Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

Френч Тана

— Это было самой большой радостью в моей жизни, чудом. Он и мои подруги. Ничего подобного больше никогда не будет.

Слова растворились в воздухе, заполнив его невесомой затаенной тоской. Она была права; конечно, права. Не бывает второй первой любви. Но ведь ей пока не полагается об этом знать. Она должна была просто уйти с той заветной поляны, не подозревая, что никогда больше туда не вернется.

— Тогда почему ты его бросила после той ночи? — Конвей продемонстрировала телефон еще раз.

— Я не бросала, —

нерешительно выговорила Селена, а мне вновь померещилось, что она будто соткала вокруг себя облачко тумана.

Конвей настойчиво постучала по экрану:

— Вот тут твоя переписка с Крисом. Видишь? Целых два дня после той ночи на видео. Он пишет, ты не отвечаешь. Раньше такого не случалось. Почему именно после той ночи?

Селена даже не подумала отрицать, что это ее номер. Она покосилась на телефон с опаской, как на неведомое живое существо.

— Мне нужно было подумать.

— Да что ты? И о чем?

— О Крисе и обо мне.

— Да, это я понимаю. Но о чем именно? Он сделал что-то такое той ночью, что заставило тебя пересмотреть ваши отношения?

Взгляд Селены вновь устремился куда-то, но на этот раз она определенно видела нечто реальное.

— Мы тогда впервые поцеловались.

— Это не соответствует нашей информации, — скептически заметила Конвей. — Вы целовались и раньше, как минимум один раз.

— Нет, — покачала головой Селена.

— Разве? Совсем не похоже на Криса, насколько нам известно. Вы встречались, ну, сколько раз?

— Семь.

— Семь раз. И пальцем другу к другу не прикоснулись. Все чисто и невинно, никаких греховных мыслей, ничего, что нельзя видеть монашкам. Серьезно?

Селена чуть покраснела. Конвей молодец — всякий раз, как Селена пыталась уплыть в грезы, Конвей возвращала ее в реальность.

— Я этого не говорила. Мы держались за руки, мы сидели, обнявшись, мы… Но мы ни разу не целовались. Поэтому мне нужно было подумать. Можно ли продолжать. В смысле, позволить отношениям развиваться в эту сторону.

Я не мог определить, лжет ли она. Как с Джоанной — невозможно оценить, но совсем по другим причинам. Конвей поигрывала телефоном, задумчиво кивая.

— Ладно, — сказала она. — Выходит, вы с Крисом не занимались сексом?

— Нет. — Ни хихиканья, ни жеманства, никаких идиотских выходок. Это правда. Очко в пользу интуиции Конвей.

— И Крис не возражал?

— Ничуть.

— Правда? Большинство парней его возраста непременно стали бы настаивать. А он что?

— А он — нет.

— Понимаешь, в чем дело… — Конвей заговорила совсем иным тоном: мягко, участливо, но вполне определенно, без тени снисходительности, как женщина с женщиной говорят о неприятных моментах. — Очень часто люди, которые подверглись сексуальному насилию, не хотят сообщать о случившемся, потому что это предполагает множество проблем и разнообразных не очень приятных действий. Медицинское

освидетельствование, судебное разбирательство, перекрестный допрос, и возможно, что в итоге насильник уйдет безнаказанным. Люди не хотят впутываться в это, они хотят просто забыть обо всем и жить дальше. И трудно порицать их, не так ли?

Пауза, чтобы дать Селене возможность кивнуть. Но она лишь слушала, озадаченно наморщив лоб. Она была определенно сбита с толку.

Конвей настойчиво продолжала, уже медленнее:

— Но в данном случае все иначе. Никакой медицинской экспертизы не будет, потому что прошел целый год, и никакого суда не будет, потому что насильник мертв. По сути, ты просто расскажешь мне, что случилось, и никаких последствий это не вызовет. Если хочешь, можешь рассказать кому-нибудь, кто профессионально помогает людям, пережившим подобное. Вот и все.

— Погодите, — недоуменно перебила Селена, — это вы сейчас обо мне? Вы что, думаете, Крис изнасиловал меня?

— А разве нет?

— Нет, конечно! О господи, нет!

Похоже на правду.

— Хорошо, — не стала спорить Конвей. — Он заставлял тебя делать что-нибудь, чего ты не хотела делать?

Всегда приходится переформулировать, заходить с другой стороны. Не представляете, сколько девчонок полагают, что изнасилованием считается, только когда незнакомый мужик приставил тебе нож к горлу; и сколько парней тоже.

— Нет, никогда, — решительно ответила Селена.

— Продолжал прикасаться к тебе, когда ты уже попросила его прекратить?

— Нет, — вновь энергично помотала она головой, — Крис никогда ничего такого себе не позволял. Никогда.

— Селена, — вздохнула Конвей, — нам известно, что Крис не был ангелом. Он причинил боль многим девушкам. Оскорблял их, изменял им, морочил им голову, а потом просто игнорировал, когда ему надоедало.

— Я знаю, — согласилась Селена. — Он мне рассказывал. Жаль, что он так поступал.

— Мы часто идеализируем умерших, особенно тех, с кем были близки. Но нельзя отрицать, что у Криса был сложный характер, он мог быть даже жесток, особенно если не получал желаемого.

— Да, я в курсе; я его не идеализирую.

— Тогда почему ты говоришь, что он никогда не причинил бы тебе боли?

— Потому что у нас все было иначе, — спокойно и терпеливо повторила Селена.

— То же самое думали все девушки. Каждая верила, что она была для Криса особенной.

— Может, так оно и было. Люди сложно устроены. Когда ты еще маленький, то не понимаешь этого, думаешь, что люди — они вот такие, но потом становишься старше и осознаешь, что все не так просто. Крис был непростым человеком. Он был одновременно жестоким и добрым. И никак не хотел это принять. Его это тревожило — в смысле, что в нем много разного намешано. Думаю, из-за этого он…