Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда
Шрифт:
С этими словами, Нина вспорхнула, пролетела мимо дверей, у которых сидел Клейтон, и деятельно начала заниматься цветами, окаймлявшими балкон. Через минуту Карсон был подле неё. Он принадлежал к числу тех людей, которые, по-видимому, считают своею обязанностью не давать никому покоя, и всем надоедать своею любезностью.
— Изучали ли вы когда-нибудь, Нина, язык цветов? — спросил он.
— Нет; я вообще не любила изучать языки.
— А знаете ли вы, что значит расцветшая роза? — сказал он, нежно подавая ей только что распустившийся цветок.
Нина взяла
— А знаете ли вы, что значит это?
— Вы сделали весьма неудачный выбор! Этот розан отцвёл и рассыпается на части, — весьма наивно возразил мистер Карсон.
— Я так и думала, — сказала Нина, и потом, сделав быстрый поворот, она вспорхнула и в несколько лёгких движений снова очутилась посредине зала, в то самое время, когда вошедший лакей объявил, что подан обед.
Клейтон встал и с обычною серьёзностью подал руку свою тётушке Несбит, так что Нина увидела себя в необходимости принять услуги восхищённого мистера Карсона, который, совершенно ничего не замечая, находился в лучшем расположении духа и весьма уютно поместился между тётушкой Несбит и Ниной.
— Я полагаю, вы здесь страшно скучаете; такого пустого и безлюдного клочка земли я ещё не видывал! Скажите, пожалуйста, что вы находите интересного в этом месте?— сказал он.
— Не угодно ли вам этого соуса? — отвечала Нина.
— Я всегда была такого мнения, — сказала тётушка Несбит, — что девицам, по выходе их из пансиона, непременно бы нужно было назначить курс чтения.
— Непременно, — сказал Карсон. — Я бы с особенным удовольствием назначил этот курс для Нины. Я уже назначал его многим молоденьким леди.
В эту минуту всё-таки взоры Нины случайно встретились с взорами Клейтона, устремлёнными на мистера Карсона неподвижно и с каким то любопытством, приводившим её в крайнее смущение.
— Конечно, — продолжал мистер Карсон, — я не намерен молоденьких леди делать синими чулками; но всё же мне кажется, мистрисс Несбит, что несколько полезных сведений значительно увеличили бы их прелести. Не правда ли?
— Конечно, сказала мистрисс Несбит. Ещё не так давно я сама читала "Падение Римской Империи" Гиббона.
— Тётушка Несбит, — заметила Нина, — читает эту историю с тех пор, как я себя помню.
— Это прекрасное сочинение, — сказал мистер Карсон, торжественно посмотрев на Нину, — только вот что, мистрисс Несбит, неужели вы не боитесь правил этого писателя, проникнутых атеизмом? Мне кажется, при желании образовывать молодые умы, надобно быть слишком осторожным.
— Напротив, Гиббон поражает меня своим благочестием, сказала мистрисс Несбит. У него беспрестанно встречаются мысли, исполненные глубокой религиозности. В этом-то отношении он и нравится мне.
Нине казалось, что даже без всякого желания смотреть на Клейтона, она принуждена была встречаться с его взглядом. На что бы она ни смотрела — на спаржу ли, или на картофель, взор её по какому-то роковому влечению отрывался от этих
— Что до меня, — сказала Нина, — я не знаю, какими правилами проникнута история, которую читает тётушка Несбит; в одном только я совершенно уверена, — что за меня нечего опасаться, чтоб я не стала читать такой громадной, старой, неуклюжей книги, с такой мелкой печатью. Вообще я не люблю читать и не имею ни малейшего расположения образовывать мой ум; поэтому никому не нужно беспокоиться о назначении мне курсов чтения! Я вовсе не интересуюсь знать, что происходило в государствах, существовавших несколько столетий тому назад. Для меня в тысячу раз интереснее знать и следить за тем, что происходит в настоящее время.
— Я постоянно сожалею, — возразила тётушка Несбит, — что в молодости пренебрегала развитием своих умственных способностей. Подобно Нине, я предана была тщеславию и безрассудству.
— Странно, право, — сказала Нина, покраснев, — мне постоянно твердят об этом, как будто в мире существует только один род тщеславия и безрассудства. По моему мнению, учёные люди в такой же степени заражены тщеславием и безрассудством, в какой и мы, ветреные девочки.
И заметив, что Клейтон засмеялся, Нина бросила на него взгляд негодования.
— Я вполне соглашаюсь с мисс Гордон, — сказал Клейтон. — В этих сумасбродных, пустых занятиях, которые носят название курсов чтения, чрезвычайно много нелепости, прикрытой серьёзною маской, внушающею к себе некоторое уважение. Я нисколько не удивляюсь, что самые учебники истории, принятые в руководство в пансионах, поселяют в девочках на всю жизнь отвращение не только к истории, но и вообще к чтению.
— Вы тоже так думаете? — сказала Нина, показывая Клейтону вид, что его вмешательство вывело её из затруднения.
— Непременно так, — отвечал Клейтон. — Многие наши историки могли бы отличиться, если б составляли свои истории в таком роде, который бы мог заинтересовать молоденькую, исполненную жизни ученицу. Тогда и для нас, начитанных людей, чтение не имело бы снотворного действия. Тогда можно было бы сказать наверное, что девица, просиживающая теперь целую ночь за чтением романа, просидит целую ночь за чтением какой-нибудь истории. Роман только тогда может иметь свой интерес, когда события, случившиеся в действительности, передаются в нём со всем величием, роскошью и драматическою силою. Недостаток этого резче всего обнаруживается в всякой истории.
— В таком случае, — сказала Нина, — вы обратите историю в роман.
— Так что же? Хороший исторический роман всегда вернее скучной истории, потому что он сообщает более точное понятие об истине происшествия, тогда как скучная история не сообщает ничего, кроме факта.
— Теперь я могу откровенно признаться, — сказала Нина, — если я знаю что-нибудь из истории, так только одно, что вычитано мною из романов Вальтера Скотта. Я признавалась в этом учительнице; но она всё-таки утверждала, что чтение романов весьма опасно.