Древняя Русь. Город, замок, село

Рыбаков Борис Александрович

С уходом Мстислава из Новгорода и принятием на стол его сына Всеволода в 1117 г. происходит новый подъем боярского органа государственности — посадничества. На протяжении всего княжения Всеволода Мстиславича рядом с княжеской буллой существует печать новгородских посадников. Казалось бы, успешное восстание 1136 г., приведшее к торжеству антикняжеской коалиции, должно было отменить княжескую печать и привести к максимальному развитию буллы республиканской власти. Но в действительности наблюдается как раз противоположное явление. Княжеская булла с этого момента получает широчайшее развитие, оттесняя на задний план другие категории печатей. С 1136 г. до конца первой четверти XIII в. в Новгороде 450 печатям княжеского круга противостоит 13 епископских булл и около десятка проблематических посадничьих печатей.

Изложенное сопоставление различных сфрагистических разрядов Новгорода XII — начала XIII в. позволяет формулировать только один вывод. В результате восстания 1136 г. было достигнуто определенное размежевание государственных функций между республиканскими и княжескими органами

власти. Однако князь отнюдь не превратился во второстепенную фигуру. В его руках была сосредоточена та часть государственной деятельности, которую мы сейчас назвали бы исполнительной властью. Князь руководит судом и, следовательно, законодательным оформлением всех официальных документов, фиксирующих в Новгороде движение частной собственности. Однако сам расцвет буллы, равно как и организация на Городище архива, хронологически совпадающая с первыми успехами боярских органов, говорит о том, что деятельность князя была подконтрольной, что она регламентировалась вечевыми органами. И печать в Новгороде, бывшая прежде одной из почетных регалий высшей власти, превратилась в средство контроля, в средство ограничения княжеского самовластья республиканскими органами.

Смыкая эти наблюдения с наблюдениями над более поздними сфрагистическими материалами, мы получаем возможность конкретизировать этот вывод. В новгородской сфрагистике XIII в. вплоть до конца указанного столетия нет каких-либо кардинальных перемен сравнительно с XII в. По-прежнему в этот период господствует княжеская булла, причем господствует безраздельно (табл. 157, 1–4). От второй четверти — конца XIII в. сохранилось больше сотни княжеских печатей и буквально десяток булл других новгородских сановников, главным образом владычных (табл. 157, 5-10). Между тем до окончания XIII в. достаточно четко обозначают степень участия князя в новгородском суде: «А без посадника ти, княже, суда не судити, ни волостии раздавати, ни грамот ти даяти». Поскольку буллы новгородских посадников возникают снова только в XIV в., очевидно, что княжеская печать является главным атрибутом смесного суда князя и посадника, и эта характеристика может быть к ней приложена на всем протяжении ее существования со времени возникновения посадничества нового типа и конструирования княжеской буллы как безраздельно господствующего в Новгороде сфрагистического явления, т. е. со времени Всеволода Мстиславича. Таким образом, материалы сфрагистики дают возможность относить к числу мероприятий 1136 г. установление одной из конституционных основ боярской республики — организацию смесного суда князя и посадника, подконтрольного республиканской власти.

Существует одно немаловажное обстоятельство, которое служит подкреплению такой характеристики. Уже давно замечено, что самым поздним новгородским документам свойственно существенное видоизменение приведенной выше конституционной формулы. Если первоначально эта формула гласила: «А без посадника ти, княже, суда не судити», то в Новгородской судной грамоте XV в. она как бы вывернута наизнанку: «А без намесников великого князя посаднику суда не кончати». Надо полагать, именно это изменение, свидетельствующее о переходе приоритета в смесном суде от наместника к посаднику, лучше всего согласуется с московскими требованиями, сформулированными в Яжелбицкой грамоте 1456 г. и в Коростынской грамоте 1471 г.: «А печати быти князеи великих» (Грамоты Великого Новгорода и Пскова, 1049).

Обращение к печатям XIV–XV вв. подтверждает именно такое понимание цитированного тезиса. Наблюдение над всей массой новгородских княжеских булл обнаруживает, что их количество резко сокращается в княжение Василия Дмитриевича (1389–1425 гг.). Буллы Василия Темного и Ивана III чрезвычайно редки. Напротив, с начала XV в. в Новгороде получает массовое распространение так называемая «Новгородская печать» или «Печать Великого Новгорода» (табл. 158, 8), которая прикладывалась от имени Совета господ степенными посадниками и тысяцкими. Взаимосвязь этих двух явлений (деградация княжеской и торжество посадничьей буллы) дает верный ответ о тех изменениях смесного суда князя и посадника, которые становятся для него характерными в последний период существования новгородской независимости.

Мы видим, что вислые печати, изученные в их совокупности, оказались красноречивым источником при установлении важнейших дат в истории государственных преобразований Новгорода. Эта их возможность проиллюстрирована наблюдениями над памятниками княжеской сфрагистики. Однако и другие разряды новгородских печатей дают не менее интересные отправные точки для решения подобных проблем.

Выше неоднократно упоминалось о безраздельном господстве княжеской буллы в XII–XIII ив. Теперь нам предстоит обратить внимание на коренное изменение картины новгородской сфрагистики в XIV–XV вв. В эпоху расцвета новгородской республиканской государственности о господстве княжеской буллы говорить уже не приходится. Рядом с княжеской буллой вырастают обильные разряды печатей других новгородских политических институтов. На место прежде единичных архиепископских булл приходит громадный отдел печатей владычного круга, насчитывающий в общей сложности свыше 250 экз. (табл. 159, 3–6). Вновь образуется обширный отдел печатей новгородских тысяцких и новгородских тиунов, отождествляемых с купеческими старостами (табл. 159, 9, 10). Этот отдел содержит свыше 150 печатей. Уже упоминались печати Совета господ; таких булл зафиксировано около 100.

Эти новые явления свидетельствуют о важных переменах в Новгороде. Если прежнее безраздельное господство княжеских булл указывало на существование в Новгороде одного судебного органа — смесного суда князя и посадника, то возникновение разветвленной сфрагистической системы может быть воспринято только как показатель перераспределения юрисдикции между разными государственными институтами развитой республики. Косвенное указание именно на такой смысл сфрагистического разнообразия XIV–XV вв. дают немногочисленные печати новгородских посадников XIV — начала XV в. До преобразования смесного суда князя и посадника в начале XV в. в период, когда конституционный приоритет князя еще не был нарушен, необходимости в массовой посадничьей булле и не могло возникнуть. Действительно, те немногие печати посадников XIV в., которые нам известны, происходят главным образом из архивов, где они сохранились при докончаниях или же при документах международных отношений (Памятники русского права, 1953).

Обращение к главному юридическому памятнику Новгорода — Судной грамоте (Памятники русского права, 1953) позволяет говорить о существовании в Новгороде третьей четверти XV в. трех судов: посадничьего (т. е. смесного суда князя и посадника), тысяцкого (торгового) и владычного. Вопрос о времени создания такого порядка или, иными словами, вопрос о хронологических этапах сложения дошедшего до нас формуляра Новгородской Судной грамоты давно уже обсуждается в исторической литературе. Однако роль сфрагистического источника в решении этой проблемы не могла быть оценена исследователями до тех пор, пока этот источник не был систематизирован. Между тем именно печати дают исключительно интересные материалы.

Прежде всего они позволяют уточнить схему распределения функций между названными в Судной грамоте тремя судебными учреждениями. Уже в Уставе и Рукописании Всеволода сфера деятельности суда тысяцкого ограничена решением «всяких дел торговых, иваньских и гостиных». С судом тысяцкого возможно связать, кроме собственно печатей тысяцких, многочисленные буллы новгородских тиунов, называвшихся в других источниках купеческими старостами и, следовательно, подтвердить именно купеческий характер этого суда. Сложнее вопрос о размежевании юрисдикции между смесным и владычным судами. Однако здесь приходят на помощь буллы владычных наместников, сохранившиеся при подлинных актах. Около 60 актов, не утративших печати именно этого круга, привешены к документам, касающимся движения поземельной собственности. Очевидно, на каком-то этапе своего развития владычный суд, кроме вопросов, связанных с преступлениями против церкви и морали, включил в сферу своего действия многообразные имущественные отношения новгородцев, изъяв их из юрисдикции смесного суда князя и посадника и оставив на долю последнего, по-видимому, только уголовное судопроизводство.

Этапные даты формирования суда тысяцкого и владычного наместника с теми функциями, которые несомненны для XV в., выясняются при обращении к печатям новгородских тиунов и владычных наместников. Тиунские печати в целом образуют сравнительно компактную в хронологическом отношении группу, ранний рубеж существования которой определяется последней третью XIII в. Таким образом, формирование суда тысяцкого возможно отнести к началу второй половины XIII в.

История владычного суда, как она реконструируется по показаниям печатей владычного круга, начинается с организации должности владычного наместника в конце XIII в. Первоначальное перераспределение юрисдикции в пользу владыки и за счет смесного суда не коснулось собственно Новгорода. Оно отдало во власть архиепископа торговые центры на границах Новгородской земли — Ладогу и Новый Торг: древнейшие печати ладожских наместников новгородского владыки датируются временем Климента (1276–1299 гг.), древнейшие буллы новоторжских владычных наместников относятся ко времени Давида (1309–1325 гг.). Лишь во второе архиепископство Моисея (1352–1359 гг.) анонимная владычная печать, которой пользовались новгородские наместники архиепископа, приобретает массовый характер, а именная архиепископская булла практически выходит из употребления. Это преобразование связывается скорее всего с событиями 1352–1354 гг., последовавшими после возвращения Моисея на новгородскую кафедру. В 1352 г. «послаша послы своя архиепископ Моиси в Цесарь-город к цесарю и патриарху, прося от них благословения и исправления о неподобных вещах, приходящих с насилием от митрополита» (НПЛ, 1950). В результате этого посольства в 1354 г. Моисей был особо пожалован присылкой ему от патриарха крещатых риз и благословляющей грамоты с золотой печатью.

Будучи важным источником по истории государственных институтов, вислые печати являются и существенным объектом для изучения художественной жизни средневековья. И дело здесь не только в том, что среди них имеется немало несомненных шедевров мелкой пластики, но и в том, что это две с половиной тысячи художественных предметов, получивших точные даты и отражающих в подробностях эволюцию стиля, индивидуальные приемы мастеров, развитие целых школ мелкой пластики, разницу между ними и взаимное влияние. Поскольку трудно себе представить, чтобы какие-либо художники специализировались исключительно на изготовлении сфрагистических матриц, логичнее полагать, что их изготовляли те же торевты, которые оставили нам великие шедевры своего художественного ремесла, украшающие сейчас экспозиции наших музеев. Поэтому дальнейшее изучение художественного ремесла Древней Руси вряд ли сможет обойтись без опоры на сфрагистические материалы, образовавшие хронологическую и стилистическую шкалу, на которую стало возможным проецировать наблюдения над предметами, казалось бы, далекими от сфрагистики.