Достаточно шрамов
Шрифт:
– Ну, как ты, Гарри?
– Амбридж, участливо улыбаясь, присела к нему на постель.
– Наверное, проголодался? Хочешь поесть?
Гарри сдержался, не позволяя себе закричать «да!». Не дождешься, старая жаба!
– Спасибо, я не голоден.
– прозвучало достаточно жалко, и Амбридж понимающе усмехнулась.
– Гарри, полагаю, я достаточно последовательна, чтобы дождаться результата. Сколько ты еще выдержишь? День, два? Стоит ли терпеть, зная, что все равно придется сдаться?
– Чего вы хотите?
– спросил Гарри устало.
– Во-первых: ты извинишься
– Можно спросить?
– Да, Гарри?
– Здесь есть кто-нибудь, кроме вас? Неужели вам позволяют так обращаться с детьми?
– Видишь ли, Гарри, ты очень удачно попал к нам: начальник отдела сейчас в отпуске, а я его заменяю. Поэтому, когда я назначила себя твоим куратором, никто не возражал.А о нашем с тобой маленьком противостоянии никто не знает: по документам ты исправно питаешься и всем доволен.
– А если я тут сдохну?
– Не думаю, Гарри. Тебя накормят, дадут парочку зелий и мы снова вернемся к нашему спору. Ну, так что ты решил?
– Шли бы вы... к себе, мисс Амбридж!
– Гарри отвернулся к стене.
– Я приду завтра... Надеюсь к этому времени ты передумаешь. И за это тебе тоже придется извиниться.
Дверь закрылась, и Гарри позволил себе тихонько застонать: отчаяние, с которым он боролся из последних сил, почти победило. Сколько он еще выдержит? За ним никто не придет, о нем забыли. Может быть, суд над Снейпом уже состоялся, а он даже не узнает об этом. Через два дня - его совершеннолетие. Интересно, к этому времени он еще сможет вставать? А зачем? Гарри лежал, глядя в потолок, и не замечал текущих по его вискам слез. Зачем?
Проснулся Гарри от звука открывшейся двери, но не стал оборачиваться: видеть Амбридж не хотелось. Однако, голос, обратившийся к нему, был мужским:
– Ну, и что тут у нас? Он меня слышит?
– Кто тут целитель?
– послышался взволнованный голос Амбридж.
– Просто приведите его в порядок. Срочно!
Гарри развернули, и к его рту прижалась склянка с зельем.
– Пей!
– Что это?
– увернулся Гарри и почувствовал знакомый запах: укрепляющее.
– Пей, тебе сказали! По-моему, он и так в порядке: вон, как вертится.
Гарри выпил зелье, и, закрыв глаза, с удовольствием чувствовал, как возвращаются силы, перестает кружиться голова, и больше не темнеет в глазах. Интересно, зачем это ей? Или жаба просто решила не рисковать?
– Поттер, встаньте и приведите себя в порядок, сейчас принесут завтрак.
Завтрак! Желудок мучительно сжался, но целитель, видимо бывший в курсе происходящего, подсунул ему очередной пузырек. Выпив и его, Гарри поплелся в ванную. Когда он вернулся, на тумбочке стоял поднос с тарелкой овсянки, тостом и чашкой какао. Амбридж внимательно следила, как он ест, и Гарри приходилось прилагать все усилия, чтобы не запихивать в себя еду, чавкая и жмурясь от удовольствия.
– И что у нас случилось?
– спросил он, сперва благоразумно съев все, что было на подносе.
–
– Амбридж была взвинчена, но старалась сдерживаться.
– К вам посетитель.
– Понятно.
– Гарри постарался напустить на себя равнодушный вид, но внутри все ликовало.
– И кто же это?
– Глава Аврората решил проверить, как вы тут поживаете.
– Амбридж злобно прищурилась.
– Должна ли я напоминать, что, навестив вас, он уйдет, а вы останетесь?
– Я понимаю.
– Гарри был готов пообещать что угодно, чтобы только увидеться с Кингсли. Надежда, почти оставившая его, просыпалась вновь.
– Надеюсь.
– Амбридж нагнулась к самому лицу Гарри и прошипела: - Вздумаете пожаловаться - и я гарантирую вам не менее увлекательное продолжение вашего пребывания здесь. Вам ясно?
– Вполне.
Амбридж вышла, прихватив поднос, а Гарри, беспокойно ерзая, уставился на дверь.
Кингсли вошел, улыбаясь, но, стоило ему приглядеться к Гарри, и его улыбка исчезла, сменившись искренним беспокойством.
– Гарри, ты здоров?
– Здравствуйте, Кингсли! Со мной все в порядке. Как там Северус?
– Нормально. В одиночной камере.
– Кингсли быстро обвел взглядом комнату.
– Как, впрочем, и ты.
– Когда суд?
– Десятого августа.
– А какое сейчас?
– Двадцать девятое июля.
Гарри задумался.
– Кингсли... А когда мне исполнится семнадцать, меня выпустят отсюда?
– Это будет решать комиссия.
– Амбридж?
– обреченно спросил Гарри.
– Не только. В твоем случае я постараюсь подключить Визенгамот. Но обещать пока рано. С тобой тут хорошо обращаются?
– Нормально... Кингсли, а ... он спрашивал обо мне?
– Боюсь, у него нет на это времени, Гарри: мы видимся только на допросах и почти не разговариваем. Но, я расскажу ему, что был у тебя.
Гарри отвернулся, чтобы Кингсли не видел разочарования на его лице. Конечно, ему не до Гарри, его допрашивают, наверняка жестко, ему грозит огромный срок. Но сам Гарри постоянно думал о Снейпе, и в глубине души надеялся, что тот хотя бы иногда тоже вспоминает о нем.
– Гарри, я думаю, он тоже скучает.
– ну вот, стоило отворачиваться!
– Просто не хочет говорить об этом с посторонними. Он вообще почти не разговаривает. Ты же помнишь: «Благодарю. Мне нечего сказать».
Кингсли так похоже изобразил манеру Снейпа, что Гарри не удержался и фыркнул.
– Передайте ему...
– привет? Что я скучаю? Что я... люблю его?
– Что у меня все хорошо.
– Конечно, Гарри. Я постараюсь зайти еще. До свидания.
– До свидания, Кингсли. Спасибо.
Дверь за Кингсли закрылась, и Гарри снова лег, уставившись в потолок. Разговор растревожил раны, на которые Гарри старался не обращать внимания; воспоминания возвращались почти осязаемо, и Гарри не стал бороться с собой. Не думая о том, что кто-то может войти, он потянулся к молнии на джинсах, закрывая глаза , чувствуя на себе руки Снейпа, его губы, задыхаясь от знакомого запаха. «Гарри-Гарри-Гарри... радость моя». Я здесь, Северус... Я здесь ... Я...