Дубль два
Шрифт:
— А это бабка твоя. Раз семь или девять «пра-», — подхватил Ося воодушевлённо. — У Серого возникла как-то мысля сверхчеловека создать. Вот и взялся, не щадя себя, генный материал улучшать. Лет полтораста бился, бедолага, не меньше. Вас, двуногих, хлебом не корми — дай что-нибудь хорошее улучшить, века не проходит, чтоб не нашлось пассионария. Хотя последнее время всё больше изуверы какие-то брались… Ну да не о них речь. Так вот Серый по науке всё делал. Перекрёстно опылял. Растил теплично. Да только как на грех одни девки получались. Но хорошие — не отнять. Кровь с молоком!
—
— Ну да, не отец нации, не всем же так убиваться на научной ниве! — Древо явно продолжало забавляться. — К монаху тому, что Моравского Граба Хранителем был, ездил даже, диспуты вёл. Тот-то всё больше на горохе, пчёлках да цветочках тренировался. Любитель, что с него возьмёшь? То ли дело — Серый! Глыба, корифей! Как взялся, засуча… засучив… ну, ладно, это опустим. А Анька-то и вправду хороша была. Жаль, на закатную сторону замуж выскочила, хоть и княгиней сразу. Но похожа, точно.
Я сидел на лавке, пытаясь унять совершенно неожиданно напавшую морскую болезнь. Казалось, весь амбар ходит ходуном, и всё это на фоне крайне сложной для усвоения информации, что сыпалась от Древа. Перед глазами возник пастор в круглых очочках, виденный, кажется, в учебнике по биологии. Про его опыты с горохом я что-то смутно помнил. Но в то, что посреди комнаты смущался лёжа в корзине дед, катавшийся к этому монаху для научных бесед, верилось из рук вон плохо. Хотя сомневаться в своих правоте и искренности Осина повода не давал. Давала? Давало?
— Сам ты «давало»! — тут же отреагировало Древо. — Не сгорел чудом, столько Яри через себя пропустив — так сиди уж молча! Не знаешь, что ли, что мозги больше всего глюкозы потребляют? Где мы тебе тут её найдём? Прикемарил бы малость — всё полезнее, чем кукушку-то гонять бестолку.
И я почувствовал, как стали слипаться веки. Говорящее дерево с навыками Оле-Лукойе, вы только посмотрите.
— Ты опять?! Серый, а Оле-Лукое — это чего такое? — послышалось уже сквозь сон.
Глава 17
Простые хлопоты
— Вставай, проклятьем заклеймённый! — врезали по ушам два голоса. Изнутри. Громко. Первый раз я просыпался сидя, под «Интернационал» и в амбаре. Ничего приятного, если честно.
— А ты не барышня, чтоб приятно просыпаться! Алиска, ты пни его, что ли? Час уже слюни пускает, а у нас дел невпроворот! — это, кажется, Хранитель. Окончательно ожил, видимо. Везёт ему. Я бы ещё часиков пять-семь придавил бы со всем удовольствием.
— Дядя! Глазки. Хлоп. Светло. Ам! — нет, ну это уже перебор, конечно. Одно дело — отказать в просьбе говорящему дереву или ожившей мумии. Но заставить голодать ребёнка — ну уж нет!
«Глазки хлоп» удалось с третьего, кажется, раза. Причём, правый — вручную, пальцами. Но справился. И тут же едва не закрыл обратно. Картинка неожиданно разбилась на квадраты, как в каком-то кино про шпионов, где на большом экране выводились изображения с разных камер. Так и тут. Вот кусок потолка с еле различимой в нижнем левом углу вершиной «этажерки». Вот моя заспанная морда
— Доброе утро, спящая красавица! Хотя какая ты к бесам красавица, что это я… О! Аспид! Я буду звать тебя — Аспид! Масти ты тёмной, глаз у тебя острый, да и язык тоже. Чем не аспид? — Ося тоже был на месте, как и всю недавнюю вечность, наверное. И, судя по всему, спешил компенсировать вынужденный дефицит общения.
«Маугли! Я буду звать тебя — Маугли» — раздался в голове радостный голос волчицы с ласковым именем «Ракша-Демон» из очередного старого доброго детского мультика. Да, в Союзе умели воспитывать детей так, чтоб готовы были с ранних лет к тяготам, лишениям, и не боялись никакой чертовщины.
— Какие ещё маугли? Серый, чего он опять начинает-то?
— Не знаю, Ось. Может, стряхнул ты ему что-то в черепушке-то? Вот и плетёт чего ни попадя, — предположил Хранитель.
— Это мультфильм детский, старый, по сказке Киплинга, — помогла Алиса, вполне связно и ловко «выведя на свой монитор» нарезку кадров, где маленький индус, оставленный нищими родителями помирать от бескормицы в тамошнем лесу, прибился к волчьей стае. И из ласкового черноглазого карапуза превратился в патлатую оторву с ножом.
— А чего, местные-то сказки кончились, что ли? — подозрительно уточнил Ося. — Кроме придумок жадных островитян-колонистов и показать детишкам нечего?
Это ты, мудрое Древо, ещё про Карлссона не знаешь, с его вечным «дай мне монетку — и родители ничего не узнают». Я уж молчу про Тома и Джерри, и про покемонов тем более.
— Да тьфу на тебя, Аспид! Вот же «в жилу» прозвание пришлось, а? Ты или всю историю рассказывай — или вообще лучше молчи. А то как королевишна польская, ей-богу! Эту си… эммм… коленку сейчас покажу, а следующую — через год. А потрогать вообще после свадьбы, и то не факт. Как есть Аспид!
— Да не фони ты так, Ось, — попросил дед. — Отойдёт малость, отудобит — сядет рядком да расскажет всё как есть. Подучится заодно, чтоб не в час по чайной ложке выдавать. Мне и самому интересно стало. А чего, правда что ли, наших чад теперь по английским да шведским книжкам учить взялись? Вовсе спятил мир…
— Так. Шутки в сторону, — тон Древа поменялся. — Серый тут пару дней ещё полежит, ему капельный полив полагается, покой и питание усиленное, по моей диете. Потому как ни есть, ни наоборот он пока сам не сможет. Как кормить — ты знаешь, когда — теперь тоже. Спасибо вам, человечки, невозможное сделали. Алиске с Павликом два дня тут точно делать нечего теперь, пусть отъедаются да спят. А ты, так как заместо Хранителя, заходи по графику. Ну и вообще, заходи, — Древо, раздававшее ценные указания не хуже полномочного представителя Президента, под конец, кажется, смутилось.