Дорога в Средьземелье
Шрифт:
Однако ближе к концу XIX столетия все пошло вкривь и вкось Как явствует из всего сказанного Толкином о литературе и филологии, он чувствовал, что подхватил падающий флаг, который, слабея, выпустили из рук его предшественники; он чувствовал (может быть, справедливо, а, может быть, и нет), что встал в ряды проигрывающих в академической игре, которая к тому же, возможно, велась нечестно, хотя с уверенностью этого утверждать нельзя. Почему все пошло именно так, а не иначе? — не переставал он, должно быть, удивляться. Почему филология столь постыдно не выполнила своих обещаний? Возможно, кратчайший ответ на этот вопрос вот каков: вся беда в том, что компаративная филология зиждется на тяжелом, изнурительном труде. Есть нотка зависти в той изумленной похвале, которой удостоил Толкин «скучных, но солидных зануд Лидсского университета» (34) , где — по одобрительному наблюдению Толкина — «правила бал» именно филология, а «о журналистской банде и помина не было» (35) . Ибо в других местах дела обстояли иначе. «Нет науки более гордой, благородной и более благосклонной к спорам, — сказал о филологии Якоб Гримм, — но равно нет и науки, менее милосердной к человеческим ошибкам»(курсив мой. — Т. Ш).Все адепты филологии должны были принять на вооружение идеологию, которая подразумевала строжайшую аккуратность, принцип возможно более полного охвата изучаемого предмета, философию окончательного «да» или окончательного «нет»; сегодня трудно даже поверить, до какой степени это было серьезно. Например, в 1919 году почтенный, убеленный сединами филолог Эдвард Сивере с легким сердцем поставил на кон свою ученую репутацию, согласившись на неординарныи эксперимент: проанализировать текст, который вызвался предоставить ему некто Ханс Лицманн, и, на основе чисто языковых свидетельств, выяснить, сколько у этого текста авторов. За составление текста, которое происходило в тайне от Сиверса, отвечал Лицманн. Перед этим Сивере продемонстрировал свой метод применительно к письмам апостола Павла. Сивере истолковал предоставленный ему Лицманном образец совершенно неправильно. Но никто не подверг сомнению правомочность подобного эксперимента [24] .
34
ХК. С. 104.
35
П.
24
Peter Ganz. Eduard Sievers.Beitrage zur Geschichte der Deutschen Sprache und Literatur. Vol. 100 (1078). P. 76–78. — Т.Ш.
Вернемся еще немного в прошлое. Открытия Гримма и его последователей, вплоть до Фердинанда де Соссюра (ныне знаменитого в качестве изобретателя «структурализма», однако некогда подвизавшегося в филологии в качестве скромного специалиста по «аблауту» [25] , по все прочнее утверждавшейся традиции преподавались студентам в виде множества языковых фактов, систематизированных, но оторванных от реальных текстов, в которых они были некогда почерпнуты. «На английском факультете обязательно нужно преподавать и филологию, — писал в 1887 году исландист Ф. Иорк Пауэлл, — в противном случае прощай точность» [26] . Это опасение было напрасным. Точность возможна и в других дисциплинах, не только в законах звукоизменения; но для науки, которая семьдесят лет шла только в гору, это высказывание дышит прямо–таки самоубийственной скромностью. Вернемся еще дальше в прошлое. Р. У. Чэмберс [27] , который в 1925 году вместе с Толкином претендовал в Оксфорде на место профессора кафедры англосаксонского языка, но снял свою кандидатуру (в результате кафедра досталась Толкину), в 1928 году подытожил успехи и огрехи филологии таким наблюдением: «Адепт сравнительной филологии подобен Улиссу», однако «недоброжелатели могут подметить, что проведенная мною параллель не просто верна, а верна с избытком: подобно Улиссу (Улиссу Данте. — Т. Ш. [28] ), все, что обрели в результате своих странствий приверженцы сравнительной филологии, — это гора Чистилища (законы Гримма, Вернера и Грассмана, вздымающиеся на пути подобно ужасным чистилищным уступам [29] ), и зрелище это подействовало на них подавляюще» [30] . Чэмберс оказался прав. И точка зрения «недоброжелателей со временем возобладала: компаративная филология, понимаемая как «гипотетические изменения звуков в первобытных германских лесах» [31] , претерпела упадок почти столь же стремительный, как перед тем взлет.
25
Фердинанд де Соссюр (1857–1913) — французский ученый, родился в Швейцарии. Один из самых выдающихся языковедов за всю историю филологии. В 1879 г. вышла его первая книга — «Трактат о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках», где Соссюр реконструирует исчезнувший звук — древнеиндоевропейский неопределенный гласный «шва». Позднее этот звук действительно обнаружили в неком новооткрытом языке. В последующие годы Соссюр читал лекции в Париже. В 1886 г. он стал профессором санскрита и сравнительной грамматики индоевропейских языков, в 1891 г. перебрался в Женеву, где в 1906 г. получил кафедру общего языкознания. В 1916 г., после смерти Соссюра, ученики издали записи его лекций по общему языкознанию под названием «Курс общей лингвистики». Своей новаторской концепцией эта книга оказала большое влияние на современное языкознание. Соссюр ввел четкое разграничение языка и речи, установил специфику языкознания как науки, установил два аспекта изучения языка — синхронию и диахронию, ратовал за строгую системность в исследованиях и обосновал знаковую природу языка. Предложил создать науку о знаках — семиотику, определяя лингвистику как раздел этой науки.
26
См.: D. J. Palmer, op. cit., p. 97. — Т. Ш.
27
Рэймонд Уилсон Чэмберс (1874–1942) — выдающийся специалист по древнеанглийскому языку и средневековой литературе. С 1925 г. — профессор в Лондоне. Наиболее значительные работы — исследование «Беовульфа», труд о Томасе Море, исторические исследования по выявлению корней английской литературы.
28
У Данте Улисс, не найдя покоя после возвращения домой, снова отправился в странствия и пересек экватор. В один прекрасный день на пути у мореплавателей выросла огромная гора:
…гора, далекой грудой темной, Открылась нам; от века своего Я не видал еще такой огромной. Сменилось плачем наше торжество: От новых стран поднялся вихрь, с налета Ударил в судно, повернул его Три раза в быстрине водоворота; Корма взметнулась на четвертый раз, Нос канул книзу, как назначил Кто–то, И море, хлынув, поглотило нас (36).29
В «Божественной комедии» Данте Чистилище представляет собой крутую гору, опоясанную узкими уступами, преодолеть которые поначалу кажется невозможным:
Уже пред нами вырос горный склон, Стеной такой обрывистой и строгой, Что самый ловкий был бы устрашен (37).30
R. W. Chambers. Man's Unconquerable Mind(L.,1939). P. 342–343. — Т. Ш.
31
Автор этой фразы — сэр Уолтер Рейли, профессор английской литературы в Оксфорде (1904–1929). Фраза была процитирована в качестве свидетельства в книге Teaching of English in England(London: HMSO, 1921), p. 218. — Т.Ш.
Вот почему слово «филология», имевшее поначалу расплывчатое значение «любовь к учености», в девятнадцатом столетии получило новое значение — «изучение текстов с целью сравнительного исследования языков, на которых они написаны, дабы лучше понять законы развития этих языков». А в двадцатом столетии появилось специализированное мнение, родившееся в недрах факультетов англистики, а именно — будто филология есть «антилитературная наука, хранимая педантами (вроде профессора Толкина), наука, которой нужно как можно скорее положить конец». Однако эти интересные семантические эволюции оставляют за бортом кое–что весьма важное, а именно — ту самую «духовную жизнь», в сторону которой сделал реверанс Хольгер Педерсен, а заодно и «национальную культуру», которой просалютовал Леонард Блумфилд, — иными словами, «Волшебные сказки» братьев Гримм.
УТРАЧЕННЫЕ ПОЭМЫ
Все дело в том, что после прорыва, осуществленного Раском Боппом и Гриммом, филология развивалась не только в фонологическом и морфологическом направлениях, то есть отнюдь не ограничивалась изучением звукоизменения и законов развития отдельных слов. Мельница исторического сравнения требовала все больше зерна, и одним из естественных следствий этого, помимо более пристального изучения языка как такового, стало углубленное изучение отдельных языков. Ученые стали больше интересоваться доселе непрочитанными текстами. В итоге они научились заметно лучше читать их и принялись в массовом порядке производить словари мертвых как камень языков. Например, в своем предисловии к «Беовульфу» (38) Толкин рассказывает о слове hos(e),зафиксированном в «Беовульфе»: оно не встречается ни в одном из остальных дошедших до нас древнеанглийских текстов, и о его значении пришлось бы догадываться исключительно исходя из контекста, не докажи филология, что это слово родственно древневерхненемецкому hansa(тот же корень присутствует в названиях Ганза, Ганзейский союз), означающему «свита» или, возможно, «группа людей, связанных взаимной клятвой». Таким образом, мертвые языки предоставляли материал для сравнения, а этот материал, в свою очередь, проливал свет на другие мертвые языки. Так научились филологи читать по–хеттски (хеттский язык был в 1920 году опознан как индоевропейский, что имело большое значение для изучения Ветхого Завета) и по–тохарски (еще один индоевропейский язык; некогда на нем говорили степные кочевники, сегодня же он представлен почти исключительно несколькими текстами, случайно сохранившимися в одном туркестанском оазисе). Позднее ученые расшифровали также язык под кодовым названием «Линейный Б», открытый критскими археологами. Во времена, предшествовавшие Боппу, это было бы немыслимо. Сделаны были и другие, менее громкие открытия. Крошечные осколки коттского языка, на котором к моменту его открытия говорили всего пять человек, помогли извлечь из глубины забвения целую исчезнувшую нацию. Родственных мигам енисейцев Хольгер Педерсен считал «последними представителями некогда могущественного народа, который, имея южным соседом Тибетскую империю, правил в свое время большей частью Сибири, но в конце концов вынужден был подчиниться монголам» (39) [32] . Однако от былого величия котгов не осталось никаких следов, кроме лингвистических. Романтика этих исследований не выветрилась и по сей день. Вдохновившая когда–то Мюллера на поэтические замечания по поводу слова duhitar, она приобретает сегодня новый размах, поскольку оказалось, что некоторые языковые формы, даже современные, могут иногда перенести нас в глубочайшее прошлое — например, в каменный век. Так, английское слово hammer — «молоток» — обнаружило родство с древнеславянским камы(«камень»). И вот что странно: чем обыденнее слова, попадающие в поле зрения исследователей, тем сильнее романтика.
38
Пред. С. xii.
39
Pedersen. Op. cit. P. 97. — Т. Ш.
32
Коттский язык — вымерший язык енисейской группы, относится к палеоазиатским языкам. На кетском и сымском языках — единственных, к нашему времени еще не вымерших — в наше время говорит совсем немного людей. Енисейские языки обнаруживают отдаленное родство с некоторыми языками Кавказа, тибетскими языками, а некоторые ученые пытались сравнивать их с языками американских индейцев.
Древнеанглийский, после того как с ним поработали филологи, стал неожиданно выглядеть совсем по–иному. Между прочим, именно филологи настояли на том, чтобы называть его не англосаксонским, а именно древнеанглийским — дабы подчеркнуть важную, по их мнению, общность этого языка с английским нынешним. А история готского языка и вообще драматична. Кое–что знали об этом языке и в ранние времена. Были известны такие готские тексты, как упсальский «Серебряный кодекс» [33] , было известно, что готы представляли собой восточногерманское племя, которое примерно начиная с 376 года по P. X. помаленечку отхватывало куски Римской империи, что этих самых готов обучили грамоте и обратили в христианство, и что их язык, а с ним и готы как нация вымерли где–то в восьмом столетии или около того. Филология поколебала устойчивость этой картины. Во–первых, готский язык сделался внезапно не просто понятным — он наполнился жизнью:
33
«Серебряный кодекс», или Codex Argenteus, —готское Евангелие, содержащее избранные тексты из перевода епископа Вульфилы. Текст начертан серебряными буквами на пурпурном пергаменте. По всей видимости, этот кодекс был создан в VI в. С середины XVII в. хранится в Упсале.
Этот феномен, известный как «i–мутация», превратился со временем в одну из самых популярных страшилок университетской филологии. Однако в нем есть что–то таинственное и влекущее. Что же это получается — выходит, люди себе говорят и говорят, не имея ни малейшего понятия о том, почему произносят слова так–то и так–то, а не иначе, — и на то есть хотя и древние, но вполне определенные и на его процентов доказуемые причины?! Это уже почти генетика. Не удивительно, что Гримм называл готский язык «совершенным», а Толкин признавался, что готский «взял его штурмом» (40) .
40
EW. Р. 38.
Следующим этапом в развитии романтической истории под названием «Готия» стало зародившееся у некоторых ученых подозрение, что готы, возможно, еще не вымерли. В 1560-е годы или около того некто Огьер ван Бусбег, фламандец, служивший послом в Стамбуле, подслушал однажды разговор каких–то иностранцев, речь которых показалось ему в чем–то знакомой. Ван Бусбег записал некоторые слова, запомнившиеся ему из подслушанного, а в 1589 году опубликовал их. И что же — оказалось, неизвестные разговаривали по–готски! Язык заблудился во времени ни много ни мало на тысячу лет! Когда через несколько столетий в филологической среде проснулся интерес к готскому, ученые мужи получили ненадолго возможность потешить себя надеждой на то, что где–то и теперь еще существует живой готский язык — этакий снежный человек языкознания. Увы, это не подтвердилось. Но, по крайней мере, стало ясно, каким образом готский, нашедший себе убежище в отдаленном Крыму, смог просуществовать так долго. Стало также возможным реконструировать историю исчезнувшего народа готов.
Сказать, что готский язык и готы «преследовали» Толкина всю его жизнь, не было бы особым преувеличением. Как отметил Кристофер Толкин (41) , имена вождей, которые правили Рохирримами до того, как к власти пришла династия Эорла, — не древнеанглийские, как обычно у Всадников Рохана, но готские — Видугавия, Видумави, Мархвини и т. д. (42) [34] . Эти имена понадобились Толкину, чтобы намекнуть: изначально, дескать, Всадники говорили на другом, более древнем наречии, изображаемой эпохе предшествовала иная — филологи так часто сталкивались с этим! Если брать шире, можно привести такой пример: описанная Толкином во «Властелине Колец» битва на полях Пеленнора [35] очень напоминает знаменитую битву на Каталаунских полях [36] , описание которой можно прочитать в «Истории готов» Иордана [37] . В этой битве цивилизация Запада тоже сражалась против «нашествия с Востока» и устояла, а готский король Теодорих был затоптан собственной победоносной конницей и умер почти так же и в таком же ореоле скорби и славы, как Теоден [38] Толкина. Но, возможно, яснее всего проговаривается Толкин о своем отношении к готам в письме к сыну Кристоферу, которое было написано в связи с докладом о героях северных легенд, прочитанным Кристофером в 1958 году в Оксфорде. В письме Толкин, присутствовавший на чтении, хвалит доклад сына в том числе за то, что в нем история и некоторые исторические персонажи предстают в новом свете. Но под конец он добавляет: «…однако в итоге мне стало ясно, что я все–таки чистыйфилолог. Я люблю историю, и она зачастую глубоко меня затрагивает, однако для меня лучшее, что в ней есть, — объяснения слов и названий, которые она помогает отыскать! Некоторые твои слушатели (и скажу сразу, что я с ними согласен) немало восторгались тем, как ярко ты описал возлежащего Аттилу, с его глазами–бусинками. Аттила и впрямь будто ожил. Но, как ни странно, я обнаружил, что не эта сцена по–настоящему волнует меня, а упомянутое тобой походя соответствие слов attaи attila.Без этих нескольких слогов вся драма, и историческая, и легендарная, для меня пресна» (44) .
41
НС. С. 311.
42
Властелин Колец. Кн. III. С. 453.
34
Имя Мархвини упомянуто не во «Властелине Колец», а в НС (43).
35
Битва между войсками Черного Властелина и его союзников и войсками Гондора и Рохана. Поля Пеленнора — поля, прилегающие к стенам столицы Гондора, крепости Минас Тирит.
36
В битве на Каталаунских полях (451) римляне в союзе с вестготами остановили продвижение войск Аттилы в Галлию, что в конечном итоге привело к развалу гуннской империи.
37
Иордан — остготский историк VI в. Его сочинение «О происхождении и деяниях готов», доведенное до 551 г., представляет собой важнейший источник по истории готов, восточногерманского племени, к концу II в. по P. X. появившегося в пределах Римской империи. Изначально готы пришли из Скандинавии и долгое время обитали на юге Балтики и на территории современной Польши. В III в. разделились на остготов и вестготов. Большая часть работы Иордана считается переложением какого–то греческого текста.
38
Во «Властелине Колец» король Всадников Рохана. Гибнет в битве на Полях Пеленнора, задавленный собственной лошадью, но успев одержать победу над предводителем вражеской конницы.
44
П. С. 264.
Дело в том, что гунн Аттила, враждовавшим с готами во времена Теодориха, тот самый Аттила, чье имя стало нарицательным для обозначения кровавой свирепости. носил, по всей видимости, отнюдь не варварское имя! «Аттила» — уменьшительная форма от готского слова «отец», «атта»; стало быть, Аттила означает «папаша», «батька» или даже «батюшка», а значит, что в победоносных армиях Аттилы служило, по всей вероятности, немало готов, которые находили добычу и успех на поле брани гораздо более привлекательнее всех разговоров о спасении Запада, Рима или цивилизации как таковой! Как и в случае со словом duhitar — «маленькая доярка», или словом камм,родственным слову hammer,это имя уже рассказывает целую историю. Далее в цитируемом письме Толкин говорит, что именно на основе отдельных слов и создавался «Властелин Колец», и работа над ним шла именно с постоянной опорой на отдельные слова. Толкин не составлял никакого предварительного плана — он просто пытался «создать такой контекст, в котором обычное приветствие звучало бы как злен сиила лумэнн омзнтиэлмо».Литературные критики могут отнестись к его словам с недоверием, но филологи (если таковые еще остались) должны понять, о чем идет речь.
Атта, Аттила;что несет в себе имя? Один из ответов на этот вопрос звучит так: иной раз имя чревато ни много ни мало как тотальной переоценкой истории. Поучительно взглянуть на старые и новейшие издания книги Эдварда Гиббона «Закат и падение Римской империи» (первое издание вышло в 1776–1788 гг.). Благодаря множеству греческих и римских историков, а также Иордану, Гиббон знал о готах, но доступа к другой информации у него не было — да он и вообразить себе других источников не смог бы. «У неграмотных варваров, с их частыми и дальними переездами с места на место, — отмечает он с высокомерием, всегда присущим классической образованности, — память о былых событиях не могла сохраняться долго». О великом готском короле IV столетия Германарике Гиббон говорит: «Имя Германарика почти полностью погрузилось сегодня во мрак забвения». И все же это имя не осталось во мраке забвения навсегда. Оно всплыло, и вполне узнаваемое, прежде всего в «Беовульфе» (эта поэма была впервые опубликована только в 1815 году), где оно звучит как Эорме(а)нрик.То же самое имя, принадлежащее тому же самому историческому деятелю, упоминается в древнеанглийских стихотворениях «Деор» и «Видсид», но уже обрамленное небольшими историями [39] . В форме Эрменрихэто имя перешло в средневерхненемецкие поэмы «Побег Дитриха» ( Dietrichs Flucht) ,«Смерть Альфарта» ( Alpharts Tod) и многие другие. Однако самую заметную роль J"ormunrekkr(Ермунрекк) играет — в качестве одного из главных героев — в древнескандинавских песнях «Старшей Эдды», эпической поэмы, которая до 1640 года пролежала незамеченной в доме исландского фермера и была полностью опубликована только в 1818 году благодаря заботам Расмуса Раска. «Неграмотные варвары» оказались не так забывчивы, как полагал Гиббон. По крайней мере, они умели запоминать имена, и, хотя эти имена подвергались тем же звуковым изменениям, что и обычные слова, ни один поэт древности никогда не позволил бы себе вынести на людской суд нечто столь же отъявленно фальшивое, как «Германарик» Гиббона. Исходя из совместного свидетельства старых английских, исландских и германских поэм можно даже узнать, как звучало настоящее имя короля, хотя в настоящем своем варианте — готском — оно нигде зафиксировано не было: Айрманарейкс.
39
«Деор» и «Видсид». Древнеанглийское стихотворение «Деор» причисляют к так называемым «элегиям». По содержанию это воспоминания о несчастьях героев. В стихотворении последовательно выдержана строфическая композиция. Отдельные строфы связаны рефреном «как минуло то, так и это минет». Деор — имя автора.
«Видсид» представляет собой важнейший памятник древнегерманской поэзии и содержит отрывки — «тулы» — из еще более древних произведений. «Тулы» представляют собой перечни имен и находят себе соответствие во многих латинских и других древних источниках. В поэме повествуется о странствиях певца (в основном по землям раннего расселения древнегерманских племен) и о его встречах с различными героями, жившими в первой половине первого тысячелетия после P. X. Некоторые ученые считают, что «Видсид» служил древнеанглийским поэтам («скопам») чем–то вроде рекламного проспекта, с которым поэт объезжал дворы знати. Имя Видсид переводится как «широкостранствующий» (45).