Древнерусская игра - Двенадцатая дочь
Шрифт:
– Я понял, я понял идею, - прошептал князь Лисей, прикрывая дрожащие веки - Он хочет сказать, что... Чурила - это не имя. Это... призвание! Любой из нас может стать Чурилой. И начать работать на Сварога, пусть даже не осознавая этого. Поэтому Чурила непобедим...
– Гниль, вранье поганое!– рявкнул наследник, сжимая кулачищи.– Башка трещит... Хватит его слушать, хватит! Иначе я сам поверю в этот бред! Эй, Берубой! Ты что, сдох там, в углу?! Давай сражайся! Докажи, что это ложь!
– Иначе нам всем конец, - тихо добавил князь Лисей, тиская пальцами переносицу.
Но молчит Берубой, зато снова:
– _О
– Довольно!– взревел Зверко; скамья с треском перекосилась, кольчужное тело наследника с грохотом обрушилось на каменный пол, тяжким задом на камни.– Прекратите допрос! Берубой, закрой ему пасть!..
– _Умоляю тебя, повелитель... Давай прямо сейчас уничтожим Огненного Полызмая, нашего древнего врага!_ - вновь властно зазвенел голос Плескуна, удивительно молодой и сильный.– _Помнишь, как мы мечтали о его гибели? А сейчас он слаб и почти раздавлен..._
– Не торопись, старый ведьмак, - донесся слабый голос семаргла из темного угла. Измученный Берубой, будто изрубленный невидимым клинком, выполз оттуда буквально на коленях, руки его тряслись, на губах пузырилась темная пена.– Ты лжешь... Вот смотри... Если он убил кузнеца Даньку... где же таблица с узорами? Ее нет у наследника, и ты это знаешь... Ее нет!
– _Он отдал ее блуднице Метанке как плату за летнюю ночь... Мой повелитель - благородный любовник, и потому..._
– Ложь!– глухо завыл наследник Зверко, бессильно, медленно перекатываясь спиной по камням, сжимая больную голову согнутыми кольчужными локтями.– Я не платил ей! Ничего не было! Метанка... я не спал... Не спал!
– Все-таки врешь, Плескун, - глотая кровавую слюну, Берубой выставил навстречу синему взгляду мокрый стиснутый кулачок.– Кольцо Свища... в все не волшебное кольцо! Ты врешь, будто это перстень Змеиного Жала... Тот самый, который заключает в себе знаменитую плеточку-змиевочку... Этот страшный перстень был якобы похищен у Чурилы отважным горским наемником Свищом... Позапрошлой зимой, в битве при Ош-Бабеле... Но сейчас на руке наследника - самый обычный боевой перстень для понукания железным вороном! Посмотри сам... Маленький черный перстень! Это не плеточка-змиевочка! По легенде, Змеиное Жало - живой перстень, у которого есть гадючьи зубы... На этом перстне ничего нет. Ты солгал, Плескун... Одна ложь рушит твердыню правды... Вся твоя речь - гнилой песок у меня под ногами!
Кажется, голос Берубоя крепнет? Левой рукой поверженный палач вцепился в лавку и, медленно раскачиваясь, с трудом шевеля губами и роняя на пол липкие желтоватые от крови сгустки, выкрикивает слог за слогом, будто ворочая тяжелый меч в усталых руках:
– Ты... лжешь! Ты сказал, что наследник Зверко... убил Потыка. Это кривда, Плескун. Михаилу Потыка убили всадники вашего Кумбала... Поймали его! На дороге в Калин... Сломали меч его! И бросили истерзанное тело во Влагу... Ты знаешь это... Ты должен признаться, что солгал! А потом... потом тебе придется признать, что наш наследник Зверко - истинный наследник Властовский... Ибо в волосах его - родовая тесьма, кусок княжьей опоясти! Вот истинная правда, Плескун! Смирись с нею!
– _Ты надоел мне, огненный щенок,_ - медленно и властно произносит Плескун, глаза его стремительно чернеют.– _Я наношу последний удар. Итак, ты дерзнул утверждать,
И вот - волшебный синий взгляд снова вцепился в наследника:
– _О повелитель! Докажи им силу свою! Я знаю, что на твоей руке грозный перстень Змеиного Жала, поражающий волю смертных человеков! Поработи неверных! Прояви блеск своего могущества, о Чурила, внук Сварожич! Прошу тебя... сотвори заклинание власти! Пусть все увидят, все убедятся!_
– Ха-ха.– Дрожащий Берубой даже нашел в себе силы болезненно расхохотаться.– Ты самоубийца, Плескун. Конец твоей кривде... Клянусь, что это - самое обычное воронье кольцо! Заклинание не подействует!
Заранее торжествуя, семаргл обернул к наследнику посеревшее лицо с черными пятнами вкруг мигающих горячих глаз:
– Прошу тебя, наследник... Время посрамить лжеца. Он далеко зашел, ибо даже я почти поверил его словам! Давай, произнеси это заклятие. И пусть оно лопнет, как рыбий пузырь...
Зверко привалился спиной к стене, мотнул сморщенным лицом:
– Какое? Какое заклинание?
– _Скажи заклинание, о повелитель! Подними длань, назови поднебесное имя твое - и заклянись памятью великого Пращура, подземного Ящура..._
– Вы с ума посходили?– простонал князь Лисей.– А если... сработает?!
– Что значит "сработает"?!– в откровенном ужасе взревел наследник Зверко.– Вы что... белены объелись?! Вы реально думаете, что я - Чурила?! Что это кольцо и есть Чурилина плеточка-змиевочка?! Да я... назло всему скажу это гребаное заклинание!
– Это опасно... нельзя!– Князь Лисей инстинктивно вцепился пальцами в гроздья золотой цепи на груди.
– Нет, я скажу!– набычился наследник, выставляя вперед огромный кулак с черным шишковатым перстнем.– Скажу, чтобы вы поняли наконец, что все это - бред, и кольцо самое обычное, для управления гвоздевраном! И с Метанкой я не знаком! И Потыка не убивал...
– Скажи, скажи заклинание, наследник! Ткни Плескуна носом в его собственную ложь!
– _Клянись именем Ящура! Выпусти плеточку-змиевочку на волю! Покажи свою силу, повелитель!_
И прежде чем Вещий Лисей мог помешать, наследник поднял кулак над головой и распахнул рот, чтобы наполнить его жирной гадостью неслыханных слов, черной слюной проклятых созвучий, древних и отвратительных.
Эти звуки были сами по себе столь чудовищны, они так сильно потрясли князя Лисея Вещего, что на некоторое время у князя потемнело в голове, и слух его затворился, и зрение угасло. Поэтому когда из черной бородавки перстня на подрагивающей Зверкиной руке с легким хрустом выдвинулись два тонких змеиных зуба, похожих на дрожащие белые иголочки, полупрозрачные и наполненные ядом, князь Лисей будто и не испугался сразу, в первое мгновение. Он по-прежнему сидел на лавке, и в ушах его рокотали мерзкие отзвуки Зверкиной клятвы, и думалось ему, что ничего удивительного нет в том, что обычный перстень вдруг треснул посередине, и смрадно раскрылся, и выпустил наружу злобное скользкое жало. Ведь если могут быть на свете столь страшные слова, следовательно, и страшные перстни в этом случае, определенно, должны существовать в природе - и почему бы тогда одному из этих перстней не оказаться на жесткой, оплетенной вздувшимися жилами руке Данилы Каширина?