись въ нимъ, ощупай ихъ, и ты убдишься, что они состоятъ изъ мира и существуютъ только для зрнія.

— Помилуйте, ваша милость, отвтилъ Санчо; я уже прикасался къ нимъ, и доложу вамъ, что вотъ этотъ эфиръ, который возится вотъ тамъ, свжъ какъ роза и разодтъ и раздушенъ совсмъ не какъ чортъ; отъ чертей, какъ говорятъ, пахнетъ срой и другими отвратительными запахами, а отъ этого за полверсты слышны духи. Санчо говорилъ это о донъ-Фернанд; отъ него, дйствительно, какъ отъ знатнаго господина, пахло духами.

— Не удивляйся этому, другъ мой Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, черти многомудры, и хотя имъ дйствительно присущъ извстный запахъ, они все-таки духи, и слдственно отъ нихъ, какъ отъ духа ничмъ не пахнетъ. Сами же они постоянно слышатъ самый отвратительный запахъ, и это понятно: они носятъ съ собою повсюду адъ, нигд и никогда не находя облегченія своимъ адскимъ мукамъ, пріятный же запахъ доставляетъ извстнаго рода наслажденіе, по этому для нихъ не можетъ существовать пріятнаго запаха. Если же теб кажется, будто отъ этого демона пахнетъ духами, такъ это обманъ, чортъ морочитъ тебя, чтобы ты не подумалъ, что онъ чортъ.