Дубль два

Дмитриев Олег

Вспомнилась вдруг книжка, читаная очень давно, в школе ещё. Там рассказывалось о тайных славянских воинах-араксах, что берегли родную землю от вражьей силы. Жили они по дубравам, а всё свободное время проводили в тренировках, основной из которых было — висеть над землёй, растянутыми крестом, со всякими утяжелителями, привязанными к рукам-ногам. Там, кажется, тоже был такой дед-божий одуванчик, который при необходимости мог двумя руками медведя на клочки порвать, не запыхавшись. Ещё фамилия у главного героя была какая-то интересная — не то Нужный, не то Разный…

На крыше же всё было предсказуемо — после сошедшего снега в желобах остались листья, что за зиму слежались в чёрную прелую массу, которая, как оконная

замазка, намертво залепила несколько поворотных реек. Удивительно, как только они не сломались за это время. То, что я понял о механизме, говорило, что усилие к каждой из них прилагалось одинаковое. Но, видимо, какая-то предохранительная система тоже была. Как это можно было сделать из сплошного дерева, без гвоздей, саморезов, пружин, втулок и подшипников — представления не имел. Но почистил всё внимательно и вдумчиво, как полагается. Бережно и с уважением к труду древнего зодчего. И, пока чистил, протирал и сушил, промакивая найденной паклей с сильным льняным запахом, почему-то вспоминал кино «Пятый элемент» с Брюсом Уиллисом. Там древние камни, затерянные в песках, тоже хранили в себе кучу тайн и загадок. Кто бы знал, что среди родных осин можно найти что-то похлеще.

Перед вечерней зорькой проверил результаты своего труда. Все двадцать семь «окошек» открылись, как полагается. В «солнечном колесе» оказалось нужное количество спиц, а центральный столб света, усиленный линзами, охватил и третий ярус «этажерки». Впервые за все наши посиделки с момента первой встречи деды не стебали меня и не издевались над оригинальностью анатомии некоторых человечков, у которых руки приделаны неправильным концом и не к той части туловища, к какой следовало бы. Я решил, что могу расценивать это, как высшую благодарность от высших разумов.

Уже напоследок, практически вдогонку, Хранитель сообщил, что, если пройду направо вдоль ручья, что мы переходили по стволу сосны, то через минут двадцать упрусь в лесное озеро. В котором, как он со знанием дела и неподдельным энтузиазмом сообщил, водились жирные караси, окушки, а под берегом попадались и линьки, размером поболее ладони. Тут его энтузиазм ударил и по мне, потому что линь, в особенности горячего копчения — моя любимая рыба, а ладони у Сергия были как раз со сковородку примерно размером. Добил дед информацией о том, что за сеновалом висели на стене два «телевизора» из трёхстенки. Его «камера» пояснила мне, как привычно туповатому, на отдельном экране, что это складная квадратная рама на верёвке, внутри которой растягивалось полотно сети, хитрое, трёхслойное: с двух сторон с крупными ячейками, а между ними — с мелкой, сантиметров пять размером. Я не стал мешать ему чувствовать себя великим гуру, учителем и тренером по рыбалке. Такие штуки были у дяди Сени, и, хотя на Сенеже подобная рыбная ловля была строго-настрого запрещена, я на ней пару раз присутствовал и многое запомнил. В том числе фразу: «самая браконьерская снасть — трёхстенка, ни хвоста не пропустит». Сказанную, впрочем, дядей Сеней практически любовно, нежно.

— От поленницы слева пошарь, там раколовки были. Если ржа не съела пока — закинь пяток под западным берегом. Год на год не приходится, но рак иногда попадает ва-а-ажный, жи-и-ирный, с голубя размером, — мечтательно продолжал Хранитель. Я замер на пороге, не дыша. Потому что заметил у них обоих привычку: когда им не мешали, старики увлекались, и добавляли к Речи больше деталей. Иногда и «картинок», как они говорили. Не прогадал и в этот раз.

…Перед баней сидел в простыне квадратный Шарукан, рядом с ним — складной столик. На столе — гора рачьих панцирей, и вправду вполне себе товарного размера. Помимо очисток — и целые, ярко-красные, рдевшие в темноте, будто угли догоравшего чуть в стороне костерка. Вокруг — с полдюжины бутылок, поллитровых, темно-коричневого и зеленого стекла, с высокими «плечиками» и короткими горлышками, под которыми, будто детские слюнявчики, висели непривычные, странной формы голубоватые

этикетки. Названия в потёмках было не разглядеть. Под столом, в ведре, покачивались, как глубинные бомбы, в ожидании своего часа бутылки с длинными шеями, прозрачные. За тёмно-коричневой тарой наверху просматривались какие-то тёмно-зелёлные, тоже с высокими горлышками и непонятными белыми пластмассовыми пробками сверху. Тут из бани раздался хохот нескольких голосов. Не мужских.

— Вот жук, а? Ты глянь на него — затих, как кот у амбара! Разбередил душу тебе, Серый, а? Ну как есть — Аспид! — завёл Ося с фальшивым возмущением. — Иди давай, рыбак, пока зорька не ушла, а то всю рыбу упустишь, пока уши греешь тут!

— Как хоть называется озеро-то? — спросил я больше для того, чтобы в памяти остался мой чисто географический интерес. Не зря же Штирлиц учил, что запоминается лучше всего вопрос про скрепки.

— Ведьмино, — после небольшой паузы соизволило-таки ответить Древо.

— А с чего такое странное название? — по-настоящему удивился я. Чтоб прямо под боком у Хранителя — и вдруг такое.

— Утопили там одну, аккурат под западным берегом. Тоже любопытная была до ужаса. Потому, видать, и раки там крупные. Хотя вряд ли, лет-то прошло… — Сергий, кажется, пытался скрыть смущение и неловкость за суровой грубостью и прямотой.

Я вышел и прикрыл дверь. Воздух был тёплым, вкусным и каким-то густым. Солнце клонилось к бане, уже вовсю чиркая краем по вершинам берёз за плетнём. Кузнечики блажили так, что в ушах звенело. Если «Энциклопедия юного рыболова», что подарил мне батя в четвёртом классе, не врала — на них хорошо клевали жерех, язь и голавль. Но про этих разговора не было. А вот аромат копчёного линя на ольховых веточках из головы не выходил.

Велел Алисе ложиться спать, не дожидаясь меня, закрыв дверь на щеколду. Изнутри она крепилась железным штырём, похожим на загнутый кусок арматуры приличного диаметра — проще было избу по брёвнышку разобрать, чем открыть дверь, запертую таким «ключом». Накинул куртку, проверив сигареты в кармане. Накомарников и прочих приветов от цивилизации, типа фумигаторов и зелёных вонючих спиралей от комаров, у нас с собой не было. Окна затянули тюлью и найденной в комоде марлей. А я надеялся, что местные комары тоже после десяти лютовать не станут — разлетятся спать, скотины капризные. Пару-тройку часов можно и потерпеть. А станет невмоготу — ничего не мешает костерок с гнилушками да травой на берегу разложить. Забытые с детства знания как-то переплетались с неожиданно появившимися новыми. Видимо, отчаявшись во мне полностью, старики-разбойники на всякий случай «загрузили» мануал по рыбной ловле в местных широтах. Ну, лишним не будет, наверное.

Павлик видел десятый сон, Алиса закрыла за мной дверь и наверняка примостилась рядом. Почему-то я был уверен, что им в этом медвежьем углу точно ничего не угрожает. Подхватив рамки «телевизоров» и моток бечёвки, рванул было на улицу, к низкой двери, что вела в сторону бани — подворье, как и во всех деревенских домах, имело собственные выходы. Но вовремя вспомнил про раколовки. Ведьма там или не ведьма — это не принципиально. А вот раков наварить — это дело стоящее. Под такое, пожалуй, не грех и в магазин за пенным прокатиться. Если только смогу выехать на Ниве из этой чащи.

Бурча про себя песенку про «весь день сидит на озере любитель-рыболов», которой непременно сопровождал каждую рыбалку дядя Сеня, вышел за плетень, плотно притворив ставень. Начинала ложиться роса, хотя Солнце ещё не село. У берега ручья остановился, обернулся и приметил раздвоенную на уровне двух человеческих ростов берёзу — ту самую, что приняла меня в объятия, бегущего по жёрдочке с мешками на обоих плечах. В темноте она явно будет заметнее, чем остальные деревья. А от неё мне на полтора шага правее — и вперёд. Это на случай, если по тёмному возвращаться придётся.