Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда
Шрифт:
— И я скажу, что чтение романов весьма опасно, особенно для девиц, возразила мистрисс Несбит. В молодости моей чтение это чрезвычайно повредило мне. Оно развлекает ум и приучает к ложному взгляду на жизнь.
— О Боже! — сказала Нина, — бывало мы постоянно писали сочинения на эту тему;— я даже выучила наизусть, что чтение романов возбуждает ложные ожидания и приучает воображение создавать ложные призраки, радуги и метеоры.
— А между тем, — сказал Клэйтон, — все эти возражения применимы к совершенно истинной истории и именно в отношении к её истине. Если б история Наполеона Бонапарта была писана самым кратким образом, она бы вызвала эти же самые отражения. Читающий её непременно пожелал бы воспроизвести что-нибудь особенное
Из этих слов тётушка Несбит вывела неопределённую идею, что Клейтон защищал чтение романов, и потому, чтоб опровергнуть его доводы, она сочла необходимым прибегнуть ж особенному своему способу рассуждения. Способ этот состоял в том, что она, в известные промежутки времени, повторяла одни и те же замечания, не слушая и не обращая внимания на возражения других. В силу этого она выпрямилась, приняла серьёзный вид и, обращаясь к мистеру Клейтону, сказала:
— Всё-таки я повторю своё мнение, что чтение романов не одобряю. Оно сообщает ложное понятие о жизни, и поселяет в молодых людях отвращение к их обязанностям.
— А я утверждаю, что это же самое возражение можно применить ко всякой, даже превосходно написанной истории, — сказал Клейтон.
— Чтение романов производит чрезвычайно много вреда, — заметила тётушка Несбит, — я никогда не позволяю себе читать сочинения, основанные на вымысле. Я предубеждена против них.
— Если б мне встретилась такая история, о какой говорил мистер Клэйтон, — сказала Нина, — я бы, наверное, прочитала её с удовольствием.
— Конечно; это была бы весьма интересная история, — сказал мистер Карсон, — она доказала бы, что можно писать о самых серьёзных предметах самым очаровательным образом. Удивительно, что до сих пор не является такой писатель.
— Что касается до меня, — сказала тётушка Несбит, — я ограничиваюсь исключительно тем, что практически полезно! Полезные сведения, вот всё, чего я желаю.
— В таком случае, — сказала Нина, — я очень жалкое создание, потому что не имею понятия о полезном. Во время прогулок в саду мне часто приходило на мысль, что зоря, шалфей и душистый майоран, так же милы, как и многие другие цветы. Всё эти растения употребляют же для начинки индюшки; почему же бы мне хоть одну ветку из них не употребите для моего букета? Ведь это весьма дурно с моей стороны, не правда ли?
— Эти слова напоминают мне, — сказала тётушка Несбит, — что Роза, не смотря на все мои приказания, опять положила в начинку шалфей. Мне кажется, она делает подобные вещи с умыслом.
В эту минуту в дверях появился Гарри и вызвал мисс Нину. После кратковременного разговора, ведённого шёпотом, Нина воротилась к столу в расстроенном духе.
— Ах, как жаль! — сказала она. — Гарри изъездил все окрестности и не мог приискать священника на сегодняшние похороны. Это так огорчит бедного старика. Вы знаете, что негры чрезвычайно заботятся о том, чтобы над могилой умершего были прочитаны молитвы.
— Если не нашли священника, то я прочитаю их, — сказал Клейтон.
— И в самом деле! О, благодарю вас, — сказала Нина.— Я так рада этому, — рада потому, что мне жаль бедного Тиффа. К пяти часам нам подадут коляску, и мы отправимся, это в своём роде будет для нас прогулкою.
— Дитя моё, — сказала тётушка Несбит, обращаясь к Нине, по выходе из гостиной, — я и не знала, что мистер Клейтон принадлежит к епископальной церкви.
— Напротив, — сказала Нина, — он и всё его семейство принадлежит к пресвитерианской церкви.
— И он вызвался читать молитвы? Как это странно! — сказала тётушка Несбит. —
— Каких же именно?
— Я не одобряю потворства епископальным заблуждениям. Если мы правы в своих убеждениях, — значит, заблуждаются они, — и потому мы не должны оказывать им снисхождения.
— Но, тётушка, похоронная служба так прекрасна.
— Пожалуйста, не восхваляй её, — сказала тётушка Несбит.
— И опять тётушка, вы знаете, что Клэйтон не пастор, следовательно он будет читать молитвы без особенного увлечения.
— Во всяком случае, это доказывает шаткость религиозных правил, — сказала тётушка Несбит. — Пожалуйста, не хвали мне подобных вещей.
Глава XII.
Объяснения
Золотые стрелы заходящего солнца носились повсюду между ветвями соснового леса, придавая местам, к которым они прикасались, особенную жизнь и игривость. Хор птиц распевал вечернюю мелодию, когда небольшое общество расположилось вокруг только что вырытой могилы. С инстинктивным уважением к предстоявшей сцене, Нина надела чёрное шёлковое платье, и простую соломенную шляпку с чёрными лентами;— об этом уважении к покойнице Тифф вспоминал впоследствии и рассказывал другим в течение многих лет. Криппс стоял в голове могилы с тем холодным, бесчувственным выражением, с каким натура, совершенно грубая и преданная животным побуждениям, углубляется в созерцание символов означающих конец человеческого существования. Тифф стоял с боку;— его белая шляпа представляла разительный контраст с чёрным крепом, обвивавшим тулью, и с траурным бантом на правой руке. Он крепко прижимал к груди своего грудного ребёнка, завёрнутого в чёрную шаль, между тем как двое других детей стояли подле него и горько плакали. По другую сторону могилы стояли мистер Карсон, мистер Клейтон и за ними, в группе негров, Мили и Гарри. Но вот открыли гроб, чтоб бросить последний взгляд на покойницу. Этот прощальный привет вызвал порыв глубокой горести со стороны детей. В то время, когда Клейтон мелодическим голосом, произнёс слова: « Я есмь воскресение и жизнь», — Нина плакала, как будто могила скрывала от неё предмет, близкий её сердцу; — она не удерживала слёз в течение всей похоронной службы. Те же самые побуждения, которые заставляли её быть весёлой при других сценах, пробуждали в ней глубокую горесть при этом обряде. Когда всё кончилось, она поцеловала детей, и, пожав руку Тиффу, обещала навестить их на другой же день. После того Клейтон проводил её до коляски, посадил её и сам сел вместе с Карсоном.
— Клянусь честью, — сказал Карсон скороговоркой, — это были чрезвычайно торжественные, чрезвычайно интересные похороны! Я в восторге от эффекта, произведённого на меня этим обрядом и в таком романтичном месте! В высшей степени интересно! Мне приятно также видеть, что молоденькие девицы вашего звания, Нина, принимают живое участие в положении бедных. Если б они знали, до какой степени чувства сострадания к ближнему делают их привлекательными, они стали бы заботиться о развитии этих чувств ещё более. А замечательная особа — этот старый негр! Кажется, доброе создание. Интересны и дети. Надобно думать, что эта женщина, в молодости, была очень не дурна. Бедная! Должно быть много испытала горя! Отрадно думать, что теперь она чужда житейских треволнений.
Этот монолог только усиливал негодование Нины; она даже не принимала в соображение того обстоятельства, что Карсон выражал свои лучшие чувства и всячески старался выказать то, что считал своим призванием: — питать какое-то отвращение к безмолвию там, где голос его мог быть слышен. Чувство, заставлявшее Нину сохранять молчание и вызывавшее слёзы на её глаза, заставляло Карсона говорить без умолку. Он, однако же, не довольствовался пустой болтовнёй; ему надобно было беспрестанно обращаться к Нине с вопросами: не правда ли, что это интересный случай, и что он произвёл на неё глубокое впечатление?