Дорога к себе
Шрифт:
— Странная диета, — Сантилли прищурился и окинул молодую женщину внимательным взглядом. — С чего бы это?
Графиня виновато улыбнулась, непроизвольно положив руку на живот.
— Мальчик? У тебя будет мальчик? — у ашурта рот сам собой разъехался до ушей, он закружил девушку. — У Шали будет сын!
— Ну, наконец-то, — облегченно произнес Найири. — Сколько можно девчонок рожать? Надо подумать о подарке.
— У тебя еще один шалашик завалялся? — ухмыльнулся Андерс, наблюдая, как средняя дочь весело болтает с Ласайентой. — Как ты думаешь, они когда-нибудь подружатся или снова подерутся?
На
Сантилли отозвал в сторону Кьердиса, решив хоть раз послушаться Ольгу и применить власть, чтобы род Аваров не остался без наследника. Старшина выторговал год на поиски новой жены, но отошел просветленный и еще больше влюбленный в свою неукротимую супругу.
— Ну и чего я добился? — спросил ашурт у ближайшего куста. — По-моему, ничего.
Официальный прием в отличие от домашнего праздника блистал украшениями, открытыми платьями женщин и светскими разговорами. Ласайента старалась не зевать, чтобы не расстраивать счастливых родителей, и перетанцевала со всеми мужчинами, вероятно мстя мужу за прошлые грехи, о которых тот давно забыл, а ночью долго лежала в ванне и стонала, растирая уставшие ноги:
— Боги, еще и праздник Победы на днях.
— Черти будут, — Сантилли присел на край ванны и брызнул в жену водой.
Та презрительно фыркнула:
— И что особенного? Вот если бы ты джина притащил, я бы еще подумала.
Сегодня вечером у нее будет первый официальный выход в свет: первое настоящее бальное платье, не золотое, конечно, как она когда-то мечтала, а открытое темно-зеленое, туфельки на каблучках, великолепная прическа, роскошные украшения и танцы. Четыре года затворничества: книги, фехтование, упражнения для памяти, когда-то показанные драконом, снова книги и уроки, уроки, уроки. История миров, география, искусствоведение, этикет, философия, риторика, генеалогия… Она должна быть великолепной и неотразимой, она должна затмить всех, чтобы они оба поняли, как ошиблись когда-то, отвергнув ее. Ерунда, разумеется, лезет в голову, но так хочется независимо пройтись перед потрясенными юношами, небрежным кивком дав понять, что их заметили.
«Как была пустоголовой, так и осталась ею, — девушка по возможности равнодушно оценила свое отражение в настенном зеркале, кокетливо повела плечиком и, не удержавшись, показала язык своему двойнику, продолжая изображать из себя избалованную светскую даму. — Немного глупости добавляет обаяния и шарма к образу Дуры Великосветской».
Придворные дамы уже осыпали ее комплиментами (но им и положено), и даже отец, пришедший за ней, удовлетворенно кивнул. Принцесса едва успела сделать вид, что поправляла локон перед зеркалом, внутренне смеясь над собственным ребячеством. Настроение у нее было изумительно прекрасное, не смотря на сильное волнение, и вряд ли его могло что-нибудь испортить. У нее прекрасные подруги, они должны ее понять и простить долгое молчание, потому что, в конечном счете, она старалась не для себя.
Первое время Амира злилась на них и принцев, рисуя в уме, как она…. Чушь, разумеется, получалась, пока одной дождливой
«Ах, так, — размазывая слезы по щекам, твердила она. — Значит, чтобы в постели правильно отвечать на вопросы?». Но буквы складывались в слова, которые быстро теряли смысл за нагромождением книжных строк, и принцесса все больше убеждалась, что так и останется никчемной куклой, не способной ни на что.
Девушка едва ли не с истериками заставляла себя вникать в идиотские с ее точки зрения науки, задалбливая как скворец понятия, абсолютно ничего в них не понимая, но из ослиного упрямства не желая обращаться за помощью ни к отцу, ни к брату. Она сама…. Она всем докажет…. Как обычно.
Спасибо пожилому дворцовому библиотекарю, заметившему ее мучения и посоветовавшему сходить к его старинному другу. Через неделю метаний между высокомерным презрением к низшим и желанием добиться своего любой ценой, здравый смысл одержал первую в ее жизни победу, и у принцессы появился настоящий наставник и друг — слепой восьмидесятилетний ученый. Человек, сохранивший необычайную для его возраста память и ясность ума. Именно он заставил ее постепенно изменить кое-какие взгляды на жизнь и заинтересоваться искусством, заодно заразив увлечением к психологии и философии.
Настоящую беседу с ученым она еще не осилит, но уже разбирается во многих (если честно — некоторых) вещах и не боится показаться глупой, уточняя непонятные ей детали.
Принцесса последний раз посмотрелась в зеркало и повернулась к отцу, так и оставшемуся стоять у открытых дверей.
— Жаганрад из дома Лунной Радуги, — Хаарланд отступил в сторону, пропуская в покои дочери высокого сорокалетнего мужчину с темно-русыми волосами до плеч, — он будет сопровождать тебя.
Воин подготовился к выходу в свет со всей доступной ему роскошью: хрустела черная кожа штанов и безрукавки, переливался «мокрый» шелк синей рубахи, струился по плечам бардовый плащ, сверкали драгоценные камни на мече, наручах и аграфе.
Амира растерялась: отец Турайи будет на празднике демонов? Но зачем? Напомнить подруге о прошлом? Примириться? Ужалить больнее?
«Дом! — осенило ее. — Он хочет вытребовать у нее наследственные права на дом Лунной Радуги! Стать его полноценным хозяином».
— Папа, — осторожно начала она.
Но отец резко оборвал дочь:
— Ты готова?
Первый выход в свет моментально потерял все свое очарование, в который раз напомнив, что она всего лишь пешка в игре под названием «Борьба за власть».
«Прекрасно, поиграем, — разозлилась принцесса и покорно присела в заученном реверансе. — Надо начать изучать хотя бы упрощенное горбе, если я хочу уметь думать и просчитывать ходы».
Жаганрад набросил на ее открытые плечи белое кружево накидки и поставил локоть.
«А у Арвина это получалось более естественно и непринужденно, — злорадно отметила про себя Амира. — Если ты решил присвоить себе чужой дом по праву мужа, убитой тобой же жены — изволь соответствовать титулу главы, а не солдафона, — девушка с легкой улыбкой благосклонно наклонила голову, принимая руку мужчины. — Вор и убийца».