Дротнинг

Фёдорова Екатерина

— Сиди, Кейлевсдоттир. Ты в тяжести, к тому же набегалась за день…

Опекает, как дите малое, подумала Забава. Стоило пустить его за стол, как он тут же начал отдавать приказы. Привык везде быть хозяином!

Она вскочила, поспешно сдвинув стул, чтобы Харальд не успел с этим помочь. Пригубила медового эля, настоянного на травах. Потом села, покосилась на него — и наконец решилась. Спросила негромко:

— Как поживает Гейрульф, конунг Харальд?

— До сих пор ты разговаривала так, словно видишь

меня впервые, хозяйка Хааленсваге — насмешливо заметил Харальд. — Прости, что спрашиваю — но откуда ты знаешь простого мужика из моего войска? Видела его где-то? Может, тогда и меня заметила? Возле этого Гейрульфа, хотя бы краем глаза?

Забава нахмурилась. Ляпнула вдруг, не подумав:

— У скальдов спроси. Они тебе расскажут, где мы встречались и виделись!

Харальд засмеялся, режуще блеснув глазами. Затем неторопливо сказал:

— Когда я покидал Упсалу, Гейрульф уже начинал садиться. Но к Асвейг его пока не пускают. И сторожат на всякий случай. Думаю, после нашей свадьбы я пошлю весточку в Упсалу. Прикажу, чтобы Гейрульфа с ведьмой отправили на одном из моих драккаров в дальние края. Если, конечно, я встану со своего брачного ложа довольным!

Забава, не ответив, выдернула из ножен, спрятанных под платьем, короткий клинок. Потянулась к поросячьему боку, стоявшему перед ней. Лезвие, наточенное Кейлевом, раскроило запеченную корку ровно, без лохмотьев…

Он все такой же, пронеслось у нее в уме. Грозит чужими жизнями да посмеивается.

Она изменилась, подумал Харальд.

И молча подтолкнул к бывшей жене пустое блюдо, которое поставила перед ним рабыня. Попросил с улыбкой:

— Отрежь и мне кусок, Кейлевсдоттир. Уважь гостя.

А потом Харальд откинулся на спинку стула, не сводя глаз со Сванхильд. Та помедлила, но все же потянулась к запеченному боку.

Ей подходит то имя, что я для нее выбрал, вдруг мелькнуло у Харальда. Битва лебедя. Движения тонких рук быстрые, точные — как взмахи лебединого крыла. И наклон головы лебединый. Грубую накидку девчонка сбросила, пока он рассказывал байки про свой южный поход. Теперь изгиб ее шеи прятал только платок. Увести бы Сванхильд отсюда. Содрать с нее все тряпье. И чтобы охала, смотрела затуманено, как прежде…

Сколько времени он с ней не тешился? Считай, почти полтора месяца!

Харальд вцепился в разлапистые подлокотники. Услышал, как под пальцами хрустнуло Подумал зло — сейчас нельзя.

Будет лучше, если Сванхильд вернется к нему сама. Выполняя свое обещанье, по-честному…

По-доброму.

Пусть здешних псов увезли в Йорингард, он отыщет ее по запаху. Или использует драконий взгляд — и пожелает что-нибудь простенькое, чтобы не задеть Сванхильд. К примеру, прикажет, чтобы рядом с ней вырос куст. Если его взгляд дотянется до места, где затаилась девчонка, то там вскинутся ветви…

Сил

на это хватит с избытком, пролетело в уме у Харальда.

По дороге сюда, перед Каттегатом, уже после Йотунхейма, ему попалась пара чужих кораблей. Он не стал их жалеть. Волчье колдовство, вычерпанное им из Нари, сына Сигюн, не заглушило того странного голода, что леденил нутро после Упсалы. Зато побоище, устроенное на кораблях, сразу насытило…

Если не удастся найти Сванхильд, решил Харальд следом, то прогуляюсь до ограды. И поговорю с ней уже по-другому. Главное, ей самой не грозить, чтобы не разбудить силу сына…

Еще через пару мгновений Сванхильд, даже не повернув головы, пододвинула к нему полную тарелку.

Подлокотники под пальцами Харальда хрустнули уже громче. Но звук утонул в треске пламени, горевшего в очаге.

Воины выкрикивали здравницы одну за другой, голоса их звучали все развязней, все громче. Только Харальд после слов о Гейрульфе сидел молча. Неторопливо отрезал от мяса на тарелке мелкие ломтики, швырял их в рот. Опрокидывал чаши после чужих здравниц, но сам их не произносил.

Ярл Свальд тоже помалкивал.

И Забаве от этого было не по себе. Тревожно становилось, тоскливо, даже холодно… хотя сзади, от очага, шло тепло.

Она сидела молча до тех пор, пока один из воинов за ближним столом не захрапел, уронив голову на руки. Потом подозвала бабу, несшую кувшин с элем. Велела передать рабам, чтобы те закатили в зал бочку с элем. А рабыням приказала идти в рабий дом, и запереться там на ночь, да нос наружу не высовывать.

Следом Забава встала. Объявила, посмотрев на Харальда:

— Оставайся, если хочешь, доблестный конунг…

Он недовольно сверкнул глазами — и внутри у Забавы что-то пугливо екнуло. Но закончила она, не позволив голосу дрогнуть:

— Я ухожу, чтобы не проспать зарю. Мне утром выходить рано. А ты, конунг Харальд, можешь не торопиться. Для тебя мы приготовили хозяйскую опочивальню, дорогу туда ты знаешь. Ярл Свальд может переночевать в покое напротив. Воины, которым не хватит лавок в зале, пусть идут в мужской дом, он все равно пустует. Отец, Болли, время уже позднее. Пойдемте спать. Нида, мы с тобой ляжем вместе, в одной опочивальне.

Неждана вскочила с места прежде, чем Забава договорила. Кейлев с Болли переглянулись. Старик едва заметно кивнул, затем мужики встали.

— Конунг Харальд, — быстро сказала Забава.

И посмотрела в лицо, на котором горели серебряно-голубые глаза. Помедлила. Захотелось вдруг коснуться впалых щек, покрытых короткой щетиной — лишь кончиками пальцев, на одно мгновенье…

А потом перед глазами мелькнула Труди — неотвратимым возмездием, положенным наказанием. И Забава выпалила, ощутив, как предательски защипало глаза: