Древняя Русь. Город, замок, село

Рыбаков Борис Александрович

Глава девятая

Вислые актовые печати

В.Л. Янин

Актовая сфрагистика Древней Руси давно уже оформилась в самостоятельную историческую дисциплину, с помощью которой успешно решаются постоянно встающие перед исследователями задачи установления подлинности, авторства и времени написания древних документов. Однако содержание сфрагистики отнюдь не сводится к участию в дипломатической критике. Живое свидетельство тому — огромный материал русской сфрагистики X–XV вв., в котором вислые печати, сохранившиеся при документах, составляют каких-нибудь 6–7 % от общего числа зарегистрированных сейчас памятников. Настаивая на преобладании вспомогательной

сфрагистики, мы вынуждены были бы признать не имеющей научной ценности всю массу печатей, обнаруженных не при документах, а в земле, или же видеть в ней некий мощный фундамент для двух-трех десятков далеко не первостепенных дипломатических определений сравнительно поздних актов. Добавим к этому, что древнерусских ископаемых печатей известно сейчас свыше двух тысяч, что ни одна из булл домонгольского времени (а их сейчас зарегистрировано около 800) не сохранилась при документе, и нам станет ясной искусственная ограниченность привычного определения содержания и задач сфрагистики.

Из примерно 2300 зарегистрированных сейчас актовых печатей (Янин В.Л., 1970а) примерно треть, таким образом, относится к X — первой трети XIII в. Эти последние распределяются на следующие классификационные разряды:

Княжеские печати архаической традиции X–XI вв. — 17

Княжеские печати с греческими строчными надписями — 41

Печати киевских митрополитов — 18

Именные епископские печати — 24

Печати Ратибора, протопроедра Евстафия и пр. — 31

Печати с формулой «Господи, помози» — 57

Печати с формулой «Дьнеслово» — 35

Печати с изображением двух святых — 502

Печати с изображенном княжеской тамги — 64

Анонимные печати с изображением Богоматери — 20

Печати с изображением Христа или его символов — 36

Прочие — 20

Сфрагистика второй трети XIII–XV вв. представлена следующими разрядами:

Княжеские печати XIII — первой четверти XIV в. — 166

Княжеские печати второй четверти XIV–XV в. — 74

Печати служилых князей, княжеских наместников и тиунов — 49

Именные архиепископские печати — 53

Печати владычных наместников — 212

Посадничьи печати — 25

Печати тысяцких — 25

Печать соцкого — 1

Печати новгородских тиунов — 128

Печати без обозначения должности — 51

Печати Совета господ — 93

Кончанские и монастырские печати — 26

Прочие (неопределенные) — 24

Все перечисленные буллы этого времени — новгородские. Кроме них, от XIII–XV вв. сохранилось около 650 печатей Пскова, Смоленска, Полоцка и Москвы. Подавляющее большинство их составляет псковский сфрагистический комплекс, обнаруженный в 1961–1962 гг. (свыше 500 булл) и до сих пор не изданный.

Перечисленные здесь сфрагистические разряды выделены по формальному признаку, на основе типовых особенностей оформления булл. В то же время эти классификационные разряды всякий раз оказываются принадлежащими определенным институтам государственной власти. Это обстоятельство позволяет сформулировать главную цель древнерусской сфрагистики как научной дисциплины, поставленную перед ней впервые еще Н.П. Лихачевым (Лихачев H.П., 1928, 1930). Поскольку типические особенности русских средневековых булл являются индикатором их принадлежности определенным государственным институтам, изучение совокупности печатей и определение их хронологии и принадлежности дают в руки историка первоклассный источник для выяснения истории институтов государственной власти на Руси, эволюция которых отражается в изменениях типа печатей, в исчезновении и появления новых типов и разрядов официальных булл и т. д. В самом деле, вислая печать, которая на Руси на всем протяжении своего существования была атрибутом власти, всегда сохраняет свидетельство принадлежности государственной юрисдикции (или ее части) тому или иному политическому институту. Следовательно, сама хронологическая классификация вислых печатей оказывается как бы зеркалом, отразившим состав и эволюцию тех органов власти, которым в разные столетия средневековой истории принадлежало на Руси исключительное право удостоверения официальных документов.

Возможное предположение о том, что буллы скрепляли памятники переписки, отвергается топографией их находок. Место находки булл в подавляющем

большинстве случаев совпадает с местом их применения при документе. Печати новгородских князей и посадников происходят в 99 случаях из 100 находок на Городище или же из культурного слоя самого Новгорода. Смоленские печати почти все отысканы в самом Смоленске. Галицкие и волынские городища содержат сфрагистические материалы местного происхождения и т. п.

Какие же акты скрепляются этими печатями? Если бы мы располагали только материалами новгородского Городища или псковского Довмонтова города и случайными находками с других древнерусских городищ, на подобный вопрос ответить было бы весьма нелегко. В обоих указанных местах в древности располагались официальные архивы. Однако свинцовые печати многократно найдены при раскопках домонгольских и послемонгольских слоев обычного городского квартала Новгорода. Это их обилие говорит, что документ, снабженный вислой печатью, не был диковинкой в жилище новгородского дворовладельца. Особое обилие булл становится характерным начиная от рубежа XI–XII вв., когда фонд государственных земель начинает активно переливаться в личное владение феодалов. Становление и развитие вотчинной системы должно было вызнать к жизни массу документов поземельных отношений. С подобными документами связано и большинство позднейших печатей, сохранившихся при подлинных документах.

Существенное значение имеет еще одна общая проблема. Подавляющее большинство древнерусских печатей связано с Новгородом не только местом находки, но и местом употребления. В какой мере этот тезис является абсолютным? И не вызвано ли преобладание новгородских материалов самим наличием мощного сфрагистического комплекса на Городище, из которого происходит около 2000 находок? Разумеется, наличие такого комплекса в какой-то степени смещает правильные акценты, лишая статистику должной объективности. Будь подобный комплекс обнаружен в дополнение к Городищу где-нибудь еще, например в Киеве, наши представления оказались бы наверняка более точными. Однако нельзя не обратить внимания на одни важный факт, позволяющий воспользоваться для общих выводов и ныне существующим состоянием накопленных материалов. Находки вислых печатей достаточно многочисленны и вне Новгорода, особенно на Киевщине. Между тем, подавляющее большинство таких находок тяготеет к раннему времени, датируясь XI или началом XII в. Более поздние южные находки печатей исключительны, послемонгольских булл на юге нет вообще. Это обстоятельство настолько характерно, что даже имея дело не с самой печатью, а только с первым известием о ее обнаружении в южнорусских областях, можно быть почти уверенным в том, что речь идет о булле XI или начала XII в.

Было бы по меньшей мере странным, если бы допущенное выше смещение акцентов коснулось булл только одного определенного времени и не затронуло печатей иного времени. Иными словами, наличие городищенского комплекса не объясняет, почему буллы XI — начала XII в. встречаются на Руси повсеместно, в том числе и в Новгороде, а более поздние буллы почти исключительно в Новгороде и Пскове. Отсюда следует важный вывод о том, что в какой-то момент развитие института вислой печати в большинстве русских областей прекращается, тогда как в Новгороде наблюдается расцвет буллы, продолжавшийся несколько столетий. Вопрос о дате этого явления имеет первостепенное значение, и для ее установления необходимо познакомиться с теми результатами изучения ранних русских печатей, которыми располагает сейчас сфрагистика.

Хронологический рубеж, с которым можно было бы связать начало употребления буллы на Руси, в настоящее время не определяется с точностью, поскольку древнейшие русские печати пока единичны. Во всяком случае очевидно, что этот обычай зарождается еще в языческое время, когда формируются и первоначальные традиции оформления сфрагистического типа. Лишенный характерных для позднего времени христианских эмблем, первоначальный тип строит свои композиции на основе сочетания княжеского знака и условного портрета князя, владельца печати. Градации архаической буллы в большой степени сохраняются и в первые десятилетия после принятия христианства. Они становятся основой оформления монетного типа времени Владимира Святославича и Святополка, а в сфрагистике переживают еще до третьей четверти XI в., во времена Изяслава и Святослава Ярославичей (табл. 155, 1–3).