Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи
Шрифт:
Конечно, понял. Ведь, именно этот странный деревеншина все тут с головы на ноги перевернул. Ещё на сборочном пункте так себя поставил, что в его сторону и косится побаивались. Уже в лагере показал, что в военном деле похлеще многих командиров разбирается. Ягодкой на торте стала история с тем диверсантом, который выслеживал по тылам наших генералов.
— Есть, позвать.
Вдобавок, этот сержант со своим взводом показали просто нечеловеческую выносливость. Все двое суток марша, пока остальные на жаре плелись на грани издыхания, они носились,
И как так выходило никто толком понять не мог. Откуда в бывших новобранцах, точно таких же, как и остальные, взялось все это? Неужели все дело было в тех странных и никому непонятных упражнениях, над которыми втихаря посмеивался весь полк? Странно, ведь сержант должен был просто загонять их до истощения. Получилось же вон как.
— Привал! — зычно крикнул комбат. — Привал! — подхватил команду ближайший ротный. — Привал! — уже через мгновение понеслось по колонне. — Привал… — с облегчением повторяли вусмерть уставшие бойцы. — Привал.
Приложившись к фляжке, он крикнул снова:
— Сержанта Биктякова к командиру!
На колонной вновь колыхнуло:
— Сержанта Биктякова к командиру… — понеслось дальше, с каждой секундой становясь все тише и тише. — Сержанта Биктякова к кома… Сержанта Биктя… Сер…
Не успели командиры перевести дух, присев на траву у дерева, как появился неугомонный сержант. Стоит, как будто и не было у него за спиной двух тяжелейших переходов. Все, словно через мясорубку пропущенные, потные, серые от пыли, а он свеж, полон сил. Ну, как такое возможно?
— Товарищ полковник, сержант Биктяков по вашему…
— Садись, сержант, — командир полка махнул рукой, зовя сесть рядом. — Сказал бы, что в ногах правды нет, но не скажу. Сейчас, как раз наоборот… Слушай боевой приказ. С парой бойцов отправишься в Слобожаны, где передашь письмо генерал-майору Солянкину. На словах скажешь, что… Хотя нет, в письме я все обстоятельно описал.
Небольшой конверт перешел из руку в руки.
— Больше полусотни верст до города. Выдюжишь, сынок?
Сержант бросил быстрый взгляд на карту, раскинутую на траве, и кивнул.
— Если срезать через лес, то будет в половину меньше. Можно до вечера успеть.
Полковник с сомнение в глазах покачал головой. Лихим наскоком вряд ли получится. Белорусские леса коварные, особенно для незнакомого человека. В местных чащах встречаются топи, в которых не то что человек, дивизия с усилением без следа сгинуть может.
— Пройду, только один. Никого из своих бойцов брать не буду, не готовы еще они еще для такого, — без тени сомнения в голосе проговорил парень. При этом так посмотрел на полковника, что и тот уверился. — А это вам, товарищ командир, для ноги…
В
— Барсучий жир и медвежья желчь с кое-какими травами. Свежие, считайте, вчера еще бегали, — ухмыльнулся он, поглаживая коробочку. — Пару раз помазать ногу, и можно о ней забыть. Сейчас намажем…
Полковник, хоть и глядел недоверчиво, но все же с кряхтением снял сапог. Осторожно засучил брючину, то и дело болезненно морщась. Вокруг колена, и правда, синевы хватало, словно здоровенный синяк.
— Еще бы гадючий жир, вообще, бы уже бегали, как в детстве.
Сержант придвинулся ближе и несколькими движениями нанес пахучую мазь. Причем сделал это умело, едва касаясь больного места.
— Вот же черт! — у комполка тут же вырвался удивленный возглас. — Отпустило!
Ничего не понимая, он трогал колено. Ноющая боль, что донимала последние недели, исчезла, как и не было ее. Сходила и синева с кожи.
— Мать твою, — выдохнул он, осторожно поднимаясь на ноги. — Не болит… Совсем не болит. Сержант, что это за…
Поискал того глазами, а его уже и след простыл.
— Что это такое, Георгий?
— Леший это, — пожал плечами комбат, а, наткнувшись на непонимающий взгляд, добавил. — Бойцы его так прозвали, товарищ полковник. Он же в лесу, как родной. Все видит и слышит, звериные следы читает, как открытую книгу. Про травы и говорить нечего. Поговаривают, что он для своего взвода какой-то необыкновенный отвар готовит. Вроде как мертвого на ноги поднимает, — капитан кивнул на мазь. После чуть подумав, добавил. — … А про него не волнуйтесь, доберется и все выяснит. Говорят, для одних война мачеха, а для других мать родна. Вот для Биктякова так и есть. Мне иногда даже кажется, что он рад всему этому.
И обо замолчали. Слишком дикими показались эти слова, дикими даже для военного времени. Разве кто-то может хотеть войны? Желать смерти своих близких, друзей и, чем черт не шутит, самого себя? Командиры переглянулись
— … Товарищ полковник, — наконец, капитан нарушил молчание. — Вы бы сейчас лучше вздремнули немного. Чувствую, больше такого отдыха не предвидится.
Нахмурившись, комполка кивнул. У него тоже что-то «под ложечкой сосало», явно не к добру. Верная примета, что скоро что-то плохое случится.
— Похоже…
Полковник растянулся у березы, подложив под голову свернутую в валик плащ-палатку, и задремал. Долго ли, когда устал, как собака. Только голову опустил, и уже третий сон видишь. На войне всегда так: любую свободную минуту для сна используешь.
Вроде только заснул, а уже вставать. Спросонья он никак не мог понять, что его будили. Пару раз даже отмахнулся, чтобы отстали. Смертельно уставший организм никак не хотел просыпаться.
— Товарищ полковник…
Его снова потрепали по плечу.