Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда
Шрифт:
— Признаюсь вам, мистер Карсон, — сказала Нина, — я не имею теперь ни малейшего расположения говорить о чём бы то ни было.
— В самом деле? Гм! Да! Вы так растроганы. Натурально — такое настроение души должно располагать к молчанию. Понимаю. Весьма приятно видеть столь глубокое сочувствие к горестям ближнего.
Нина готова была вытолкнуть его из коляски.
— Что касается до меня, — продолжал Карсон, — то мне кажется, мы недостаточно размышляем о предметах подобного рода. По крайней мере я решительно о них не думаю. А между тем иногда полезно бывает давать мыслям подобное направление; оно возбуждает в нас добрые чувства.
Такой
— Нет! У меня не достанет сил вынести это! — сказала она про себя, поднимаясь по ступенькам балкона. — И всё это делается перед глазами Клэйтона! Что он подумает о мне?
Тётушка Несбит и чай давно ожидали их.
— Как жаль, сударыня, что вы не были с нами! Если бы вы знали, как интересен похоронный обряд! — сказал мистер Карсон, пускаясь в разговор с величайшей словоохотливостью.
— Подобного рода прогулка произвела бы на меня вредное действие, сказала мистрисс Несбит, — чтоб простудиться, мне стоит только выйти на балкон, когда начинает подниматься роса. Я испытала это в течение последних трёх лет. Мне надобно быть очень осторожной! К тому же, я страшно боюсь, когда лошадьми правит Джон.
— Меня чрезвычайно забавлял гнев старого Гондреда, при необходимости ехать на эти похороны, — сказала Нина. — Я почти уверена, что если б ему можно было опрокинуть нас, без всякого вреда своей особе, он бы сделал это непременно.
— Надеюсь, — сказала тётушка Несбит, — это семейство удалится отсюда в непродолжительном времени. Иметь подобных людей в близком соседстве весьма неприятно.
— Но какие миленькие дети! — сказала Нина. — Напрасно ты восхищаешься ими! Они вырастут и будут похожи на родителей во всех отношениях. Я уж насмотрелась на этих людей. Не желаю им зла, но не хочу иметь с ними дела.
— Мне их очень жаль, — сказала Нина. — Удивляюсь, почему не заведут для них школ, как это водится в Нью-Йоркском штате? Там все учатся, — разумеется, все те, которые хотят учиться. У нас вовсе не обращено на это внимания. Кроме того, тётушка, эти дети происходят от старинной виргинской фамилии. Старик негр, преданный слуга этого семейства, говорит, что их мать принадлежит к фамилии Пейтон.
— Всё вздор! Я не верю этому! Они лгут... Все лгут; — говорить ложь у них вошло уже в привычку.
— Пусть лгут, — сказала Нина, — но я, во всяком случае, что-нибудь сделаю для этих детей.
— Я совершенно согласен с вами, Нина. Это доказывает, что у вас доброе сердце, — сказал мистер Карсон. — Вы всегда найдёте во мне человека, готового поощрять подобные чувства.
Нина хмурилась и показывала вид крайнего негодования; но ничто не помогало. Мистер Карсон продолжал пустую болтовню, пока она не сделалась решительно невыносимою для Нины.
— Как жарко в этой комнате, — сказала она, быстро встав с места. — Пойдёмте лучше в залу.
Нина столько же досадовала на молчание Клейтона, на его спокойствие, на его наблюдательность, сколько на любезность и
— Какой прелестный вечер!.. Не хотите ли прогуляться? При конце одной садовой дорожки, есть превосходный вид, где луна смотрится в воду: мне бы хотелось показать вам это место.
— Не намерена ли ты простудиться, Нина? — сказала тётушка Несбит.
— Вовсе нет; я никогда не простужусь, — сказала Нина, выбегая на балкон и принимая руку восхищённого Карсона. И она удалилась с ним, почти прыгая от радости, оставив Клейтона беседовать с тётушкой Несбит. Нина шла так скоро, что её кавалер едва успевал за ней следовать. Наконец они подошли к окраине небольшого оврага, и Нина вдруг остановилась.
— Мистер Карсон, — сказала она, — я намерена поговорить с вами. — Я в восторге от вашего намерения, моя милая Нина! Я заранее восхищаюсь вашими словами.
— Нет-нет... Пожалуйста, не восхищайтесь, — сказала Нина, делая знак, чтоб он укротил свою восторженность. — Выслушайте сначала, что я хочу вам сказать. Я полагаю, вы не получили письма, посланного вам несколько дней тому назад.
— Письма! Я не получал! Какое несчастье!
— Большое несчастье, действительно, и для вас и для меня, — сказала Нина, — если б вы получили его, это избавило бы нас от сегодняшнего свидания. Я писала, мистер Карсон, что слово, которое дала вам, я не считаю обязательным; что я поступила весьма нехорошо и весьма неблагоразумно, и что исполнить моё обещание я не могу. В Нью-Йорке, где все и всё, по-видимому, шутили, и где между молодыми, неопытными девочками принято за правило шутить подобными вещами, я дала вам слово — так, для шутки, не больше. Я не думала, в какую сторону принята будет эта шутка; не думала о том, что говорила, не думала о том, что должна испытывать впоследствии. Теперь я очень сожалею о своём поступке; и на этот раз должна говорить истину. Мне неприятно, — я даже не умею выразить, до какой степени неприятно ваше обращение со мной в моём доме.
— Мисс Гордон! — сказал мистер Карсон, — я решительно изумлён! Я... Я не знаю... что мне думать!
— Я хочу, чтоб вы думали, что я говорю серьёзно, — что я могу любить вас искренно, как доброго знакомого и всегда желать вам счастья, но что всякое другое чувство должно быть, для нас так же недоступно, как недоступна луна, которая светит нам. Не нахожу слов, чтобы высказать вам, до какой степени огорчает меня шутка, наделавшая вам столько беспокойства — очень, очень огорчает! — повторила Нина с непритворным чувством, — но, прошу вас, поймите наши настоящие отношения.