Древнерусская игра - Двенадцатая дочь
Шрифт:
– Йошкин коготь!– Убитый женской глупостью, я вяло всплеснул руками.– Суслик мой, ты все портишь. Я тут пытаюсь разрулить нашу свадьбу, а ты в петлю нацелилась. Потерпи до завтра. Уже через несколько секунд мы сделаем долгожданный сюрприз папе-боярину...
– Не хочу сюрприз. Хочу вешаться. А ты не обращай внимания. Иди-иди, разговаривай с Катомой. Мне твоя помощь не нужна. Я сама прекрасно повешусь, не волнуйся, пожалуйста.
– Ты это кинь, подруга. На хрена нам удавленная невеста?– Я протянул руку и осторожно похлопал по влажному плечику.– Давай бодрись. Почему ты мокрая, а нос красный? Возьми вон в шкафчике красивейший сарафан. Надо сюрприз красиво
"Тук-тук", - сухо сказала дверь.
Кто-то ломится. Решительно и требовательно...
– Эй, Мстислав? Чай, стряслось чего?– из-за тонкой дверцы прогремел нетерпеливый голос посадника Катомы.– Отворяй!
– Никак не могу, господин боярин!– поспешно крикнул я, подскакивая и плотнее задвигая засов.– Жена рожает!
– Отопри, говорю!
– Дык... руки заняты! Как раз принимаю роды!
– Не дури, Мстиславка!
– Ах, боже мой!– завизжал я идиотским голосом, налегая широкой спиной на танцующую дверь.– Какое счастье! Это... мальчик!!!
– Мальчик?! Хвала Мокоше! Пусти, я хочу поглядеть! Открой живее!
– Никак не могу, дядя боярин! Помогаю жене рожать! Перегрызаю пуповину!
– Я те помогу!
– Не стоит беспокоиться! Уже перегрыз!
– Как жинка?! Отчего не кричит? Не померла ли?!
– Ну да, щас, помрет она. Живехонька! Пышет здоровьем!
Метанка исподлобья окатила злобной зеленью, будто серной кислотой; в юном взгляде отчетливо читалось неприличное.
– Не фыркай, зайчик мой, - сдавленно прошептал я, вытирая хладный пот с чела. (Влажной спиной чувствовал, как под напором боярского плеча дергается дверь).– Лучше это... поорала бы малость, а?
– Не хочу кричать. Не хочу рожать. Хочу вешаться, - спокойно сказала ведьмочка и отвернулась. Добавила глухо, глядя в угол: - Незачем все, если сердца нету. Ты сам сказал, сам!
Девочку клинит на сердечной теме, припомнил я. Как мог, попытался успокоить:
– Ну подумаешь, нет сердца. Это все фигня, на карьере не сказывается. Главное, ноги у тебя длинные! Ну просто звери!
Фр-р-р! Метанка почему-то зашипела, вскочила на ноги и - бросилась! Нет, не на меня - к двери! Ага - хоп! К счастью, я поймал ее плечом сграбастал в объятиях - ловко и нежно, как гениальный вратарь Филимонов грабастает мячик, пущенный неумелым малоросским форвардом.
– Пусти! Я ухожу, пусти!– Пушистая девочка вмиг превратилась в злобный клубочек костлявых коленок, острых локотков и щелкающих зубков. Я заскрипел челюстями: стоять, женщина! Я тебя укротю...
Уй! Кусаться нечестно!
Превозмогая боль и крюча Метанку в объятиях, я истошно мыслил. Положение критическое: до дверцы три метра, за дверцей Катома. Ну почему мне всегда приходится балансировать на лезвии топора?
– Постой, киса...– хрипел я, пытаясь придавить Метанку к ближайшему сундуку.– Куда ласты навострила?
– Укушу! Гад! Пусти!– Метанка задергалась в стальном захвате моих рук, нанося довольно меткие удары по разнообразным болевым точкам моего крупного тела.– Сердца нет! Сам сказал! Не любишь меня!
Р-раз! Я дернул за тонкий локоть и развернул ее резко, рывком - по лицу хлестнуло мокрыми волосами... Бледное личико оскалилось прямо перед носом:
– Все! Больше не играю!
Глаза
– Дура я, дура была... Думала, ты по-честному веришь, что сердце есть! Даже казалось: взаправду стучит что-то... там, пониже шеи.. А тут - сам сказал, и все! И больше ничего! И так спокойно говоришь, так ужасно спокойно!
Откуда столько крутости, мамочки мои? Неужели это - моя глупая, грудастая Метаночка...
– Все, Бисеров, молчи. Отойди от двери. Отойди, я сказала!
– Ты... красивая, когда дерешься.
– Бесполезно, Славик. Комплименты не действуют. Я бессердечная ведьма - и я ухожу.
М-да. Она могла уйти, пожалуй. Такая самостоятельная и гордая фря. Но я успел ухватить ее пальцами за ухо. Возможно, причинил боль - во всяком случае, она немедленно запищала противным таким голоском. Но, знаете... очень захотелось вдруг последний раз окунуться носом в это облако золотистых паутинок, злобно дрожавших над покрасневшим ушком. Дери меня. Как сейчас помню, приблизил свою небритую пошлую харю - и коснулся губами теплой кожи у виска:
– Я люблю тебя, дурочка. Правда люблю.
* * *
Мораль: _Моя ушибленная карликовая совесть теперь будет грызть меня вечно. Метанка осталась до утра. Посадник Катома уехал, подписав драгоценное письмо на имя боярина Гнетича, коему предписывалось немедленно поступить в подчинение к вышградскому князю Лисею Вещему. До рассвета оставалось три часа. Три часа, чтобы уговорить Метанку вернуться домой._
Техника владения кривдой
(Дневник Данилы-самозванца)
С момента завершения битвы при Медовой, с того самого момента, как дикая речная пехота растерзала в кровавые клочья последних унгуннских рыцарей - с того мига, когда лезвия вороненых крыл боевой птицы подсекли ноги безумному ханскому аргамаку и уродливое тельце страшного горбуна полетело в побуревшую траву - с той минуты, как порядком изрубленный воевода Гнетич, сражающийся отныне под стягами Вещего Лисея, впервые отер кровавый пот с довольного лица, - с того светлого мгновения, когда добрый царь Леванид впервые посмотрел на расцветшее солнце, вновь оживляющее оптические прицелы алыберских катапульт - с того времени прошло три часа. Утро нового грозного дня еще не разогрелось в непривычно розовых солнечных лучах, и туман еще дышал, вздыхая и медля, над трупами.
Рядом со стынущими телами истерзанных коней, гигантских боевых обезьян, раздавленных рыжих песиголовцев и безногих мутантов-угадаев молчаливые сонные и злые победители валились на землю на расстеленные трофейные плащи и засыпали, кряхтя и ворочаясь, устало подгребая под себя то, что каждый успел насобирать под ногами, на бранном пепелище: драгоценные сорочинские кинжалы, шипастые кольца восточных принцев, трофейные уши песиголовцев - остроконечные лоскуты, покрытые слипшейся шерстью.
Кому не спится - искры недавней битвы еще долго жгут глаза, - вяло собирают хворост и запаливают костры. Зачем? Понятно ведь, что пищи не дождаться (разве конина или каменное вино угадаев... то самое, от которого белеет трава, если плеснуть оземь)... Впрочем, нынче будет другое пламя: костры нужны не живым, а мертвым.
В этот недобрый в общем-то час.
Через широкое лежбище отдыхающей сарыни.
По дымящим развалинам Глыбозера.
Большими тревожными шагами шел впереди свиты железный и тонкий (по колено в тумане, а выше - весь черно-золотой на солнце) князь Лисей по прозвищу Вещий.
Следом, отставая на выхват меча, легко перескакивая трупы, - десятник Неро. Чуть позади, громыхая удлиненными овальными щитами в алых звездах, лозах и ангелах, - два уцелевших катафракта, живые реликты Вышградского войска.