Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Ричардсон Сэмюэл

Можетъ быть я чрезъ свое свиданіе получу ея согласіе на другія милости такого же рода. Если сіе мсто ей не нравится, то я въ состояніи переселяться въ овощной Голландской садъ, простирающійся вдоль по стен. Лазутчикъ мой, добрый Іосифъ Леманъ доставилъ мн два ключа, изъ коихъ одинъ для нкоторыхъ причинъ я ему отдалъ, которой отпираетъ дверь сада со стороны старой аллеи; куда по народному преданію собираются духи, ибо тутъ за дватцать лтъ повсился одинъ человкъ. Правда дверь сія заколочена засовомъ со стороны сада, но помощію Іосифа препятствія сіи отнимутся.

Надлежало ему клясться своею честію, что не будетъ съ моей стороны никакого нещастія его господамъ. Онъ меня увряетъ, что ихъ любитъ, но

почитая меня за честнаго человка, коего союзъ можетъ быть весьма выгоденъ для фамиліи, какъ всякой бы въ томъ признался, говоритъ онъ, еслибы предразсудки были уничтожены, не находитъ никакого препятствія служить мн, безъ чего бы не согласился онъ для всего свта играть такую ролю. Нтъ никакого обманьщика, который бы не находилъ средства оправдать себя какимъ нибудь оброзомъ предъ собственнымъ своимъ судилищемъ, и я согласенъ, что если есть какая нибудь похвала для честности, то сія есть наибольшая, когда видимъ, что самые беззаконнйшіе оной ищутъ въ то время, когда они предаются тмъ поступкамъ, кои ихъ должны показывать таковыми предъ свтомъ и собственными ихъ глазами.

Но что должно подумать о той глупой фамиліи, которая на меня налагаетъ необходимость прибгать къ столь многимъ проискамъ? Любовь моя и мщеніе берутъ верьхъ по перемнно. Если первая изъ сихъ страстей не будетъ имть желаемаго успха, то я буду утшаться жертвою другой. Они ее возчувствуютъ, клянусь всмъ тмъ, что ни есть священнаго; хотя бы надлежало отрещись отъ своего отечества на вс прочіе дни своей жизни.

Я повергнусь къ ногамъ моего божества; познаю тогда, какое произведу впечатленіе надъ ея мыслями. Еслибы не былъ воспящаемъ сею надеждою, то бы покусился ее увезть. Толь славное похищеніе достойно самаго Юпитера.

Но я хочу во всхъ моихъ движеніяхъ имть основаніемъ кротость. Почтеніе мое будетъ простираться даже до обожанія. Единая рука ея будетъ чувствовать весь жаръ моего сердца, прикосновеніемъ трепещущихъ моихъ губъ; ибо я увренъ, что они будутъ трепетать, если не стану притворствовать. Вздохи мои будутъ столькоже спокойны, какъ и т, кои я слышалъ отъ нжной моей розовой пуговицы.Я изторгну ея повренность своею унизительностію. Не возпользуюсь у единеніемъ мста. Все мое стараніе будетъ клониться къ тому, чтобъ разсять ея страхъ и уврить ее, что она можетъ впредь полагаться на мою нжность и честь. Жалобы мои будутъ легки, и не окажу ни малйшей угрозы противъ тхъ, которые не престаютъ меня оною страшить. Но ты можешь не безъ причины воображать себ Бельфордъ, что я подражая Дриденову льву, стараюсь сперва пріобрсть себ добычу, а потомъ изтощать все свое мщеніе на недостойныхъ охотниковъ, дерзающихъ на меня нападать.

Письмо XXXVI.

КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АНН ГОВЕ.

Въ субботу въ вечеру 18 Марта.

Я едва не умерла отъ страха, и теперь еще не въ силахъ. Вотъ отъ чего. Я вышла въ садъ подъ обыкновеннымъ моимъ предлогомъ, надясь найти что нибудь отъ тебя въ условленномъ мст. Не примтивъ тутъ ни чего, пошла съ досады съ того двора, въ которомъ лежали дрова, какъ услышала вдругъ нчто шевелившееся позади чурбановъ. Суди о моемъ удивленіи; но бы еще боле усугубилось при вид человка, который тотчасъ мн показался. Увы! сказала я себ, вотъ плодъ не позволенной переписки.

Лишъ только я его примтила, то онъ заклиналъ меня ничего не страшиться; и приближившись весьма скоро, разкрылъ свой плащь, которой мн показалъ Г. Ловеласа. Нельзя было мн кричать, хотя я и увидла, что ето былъ мущина, и притомъ извстный; голосъ мой изчезъ; и еслибы я не ухватилась за перекладину, поддерживающую старую кровлю, то бы упала безъ чувствъ.

До сего времени, какъ теб извстно, любезная пріятельница, содержала я его въ справедливомъ отъ себя удаленіи. Но собравшись съ своими силами, суди, какое должно быть первое мое движеніе, когда я представила себ его нравъ, по свидтельству всей фамиліи, его

предпріимчивый духъ, и когда увидла себя одну съ нимъ весьма близко отъ проселочной дороги и столь отдаленно ото замка.

Однако почтительность его вскор уничтожила сей страхъ; но въ мсто того поражена была другимъ, дабы не быть примченною съ нимъ, и чтобъ братъ мой не узналъ о толь странномъ произшествіи. Слдствія самыя естественнйшія представлялись моему воображенію; большее ограниченіе моей свободы, совершенное пресченіе нашей переписки, и довольно вроятный предлогъ къ насильственнымъ принужденіямъ. Съ обихъ сторонъ ничто не могло оправдать Г. Ловеласа въ столь отважномъ предпріятіи.

Итакъ коль скоро я могла говорить, то представила ему съ великимъ жаромъ, сколь много была оскорблена; выговаривала ему, что не долженъ онъ подвергать меня гнву всхъ моихъ друзей для единаго только удовлетворенія наглаго своего нрава: и приказала тотъ часъ удалиться. Я сама также спшила уйти, какъ онъ палъ предо мною на колни, прося меня провесть съ нимъ хотя единую минуту. онъ признавался мн, что для того отважился на сей дерзновенный поступокъ, дабы избжать другаго гораздо важнйшаго; словомъ, что не могъ сносить доле безпрестанныя отъ моей фамиліи оскорбленія. и толь досадное мнніе, что весьма малыя оказалъ опыты своего ко мн почтенія; что плодъ его терпнія могъ бы только лишить его меня на всегда, и усугубить ругательства тхъ, которые бы торжествовали о его потер.

Теб извстно, любезная пріятельница, сколько колны его гибки, и сколь языкъ его легокъ. Ты мн говорила, что онъ часто оскорбляетъ въ маловажныхъ вещахъ, дабы посл искусно оправдаться. Въ самомъ дл движеніе его, чтобъ меня удержать, и сей проступъ его защищенія, гораздо были поспшне, нежели сколько я могу представить.

Онъ продолжалъ съ такимъ же жаромъ: изобразилъ свой страхъ, дабы столь кроткій и столь снисходительный ко всмъ, выключая его, мой нравъ, и сіи правила повиновенія, которыя принуждаютъ меня воздавать другимъ должное, не требуя того, чмъ они мн обязаны, не были орудіями употребляемыми въ пользу того, который возбужденъ для того, чтобъ отмстить мн за оказанную мн отъ дда отличность, а ему за то, что даровалъ жизнь такой особ, которая бы безъ сомннія изторгнула собственный его духъ, и которая теперь старается лишить его надежды, дражайшей самой его жизни.

Я ему отвчала, что употребляемая со мною строгость не произведетъ того дйствія, котораго желаютъ; что не упоминая о чистосердечномъ моемъ желаніи не вступать никогда въ супружество, я его увряю особенно, что если мои родственники уволятъ меня отъ союза съ тмъ человкомъ, къ которому чувствую отвращеніе, то не для того, чтобъ принять другова, который имъ не нравится…

Здсь онъ прервалъ мою рчь, прося извиненія въ своей дерзновенности, но дабы сказать, что онъ не могъ стерпть своего отчаянія, когда посл толикихъ доказательствъ почтительной его страсти услышалъ отъ меня…

Я имю также право, государь мой, сказала я ему, прервать васъ съ своей стороны. Для чего вы не представляете еще съ большею очевидностію важность того обязательства, которое налагаетъ на меня сія толь выхваляемая страсть? Для чего вы не обьявляете мн откровенно, что упорство, коего я не желала, и которое меня приводитъ въ не согласіе со всею фамиліею, есть заслуга, уличающая меня въ неблагодарности, когда я оному ни мало не соотвтствую какъ вы того повидимому требуете.

Я должна простить, говорилъ онъ, если онъ стараясь оказать заслугу свою чрезъ сравненіе, потому что увренъ, что нтъ никого въ свт достойнаго меня, могъ надяться большаго участія въ моей милости, нежели сколько получилъ, когда увидлъ своими соперниками Симмовъ и Віерлеевъ, а потомъ сего презрительнаго Сольмса. Упорство же свое почитаетъ онъ не свободнымъ дйствіемъ; и я должна признаться, что хотя бы онъ не имлъ ни когда ко мн любви, то предложенія Сольмса учинили бы мн такія же препятствія со стороны моей фамиліи; по чему онъ осмливается сказать мн, что я своимъ къ нему благоволеніемъ, не только не умножу ихъ, но еще подамъ способнйшее средство къ отвращенію оныхъ.