Дорога к себе
Шрифт:
— Светлого утра, дорогой мой. Ты еще ту языкастую стерву в ссылку не отправил?…. Молодец. Умоляю, найди ее обратно. Вот не поверишь — я ее безумно хочу. Уговори любым способом и притащи сюда…. Ну, скажи, что я умираю без нее. Жить не могу. Чахну….
Лас фыркнул, представляя вытягивающееся лицо чопорного человека, и чуть не подавился.
— Умница. Я тебя обожаю! — Сантилли отключился и нахально отломил половину от оставшегося у друга огрызка.
От стола раздалось покашливание и вежливое:
— Светлого утра.
Демоны оглянулись и изумленно уставились на желтый шар в нелепой
— Ты кто, чудо природы?
Шар качнулся на носочках, разведя короткими ручками, мол, что же вы не узнаете, и затараторил:
— Домашняя система…
— Понял, не продолжай, — Сантилли прокашлялся и обошел его по кругу. — Глебушка постарался? И в чем прикол?
— Вы же сами просили что-нибудь милое и безобидное, — обиженно пояснил шар, забавно шмыгнув носом, — и теперь я персонаж детской сказки. Колобок.
У ашурта брови медленно поползли вверх, а Лас, машинально догрызающий колбасу, поперхнулся и закашлялся.
— Смею вам напомнить, — неуверенно продолжил шар, переводя круглые глазки с одного демона на другого, — что у вас, уважаемые, есть более удобное средство связи, чем пресловутый телефон. То есть я. А то как-то тоскливо на душе-то. Все бегають, бегають, — съехал он на сказочную речь и с надрывом закончил, молитвенно приложив ручки к животу в районе груди, — и ни едина жива душа не замечает. Хучь како-никако порученьице бы, а?
— Ну, брови отрасти, — выдал Сантилли первое, что пришло на ум, и обеспокоенно покосился на постоянно давящегося то ли колбасой, то ли смехом Ласа. — Ты катись пока, я подумаю.
Колобок издал горестное «ох-хо-хонюшки» и поковылял к краю стола, на ходу растворяясь в воздухе.
— На чем мы остановились? — рассеянно спросил император, перебирая в уме список казней для одного находчивого инженера.
— К Сержу в деревню ездили, — откашлявшись, пояснил йёвалли и ехидно протянул. — На сеновале валялись.
— На сеновале неудобно, — авторитетно заявил Сантилли и снова полез в холодильник. — Что так жрать-то хочется? Солома колется, зараза, даже через одежду.
— И достает до желудка. Мне вот это тоже захвати, — йёвалли вытянул шею, заглядывая через плечо ашурта, — что-то я не наелся.
Стимуляторы потому и использовались редко, что требовали от организма много энергетических затрат, благодаря чему Лас постоянно грыз что-нибудь калорийное, углеводистое и белковое, то есть все подряд.
В дверь заглянул Леонардо:
— Риа просила, чтобы я ее забрал от Аделис, вы еще спали. Я поеду?
Сантилли обреченно сунул обратно облюбованную им ветчину и закрыл дверцу:
— Я сам, тебя съедят с потрохами.
— Да ну, очень послушный ребенок, — возразил юноша. — Так я съезжу, заберу?
Ошарашенные демоны слаженно кивнули, и ашурт снова нырнул в многострадальный холодильник, из глубины его недр потребовав:
— С подробностями, плиз.
После похорон Лас, ничего не объясняя, увез Эджен к Сержу в деревню. Они сидели на маленькой задней веранде старого, но по-прежнему крепкого дома Потаповых, пили крепкий травяной чай и смотрели, как праправнучка Сергея, сорокалетняя статная
Они долго бродили по берегу реки, и болтали обо всем подряд, старательно избегая говорить о войне, но, тем не менее, разговор свернул на Влада. И тогда Жени разрыдалась. Йёвалли обнял ее здоровой рукой и долго молча стоял, покачиваясь. Ночью они забрались на сеновал, расстелили приготовленную для них хозяйкой постель, завалившись на нее прямо в одежде, и смотрели в окошко на звезды, а Лас вслух размышлял о том, что если глаза сына не восстановятся, то можно развивать внутреннее зрение и слух, чтобы Эрри мог свободно ориентироваться в пространстве.
— Ты никогда не сдаешься? — тихо спросила Эджен, переворачиваясь на бок, чтобы лучше видеть его.
— А зачем? — искренне не понял ее демон. — Глупо же.
Уснули они далеко за полночь и проснулись с первым петухом, которому голодный Лас смачно пообещал отвернуть голову и сожрать сырым.
Днем брату позвонил Эрри и потребовал забрать его «из этого гадюшника». На заднем плане, как ненавязчивый фон, слышалось сердитое ворчание Турайи и хриплый смех пришедшего в себя Ноэля, к которому пустили мать и сестру. Он еще ничего не знал об отце и том, что стал главой дома — полноправным князем Вардисом.
Вечером Ласу снимали биолубок, и теперь он мог сменить ипостась, как того требовала дочь. Желание ребенка — закон! Поэтому завтра мамочка будет накрашена и при маникюре. При слове «педикюй» Ласайента с преувеличенным вниманием рассмотрела собственные кроссовки, и вопрос отпал сам собой.
Неофициальная часть дня рождения проходила в Черном замке Сантилли. Снаружи крепость по-прежнему поражала мрачной величественностью стен и высоких башен, но стоило войти в ворота, как все преображалось: светлый камень, цветущий плющ, розы, деревца и кустарники, крытая галерея, каменные скамейки, узорные решетки и накрытые столы вокруг фонтанчика в центре традиционного патио — испанский средневековый замок в романтическом идеале. Таамир удивленно приподнял брови:
— Что это на тебя нашло?
— Сказок начитался, — ашурт свысока, благо рост позволял, окинул его нахальным взглядом. — Могу порекомендовать.
— Ты и такие слова знаешь? — скептически хмыкнул Ин Чу и не спеша удалился, стараясь не прислушиваться к тому, что будет бормотать ему вслед вредный демон.
Кьердис с Ольгой зашли только поздравить, но их никуда не отпустили. Ноэль, прикованный к специальному креслу, никуда не отпускал от себя Эджен и Сьюзен, замучив их капризами и просьбами, и к концу праздника обе девушки понимали друг друга, как никто другой. Дэниэлла что-то горячо доказывала Найири, Юштари хвастался шрамом через все лицо и разрисованным зубастым биолубком до колена. Немного опоздала Рози, сославшись на дела и категорически отказавшись пить штрафное вино, в шутку преподнесенное Глебом.