Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
Ты говоришь о своемъ брат весьма презрительно, и пишешь къ нему чрезмрно непочтительно, такъ какъ и къ своей сестр. Въ прочемъ братъ твой старе тебя одною третью. Ето человкъ достойный. Когда ты столько уважаешь знакомство продолжевшееся чрезъ одинъ годъ, то прошу покорно не забыть то, чмъ одолжена брату, которой первый по насъ въ фамиліи, и отъ коего зависитъ имя; какъ отъ твоего справедливаго повиновенія зависитъ самое честное разположеніе составленное для чести тхъ, отъ которыхъ ты происходишь. Я тебя спрашиваю, честь фамиліи не естьли твоя собственная? Если ты не такъ думаешь, то тмъ меньше достойна оной. Теб покажутъ сіе разположеніе съ тмъ условіемъ, чтобъ
Хотя бы Г. Сольмсъ былъ одинъ въ природ, то и тогда бы ты его не пожелала! ты бы его не пожелала Клари! Подлинно ето забавно. Въ самомъ дл сколь колки твои слова. Не удивляйся сему, потому что ты обьявила толь ршительную волю, что т, которые имютъ надъ тобою власть, должны сказать съ своей стороны: мы хотимъ, чтобъ ты имла Г. Сольмса. Я изъ сего числа. Замть сіе. Если теб прилично сказать нтъ; то мы за долгъ почитаемъ говорить такъ.
Я боюсь, чтобъ Г. Сольмсъ не былъ честнымъ человкомъ. И такъ опасайся его много оскорблять, онъ столько же трогается сожалніемъ о теб, сколько и любовію. Онъ безпрестанно говоритъ, что увритъ тебя въ своей любви длами, потому что ему не позволено оной изьяснить на словахъ. Сія его надежда въ будущее время состоитъ въ твоемъ великодушіи. Въ самомъ дл мы думаемъ, что онъ на сіе уповать можетъ. Мы совтуемъ ему тому врить, и сіе то поддерживаетъ его терпливость, такъ что ты своему отцу и дядьямъ должна приписать его постоянство. Ты видишь, что и сіе еще должно служить доказательствомъ, которое требуетъ твоего повиновенія.
Ты должна знать, что говоря мн, будто бы справедливость не позволяетъ принять такія условія, которыя теб предложены; такое твое разсужденіе касается до твоего отца и насъ. Въ письм твоемъ много находится другихъ мстъ, которыя не меньшаго достойны охужденія; но мы ихъ приписываемъ тому, что ты называешь горестію твоего сердца.
Я не преставалъ любить тебя нжно, Клари; и хотя моя племянница, я тебя почитаю прелестнйшею двицею: но я теб кленусь, что ты должна повиноваться своимъ родителямъ, и угождать твоему дяд Юлію и мн. Теб довольно извстно, что мы заботимся только о твоей польз, если она согласна съ справедливостію, пользою и честію всей фамиліи. Что бы подумали о томъ, изъ насъ, которой бы не старался объ общемъ благ, и которой бы хотлъ вооружить часть противъ цлаго?
Однако только ты можешь любить г. Сольмса! но ты не знаешъ, говорю я теб, къ чему способна. Ты утверждаешь себя въ своемъ отвращеніи; позволяешь сердцу твоему упорствовать. Я тебя увряю, что я никогда не думалъ, чтобъ оно было столько непобдимо. Здлай нкоторое надъ нимъ усиліе любезная племянница, и уничтожь его силу. Такимъ образомъ мы поступали съ своими матросами и салдатами въ морскихъ сраженіяхъ, безъ чего бы никогда не побдили. Мы вс надемся, что ты одержишь побду. Для чегожъ? Для того что такъ должно быть. Вотъ что мы думаемъ, какъ бы ты сама ни думала; и которыя же мысли должны имть преимущество по твоему мннію? Можетъ статься, что ты имешь больше ума, нежели мы; но если ты разумне, то весьма безполезно намъ жить тридцать или сорокъ лтъ больше, нежели ты.
Сіе письмо столько же продолжительно, какъ и твое. Можетъ быть оно не столь жалко писано, и не такимъ гладкимъ слогомъ, каковъ есть моей племянницы; но
Антонинъ Гарловъ.
Во Вторникъ въ два часа по полуночи.
П. П. Ты не должна боле писать ко мн, разв только съ увреніемъ о твоемъ послушаніи. Защищеніе твое будетъ безполезно; ибо я увренъ, что доказательства мои неопровергаемы. Я знаю, что они таковы. Потому то я и писалъ день и ночь отъ Воскресенья до сего утра, выключая т часы, въ которыя бываю въ церькв, и сему подобное время. Но сіе письмо, говорю я теб, будетъ послднее отъ А. Г.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АНН ГОВЕ.
Во вторникъ 17 Марта.
Столь мало сыскавъ милости въ своей фамиліи, я приняла намреніе, которое тебя удивитъ. Ничего боле, какъ только писать къ самому Г. Сольмсу. Письмо мое отослано, и я получила отвтъ. Надобно было къ нему прибавить нчто; ибо случай позволилъ мн видть другое изъ его сочиненій, коего слогъ былъ весьма худой и правописаніе низкое. Что касается до его хитрости, то въ немъ сего не недостаетъ, и ты узнаешь его по сему свойству. Я положила также въ сей свертокъ полученное отъ моего брата письмо по случаю того, которое я писала къ Г. Сольмсу. Я думала, что можно было уничтожить тщетную его надежду, и что сей способъ былъ надежнйшій. Онъ по крайней мр достоинъ былъ испытаній: но ты увидишь, что ни что не послужило. Братъ мой принялъ весьма сильныя мры.
Въ среду 15 Марта.
Государь мой!
Вы удивитесь моему письму, содержаніе его покажется какъ не меньше странно. Но я оправдываю себя необходимостію моего положенія, не имя нужды въ другомъ защищеніи.
Когда вы начинали знакомство съ фамиліею моего отца, тогда видли особу, которая къ вамъ пишетъ въ весьма щастливомъ состояніи; любимою нжнйшими и снисходительнйшими родителями, благопріятствуемою своими дядьями, почитаемою свтомъ.
Какая перемна явленія! вамъ угодно было обратить на меня пріятные взоры. Вы отнеслись къ моимъ друзьямъ. Предложенія ваши были ими одобрены безъ моего участія, какъ бы моя склоность и щастіе должны почесться бездлицею. Т, которые имютъ право ожидать отъ меня исполненія всякой должности и справедливаго повиновенія, требовали безотвтнаго послушанія. Я не имла щастія думать одинаково съ ними, и въ сей первой разъ мысли мои были отъ ихъ различны. Я ихъ просила поступать со мною съ нкоторымъ снисхожденіемъ въ толь важномъ для моей жизни пункт, но увы! безъ всякаго успху. Тогда я нашла себя принужденною изьяснить съ природною скромностію мои мысли, и даже объявить вамъ, что любовь, моя занята другимъ предметомъ. Однако съ неменьшимъ оскорбленіемъ, какъ и удивленіемъ вижу, что вы не оставили своихъ намреній, и еще теперь не оставляете.