Дорога издалека (книга вторая)
Шрифт:
Поздним вечером, уже после ужина, гость и хозяин беседовали при свете керосиновой лампы. В это же время Молла-Дурды со своими молодцами решил устроить ночную засаду на караванном пути. Все четверо шли, растянувшись цепочкой, мимо двора Джумакулчи. Глядь — свет от лампы пробивается сквозь занавешенные двери. И в загоне — конское ржанье… Кто-то в гостях у старика! Розы-Анна всегда появлялся в аулах неожиданно и без шума. Сейчас лишь немногие беширцы знали, что он здесь. В дозоре один из керкинских джигитов стоял, с приказом: себя не обнаруживать, если пожалуют нежданные ночные гости, скрытно дать знать командиру.
— Кто пожаловал? Назовите себя, добрые люди.
— Сюда, старик! — сам атаман передернул затвор винтовки, шагнул навстречу. — Не шуметь, отвечать коротко: кто у вас нынче? Будешь запираться, шутить не станем! Ну, теперь узнал меня?
— Как не узнать… Торговцы у нас. С верховьев идут, от самого Керкичи. Поторговали, теперь на Карши сворачивают. Заночевали перед дальней дорогой.
— Так. Веди к коням!
— Да как же без свету? Погодите, сейчас фонарь принесу.
— Давай, только живее!
Едва скрылся, за спиной у Моллы-Дурды прогремело:
— Руки вверх, бандит! Именем окружного исполкома… Ни с места, или стреляю!
Это один из бойцов зашел ему с тылу, отрезав путь к отступлению. Дурды опешил. А неширокий двор уже озарился слабым светом керосинового фонаря. Теперь вожак был освещен и беззащитен, его спутника взяли врасплох, без звука.
— Сдавайся, Молла-Дурды! Ты окружен, — прозвучал со стороны дома еще один голос, мужественный, спокойный. Это Розы-Анна решил попытаться дело кончить миром.
Но Дурды, видимо, потерял способность трезво оценивать свое положение. Не целясь, пальнул в сторону дома. Сейчас же прогремел второй выстрел, Дурды зашатался, выронил винтовку… Когда к нему подбежали, он не шевелился. И его выстрел не остался без последствий: пуля, посланная наугад, пробила у Розы-Анна правую руку возле локтя.
Пока перевязывали раненого, обследовали местность вокруг двора, Молла-Дурды куда-то исчез. Лишь под утро, по кровавому следу на земле, отыскали его позади овечьего хлева, где он и дух испустил.
Тот калтаман, что сопровождал вожака, оказался в плену Остальные двое бежали куда глаза глядят.
А Розы-Анна не одну неделю провел в лазарете в Керки.
…Конечно, молва тотчас разнесла по всему Дебабу весть о ночной стычке на околице Бешира. Люди на базарах и в чайханах толковали разное, но все сходились в одном: новый командир отряда в Керки — не чета прежнему. Теперь калтаманам не разгуляться. Выходит, у народной власти рука твердая.
Новый день занимался над многострадальным Лебабом — день, когда кровь и смерть уже не грозят на каждом шагу.
В знакомых местах
Самым оживленным местом тогдашнего города Керки были улочки в районе Орда-базара. Базар этот еще называли Мердикер-базаром, оттого, что нанимали здесь поденщиков — мердикеров и на нем всегда толпились люди из аулов либо городские бедняки, предлагая по дешевке силу своих рабочих рук. Сделку заключали тут же, на месте. Как раз в начале двадцать второго года на Орда-базаре даже открылась
Улица, что идет на запад от базара, в то время завершалась тупиком, место это носило название Тюм — Темный провал. В самом деле, сюда почти не проникало солнце. Лавочки торговцев стояли плотно, да еще навесы над каждой, так что и летним днем здесь всегда царил полумрак. В лавчонках, где продавали все, что угодно, даже фонари и свечи жгли в дневные часы. Тут неопытного покупателя могли как угодно обмануть, всучить дрянь вместо доброго товара — ведь ничего не разглядишь в темноте…
Здесь-то, на углу, стояла в те годы чайхана Латифа-ага. В его заведении можно было не только закусить — путникам издалека здесь предоставляли ночлег.
Славилась эта чайхана во всем городе тем, что здесь превосходно готовили. Сам хозяин еще в молодые годы на родине — в Андижане в совершенстве освоил искусство повара. И в Керки поваров себе подобрал опытных, старательных. Каждый знал свое дело — кому плов варить, кому шурпу да лагман, кому жарить шашлык, печь рыбу в золе. Латиф-ага — в ту пору ему перевалило за пятьдесят, невысокий, упитанный, проворный — чаще всего сновал тут же, возле поваров, сам указывал, что и как готовить, сам и пробовал на вкус. Двое молчаливых парней, прислужники, носили постояльцам в общий зал или прямо в комнаты еду, чай, лепешки — кто что спросит.
Ароматные запахи с открытой кухни чайханщика Латифа разносились по всем улицам, прилегающим к Орда-базару, они-то и влекли в чайхану всякого звания людей, не только приезжих, но и местных. В главном помещении чайханы — просторном зале с резными деревянными столбами и открытыми, во всю стену, окнами на веранду — всегда полно было посетителей. Кто насыщался пахучим пловом, кто наскоро поглощал свежую, только что с жару, самсу, кто, утолив голод, неторопливо попивал зеленый чай со сластями, с сушеными фруктами. Иные, всего уж отведав, не расходились, усаживались в кружок возле какого-нибудь странствующего дервиша, а то и просто каландара, бедняка-скитальца в отрепьях, высокой остроконечной шапке. Слушали, как читал он нараспев газели знаменитых поэтов древности либо перемежаемую песнями прозу дестана «Баба-Ровшан» или «Сагды-Ваккас». Притомившись, чтец умолкал, затем поднимался на ноги, обходил присутствующих, протягивал за вознаграждением высушенную скорлупу тыквы, а то и просто заскорузлую ладонь…
Доверительные беседы велись по многу часов в гостеприимной чайхане Латифа. Здесь можно было услышать немало интересного.
Сюда-то и свернул Нобат Гельдыев, едва сошел с парома и зашагал улицами города, где ему отныне предстояло служить в окружной чека.
Нобат без труда столковался с хозяином насчет койки в комнате, где поменьше людей, положил чемоданчик и мешок. Вышел во двор. О-о, ну и ароматы здесь! И ему захотелось перекусить. Нобат прошел на веранду, отыскал местечко с краю, сел на ковер, облокотившись о подушку..