Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

Ваайман Кейс

Перед тем, как исследовать различные добродетели (храбрость, умеренность, великодушие и так далее), Аристотель, прежде всего, размышляет над несколькими основными понятиями, которые придают внутреннюю логику человеческому праксису: добротой, целью, добродетелью и счастьем. В известном смысле они являются «главными принципами» человеческого пракси- са. Для практики человека, как таковые, они не представляют особой ценности. Если больной хорошо осведомлен о том, в каком состоянии находится его здоровье, от этого он не чувствует себя лучше. Тем не менее представление о хорошем, целенаправленном, добродетельном и о счастье необходимо при ориентации на действие.

Хорошее. В самом начале, уже в самом первом предложении Никомаховой этики, раскрывается ее основная ориентация, направляющая все к благу (агатон): «Считается, что любое мастерство и методическое исследование, так же, как и каждое действие, и обдуманное стремление должны быть направлены на что-то благое» ^[1753] . В чем состоит это благо? Аристотель не рассматривает благо как универсальную идею,

которая затем должна быть конкретизирована в практическом направлении ^[1754] . Он рассматривает благо как побуждение, действующее в любом типе человеческой практики: как конкретную цель, на которую направлено действие.

1753

Ibid., I 1,1094а 1–2.

1754

35 Ibid., 14, 1096а 11 — 1097а 14.

Конечная цель. Благо конкретно задействовано в любой практике как конечная цель (тэлос), на которую направлено действие. «Тогда что такое благо каждого? Конечно же, то, ради чего делается все остальное… Таким образом, если у всего того, что мы делаем, есть цель, то благо состоит в том, что мы выполняем свои действия» ^[1755] . Теперь ясно, что одновременно можно преследовать несколько целей. Поэтому мы должны учиться различать конечную цель и промежуточные задачи, которые осуществляются ради достижения конечной цели. «Ясно, что основное благо — это конечная цель» ^[1756] .

1755

Ibid., 15, 1097а 20–23.

1756

Ibid., I 5, 1097а 28.

Счастье. Благо как конечная цель, на которую внутренне ориентированы все действия, — это счастье (эудаймониа). Наивысшее добро, которое осуществляется ради него самого и ни для чего иного, «известно всем как счастье» ^[1757] . Формально это название правильно, поскольку все люди «отождествляют хорошую жизнь и хорошие поступки со счастьем» ^[1758] . Однако когда это формальное название определяется конкретно, мнения расходятся. Для одних счастье заключается в удовольствии, богатстве или чести, для других — это знание или мудрость. Для Аристотеля величайшее счастье состоит в видении Бога. В это видение вовлекается не только сам человек, но и та среда, в которой он живет, и общество, к которому он принадлежит ^[1759] . Это видение достигается — как вширь, так и вглубь — в процессе, который затрагивает все уровни личности человека, как показывает структура Никомаховой этики. Вопрос в том, как нам достигнуть счастья своим поведением? ^[1760]

1757

Ibid., I 5, 1097а 34.

1758

Ibid.. 12, 1095а 19–20.

1759

“Ibid., 15, 1097b 11.

1760

Ibid., 1 10, 1099b 9 — 1100a 9.Букв, «доблесть, сила, крепость». Античное понятие «добродетель» — не столько этическое, сколько перфекционистское. Этический смысл оно приобрело в Средние века. — Прим. ред.

Добродетель. «Благо» и «счастье» приводятся в соответствие друг другу практикой добродетели (аретэ*). Под добродетелью Аристотель подразумевает совершенство, приобретенное посредством расположения (хэксис).

Тогда мы можем заметить, что любой вид совершенства сообщает его обладателю хорошее состояние, подразумевающее, что обладатель его действует хорошо. Например, здоровье глаз делает превосходными и сами глаза, и их функционирование, поскольку мы видим хорошо благодаря здоровым глазам. Подобным образом выносливость лошади хороша как для самой лошади, так и для всадника, а также — для нападения на врагов. Поэтому если это справедливо в каждом случае, то крепость человека будет, вероятно, также и расположением, которое делает человека хорошим и заставляет его хорошо исполнять свои задачи ^[1761] .

1761

Ibid., II 5, 1106а 15–24.

Если теперь мы попытаемся определить, что подразумевается под этим расположением, приближающим совершенство и силу, то обнаружим, что говорим о длительной практике, которая последовательно придерживается середины между слишком большим и слишком маленьким: «Таким образом, добродетель — это что-то вроде средней величины, так как она способна осуществить переход» ^[1762] . Добродетель — это практика длительного расположения, при которой последовательно избегаются крайности и выбирается среднее между ними. Этому мы учимся в процессе действия: «Люди становятся строителями, строя, и музыкантами, играя на лире; так и мы становимся праведными, совершая праведные поступки, и сдержанными, совершая сдержанные поступки» ^[1763] .

Таким образом, Аристотель дает направление нашим размышлениям над праксисом: если что-то хочет быть счастливым, оно должно быть направлено к высшему благу, которое реализует присущее действию превосходство и делает его устойчивым посредством повторения. Счастье — это качество, которое реализуется в действии. Поэтому счастье, добродетель, благо и целенаправленность суть понятия, которые обретают форму в жизни взаимосогласованно. Поэтому их можно лучше всего понять, исходя из конкретных жизней и моделей жизни: «По-видимому, люди не без причины способны объяснить, что такое счастье и благо, исходя из различных моделей жизни» ^[1764] . Аристотель различает три основных модели: (а) модель, которая отождествляет счастье с удовольствием; (б) модель, которая центральное место отводит участию человека в жизни общества, и (в) модель, которая выше всего ценит созерцание ^[1765] . Из того, как Аристотель описывает эти модели, явствует, что он по-разному их оценивает. Он считает жизнь, состоящую из удовольствий, грубой, рабской и животной. По его мнению, общественная жизнь поверхностна, так как в ней самооценка человека ставится в зависимость от одобрения. Только созерцательная жизнь выдерживает критику. Эта форма жизни, соответственно, и составляет кульминацию его книги.

1762

Ibid., II 5, 1106b 27–28.

1763

Ibid., II1, 1103а — 1103b 2.

1764

4S Ibid., I 3, 1095b 14–16.

1765

Ibid., 13, 1095b 14 — 1096a 10.

Именно внимание к конкретным моделям жизни, направленное на то, чтобы, исходя из них, рассказать, в чем заключается истинное счастье и высшее благо, приводит практическую мудрость Аристотеля (фронэсис), которая воплощает это внимание, в соответствие с внутренней позицией мудрых (фронимос) менял. И фронэсис, и диакрисис направлены на распознавание пути (модели жизни), который вернее всего ведет к конечной цели, стоящей перед людьми, и на то, как следовать по этому пути, устремив взор к конечной цели.

Око опыта

Здесь рассматриваются не главные принципы блага и счастья, целенаправленности и добродетели. Эти принципы не делают жизнь добродетельной. Нам достаточно знать о них в общих чертах, так, чтобы наше реальное исследование имело правильную ориентацию. Главным является то, что практическая мудрость, помня об этих принципах, при рассмотрении конкретной ситуации распознает в ней возможности и оказывается в состоянии рационально направить все к соответствующей цели. «Во всех расположениях, о которых мы упомянули здесь, есть практическая цель (скопос), к которой рациональный человек возводит свой взор, в соответствии с которой он усиливает или ослабляет свою деятельность и которая предоставляет распознавание середины, которая, рационально говоря, лежит между избытком и недостатком» ^[1766] .

1766

«Ibid., Vll, 1138b 21–25.

Практическая мудрость, озаряемая главными принципами, распознает в конкретной ситуации правильный путь, который ведет к достижимой цели и может быть пройден в ритме усиления и ослабления, сопровождаясь бдительным поиском той середины, которая, при надлежащем применении рационального мышления, проходит между крайностями. Для того, чтобы рассматривать ситуацию таким образом, человек должен обладать «оком опыта» ^[1767] . Как функционирует это око?

1767

Ibid., VI12, 1143b 13–14.

Главное заключается в том, что практическая мудрость сосредоточивается на предельно конкретном: «Теперь все вещи, которым предстоит иметь дело с практикой (праттэйн), включаются в предельно простую частность. Человек, обладающий практической мудростью, должен знать их. Самое же главное заключается в распознавании и восприятии объекта действия, предельно

простой частности» ^[1768] . Мы говорим конкретно о личной жизни человека, семье и жизни в обществе: «Практическая мудрость отождествляется главным образом с человеком, индивидом [тот тип ее, который имеет к этому отношение]. Но практической мудростью называются все виды практической проницательности вообще. Другие ее формы — это семейные отношения, законодательство и политика» ^[1769] . Все эти аспекты гармонируют друг с другом, «поскольку человек не может управлять собственными делами без управления семьей или без какой-либо формы власти» ^[1770] .

1768

Ibid., VI12, 1143а 32–35.

1769

Ibid., VI 8, 1141b 29–32.

1770

Ibid., VI 8, 1142а 9-10.