Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

Френч Тана

— Спасибо, — бросила Конвей Маккенне. А мне и Холли: — Пойдемте.

Тот самый длинный коридор, по которому мы шли сегодня утром в поисках Тайного Места. Тогда здесь было солнечно и оживленно; сейчас, в сумерках, — Конвей прошла мимо выключателя, не обернувшись, — он казался бесконечным. В призрачном вечернем свете мы отбрасывали странные тени. Наши с Конвей тянулись длинными пятнами по обе стороны от стройной веточки Холли, как стражники, конвоирующие заложника. Эхо наших шагов грохотало армейскими ботинками.

Тайное Место.

Оно, казалось, слегка пульсировало, но чуть заметно, безудержная трескотня и кипение страстей унялись. Лишь едва уловимый шелест приглушенных шепотов, умоляющих выслушать их. Появилась новая открытка, с изображением одной из живых позолоченных скульптур, которых полно на Графтон-стрит, и надписью: ОНИ МЕНЯ ПУГАЮТ!

Художественная мастерская. Тоже лишенная утренней свежести и оптимистичных солнечных бликов. Верхний свет оставлял углы затененными; зеленые столы в комках глины; клочки бумаги, брошенные Конвей под стул, так и валялись там. Видимо, Маккенна отменила сегодня уборку. Задраила люки, убрала сходни, всё под контролем.

За высоким окном взошла луна, полная и яркая на блекло-синем фоне. Ткань, закрывавшая утром чье-то произведение на соседнем столе, была убрана. Под ней оказался макет школы в миниатюре — сказочный замок, украшенный завитушками из тончайшей медной проволоки.

— Значит, над этим проектом вы работали вчера вечером? — спросил я.

— Да.

При ближайшем рассмотрении он казался почти призрачным, непонятно, на чем вообще держался. Стены едва обозначены несколькими проволочными линиями, сквозь них можно рассмотреть проволочные парты, доски из лоскутков, исписанные микроскопическими словами, проволочные кресла, уютно расставленные у камина, в котором тлеют бумажные угольки. Зима; снег лежит на коньке крыши, у подножия колонн и на бутылочных изгибах опор балюстрады. Позади здания занесенный снегом газон словно уходит в бесконечность, скрывая грань между макетом и реальностью.

— Это здесь, да?

Холли подошла ближе, нерешительно, словно опасалась, что я сейчас разнесу макет вдребезги.

— Это Килда сто лет назад. Мы выяснили, как она выглядела — старые фото, все такое, — и построили вот это.

Спальни: крошечные проволочные кровати, кусочки салфеток — постели. В том крыле, где пансион и живут монахини, в окнах висят свитки пергамента размером с ноготь, на нитях, тонких, как паутина.

— А что это за бумага? — Свитки заколыхались от моего дыхания.

— Имена тех, кто жил тут на момент переписи 1911 года. Мы, разумеется, не знаем точно, кто был в какой комнате, но известей их возраст и порядок, в котором они записаны. Логично предположить, что подруги в списке идут одна за другой, потому что сидели бы вместе. Одну девочку звали Гепзиба Клоуд.

Конвей расставляла стулья вокруг одного из длинных столов. Первый для Холли. Второй, в шести футах от него, для Мэкки. Она таскала мебель, грохоча и оставляя следы на линолеуме.

— Чья это была идея?

— Общая, — пожала плечами Холли. — Мы болтали однажды про девочек, которые учились здесь сто лет назад, —

о чем они думали, похожи были на нас или нет, ну все такое. Кем они стали, когда выросли. Не появляются ли здесь их призраки. А потом придумали проект.

Стул напротив Холли — для меня. Бабах. Стул напротив Мэкки — для Конвей. Бум.

Над главной лестницей свисали четыре крохотных свитка.

— А это кто?

— Гепзиба и ее подруги. Элизабет Бреннан, Бриджет Марли и Лилиан О’Хара.

— И что с ними случилось?

Холли задумчиво тронула свитки кончиком пальца, осторожно просунув его между проволочек.

— Мы даже не уверены, что они были подругами, — глядя, как вращаются свитки, проговорила она. — Может, они люто ненавидели друг друга.

— Очень красиво.

— О да. — От Конвей это прозвучало предостережением. — Безусловно.

— Шикарно вы тут устроились, — голос от дверей.

Мэкки. Покачивается на каблуках, ярко-голубые глаза внимательно изучают комнату, руки в карманах коричневой кожаной куртки. Почти не изменился с тех пор, как мы впервые встретились. В свете флуоресцентных ламп морщинки вокруг глаз стали чуть заметнее, проседь гуще в каштановых волосах, но и только.

— Привет, малышка. Как жизнь?

— О’кей, — отозвалась Холли. Она была почти рада ему, что вообще неплохо для родителя шестнадцатилетней девушки. И здесь мало что изменилось: Мэкки с Холли были отличной командой.

— О чем вы тут болтаете?

— О нашем проекте. Не волнуйся, пап.

— Ну надо же мне убедиться, что ты не превратила в фарш этих милых людей, пока меня не было рядом, чтобы защитить их. — Мэкки обернулся ко мне: — Стивен. Давно не виделись. — Он шагнул вперед, протянул руку. Твердое рукопожатие, дружеская улыбка. По крайней мере, для начала мы делаем вид, что всё тип-топ, мы все друзья и все на одной стороне.

— Спасибо, что приехал, — сказал я. — Постараемся не задержать вас надолго.

— Детектив Конвей. Рад познакомиться, много слышал о вас хорошего. Фрэнк Мэкки. — Такая улыбка предполагала ответную, но не в случае Конвей. — Давайте отойдем в сторонку, введете меня в курс дела.

— Вы здесь не в качестве детектива, — сразу расставила все точки Конвей. — С этим мы справляемся. Спасибо.

Мэкки чуть удивленно подмигнул мне, кивнув в сторону Конвей: какая муха ее укусила? Я не решился улыбнуться в ответ — с Мэкки никогда не знаешь, что он использует как компромат. Моя заторможенность, похоже, позабавила его еще больше.

— Тогда, — обратился он к Конвей, — если я здесь только как отец, я бы хотел по-быстрому переговорить с дочерью.

— Нам пора начинать. Поболтаете в перерыве.

Мэкки не стал спорить, и Конвей, вероятно, решила, что в этом раунде победа за ней. Он прошелся по комнате, мимо стула, который мы для него приготовили, поглазел на проекты. Потрепал Холли по волосам.

— Холли, детка, сделай одолжение. Перед тем как отвечать на вопросы этих милых детективов, расскажи вкратце, что тут происходит.