Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

Ваайман Кейс

Практическая мудрость стремится истолковать ситуацию. Этот аспект практической мудрости называется «пониманием» (сюнэсис). «У него тот же объект, что и у практической мудрости, но оно не идентично ей. Ибо практическая мудрость дает направления. Ее цель состоит в том, чтобы сказать, что должны или не должны делать люди. А понимание только судит. Понимание тождественно благу понимания» ^[1771] . Хорошее понимание ситуации — герменевтическая составляющая практической мудрости ^[1772] . Устремив взор на это осмысление, практическая мудрость, будучи в контакте с «предельно простой частностью» ^[1773] , развивает такт, благоразумие и осмотрительность.

1771

Ibid., VI11, 1143а 7-10.

1772

61 Ibid., VI 11, 1143а 11–18.

1773

“ Ibid., VI12, 1143а 28–29.

Практическая мудрость истолковывает ситуацию с помощью интуитивной духовной проницательности. На первый взгляд практическая мудрость кажется противоположной духовной проницательности: «Тогда она противопоставляется духовной проницательности, поскольку духовная проницательность относится к дефинициям, которым нельзя дать объяснение, тогда как практическая мудрость касается предельной частности, которая является объектом не научного знания, а восприятия» ^[1774] . Однако это справедливо лишь в том случае, если мы рассматриваем духовную

проницательность в том плане, в каком она задействована в научном знании. Это же самое интуитивное обоснование, однако, задействовано и в практической мудрости, но иным образом. В практической мудрости духовная проницательность, функционирующая во всеобщем (добро, цель, добродетель, счастье), — это один полюс того, другим полюсом чего является предельно частное и конкретное. Практическая мудрость участвует в этом полярном противоречии: «практическая мудрость касается не только универсалий, она должна также распознавать частности, поскольку она — практическая, а практика относится к частностям» ^[1775] . Если человек знает, что легкоусвоиваемое мясо полезно, но не знает, какие виды мяса являются легкоусвоиваемыми, он не сможет помочь больному. Необходимы оба типа: практическая мудрость, которая участвует в духовной проницательности, и практическая мудрость, которая рассудительна в отношении конкретных частностей. Именно посредством объединения этих мудростей освещается путь в конкретной ситуации: «Теперь практическая мудрость относится к действию и должна, поэтому, охватывать обе формы знания» ^[1776] . Как мы видели ранее, «духовная проницательность касается предельно простого в двух направлениях; для обоих как главные принципы, так и предельно частное являются объектами духовной проницательности» ^[1777] . Сфера праксиса раскрывается посредством умозаключений (силлогизм) так же, как и сфера научного знания: главной предпосылкой практики является предчувствие хорошего; второстепенная [предпосылка] — это конкретный человек в конкретной ситуации. Развитие практического обоснования заключается в обнаружении и разработке главной предпосылки хорошего во второстепенной [предпосылке] конкретной жизни. Этот процесс обнаружения проистекает из интуитивной проницательности. «Универсалии получаются из частностей. Мы должны обладать восприятием этих конкретных частностей, и это восприятие есть око духовной проницательности» ^[1778] . Простое восприятие ситуации не видит ничего: оно не раскрывает никаких возможностей, не распознает добра, не видит целенаправленности в нем, не предвидит в нем счастья, не видит никакого развития в верном направлении. Для того, чтобы творчески распознать счастье, присущее предельно конкретному, нам необходим опыт. Без него мы этого не видим. Им обладают только пожилые люди: «поскольку у них есть око опыта, они видят правильно» ^[1779] .

1774

Ibid., VI 9, 1142а 25–27.

1775

Ibid., VI 8, 1141b 14–16.

1776

Ibid., VI8, 1141b 21–22.

1777

Ibid., VI12, 1143а 35 — 1143b 3.

1778

Ibid., VI12, 1143b 4–5.

1779

Ibid., VI 12, 1143b 13–14.

Практическая мудрость — это герменевтический праксис, в котором совместно действуют восприятие и проницательность для того, чтобы освобождающе распознать возможность счастья в предельно конкретной ситуации. Конкретная ситуация интерпретируется в свете созерцательной проницательности. А именно это и было тем вторым аспектом, который мы обнаружили в процессе понимания «мудрых» менял: они смотрят на золотую монету, чтобы увидеть, запечатлен на ней образ царя или портрет тирана. Кассиан разъясняет этот момент, обращаясь к чтению Писания: проявляется в чтении освобождающая сила, или текст сводится к удушающем)' бремени?

Разумная середина

Теперь мы изучили два аспекта практической мудрости: с одной стороны, она участвует в интуитивной проницательности, имеющей образ блага; с другой, она знакома с опытом, в котором предвидит возможности блага. Третий аспект

касается особого действия практической мудрости — направлять увиденные возможности к благу. «Добродетель определяет цель, которую мы устанавливаем для себя; практическая мудрость побуждает нас делать то, что необходимо для достижения этой цели» ^[1780] . Практическая мудрость направляет добродетель, «поскольку добродетель нацеливает нас на правильную практическую задачу, а практическая мудрость видит, что дорога, ведущая к этой цели, является правильной» ^[1781] . При этом важны две вещи: тщательное размышление и правильное определение середины между избытком и недостатком.

1780

Ibid., VI13, 1144b 5–6.

1781

Ibid., VI13, 1144а 7–9.

Тщательное размышление. Тот, кто стремится поступать добродетельно, должен быть способен к тщательному размышлению. Он должен уметь хорошо взвешивать и обдумывать вещи. «Практическая мудрость касается людей и вещей, которые требуют размышления: ведь мы говорим, что работа человека, обладающего практической мудростью, прежде всего заключается в тщательном размышлении» ^[1782] . Размышляющий человек может ошибиться в двух направлениях: «Можно ошибиться в универсальных вещах либо в вещах частных» ^[1783] . Например, человек может не знать, что определенный вид пищи вреден для здоровья, или же он может не знать, что данный вид пищи относится к категории вредной еды. Тщательное размышление должно проводиться в обоих направлениях и учитывать взаимосвязи: «Тщательное размышление — это один из видов размышления, а кто размышляет, тот исследует и учитывает» ^[1784] . Важны оба компонента. Размышлять значит исследовать и изучать, основываясь на благоразумии, сочувствии и понимании. Кто действует без обдумывания, тот не размышляет. На размышление должно уйти время. Но размышление стоит дороже. Поиск направлен на точность, реальное соответствие, правильное обоснование, чистые отношения. «Превосходное размышление — это вид точного размышления» ^[1785] . А точность здесь означает следующее: «точность, посредством которой мы достигаем чего-то хорошего» ^[1786] . Превосходство в размышлении, которое является определяющим для рассматриваемого нами аспекта практической мудрости, характеризуется постоянным стремлением к правильному поведению. Эта правильность требует аргументации (логидзомай), то есть поиска правильной связи (логос), правильной взаимосвязи (ортослогос). Действительно, мы можем сказать: «Размышление и обдумывание — это одно и то же» ^[1787] . Для того, чтобы хорошо обдуманный выбор был правильным, «аргументация (логос) должна быть истинной, а стремление верным (ортос). Последнее должно просто выполнить то, что рекомендует первое» ^[1788] . Размышление ищет истинную логику ситуации и призывает стремление приспособиться к ней соответствующим образом. Решающей является одна форма правильности и логики — точная середина между избытком и недостатком.

1782

Ibid., VI 8, 1141b 8-10.

1783

Ibid., VI9, 1142a 21–22.

1784

65 Ibid., VI10, 1142b 1–2.

1785

«Ibid., VI10, 1142b 16.

1786

Ibid., VI10, 1142b 21–22.

1787

Ibid., VI 2, 1139a 12–13.

1788

Ibid., VI 2, 1139а 23–26.

Точная

середина. Практическая мудрость постоянно и посредством умозаключений ищет точную середин/' ^[1789] . Аристотель определяет точную середину по отношению к праведности следующим образом: «Тогда добродетель — это форма поведения, подтвержденная хорошо обдуманным выбором, основанным на середине, то есть на середине относительно нас, середине, определяемой рациональным отношением (логосом) и таким образом, что середина практической мудрости определяет ее» ^[1790] . Важны все перечисленные здесь элементы. (1) Мы говорим о середине по отношению к действующему лицу. Мы не касаемся определения центра окружности, а также не стремимся к грубому усреднению, поскольку чего слишком много для одного, того слишком мало для другого. (2) Середина устанавливается посредством соразмерной аргументации. Человек, обладающий практической мудростью, изучает связи, смотрит, действительно ли избыток и недостаток являются крайностями, указывающими на середину, которая наиболее всего удалена от необоснованности крайностей: короче говоря, он пытается определить логику воли, желаний, ситуации и контекста для того, чтобы посредством этого процесса установить «определение тех середин, которые в соответствии с верной обоснованностью (ортос логос) лежат между избытком и недостатком» ^[1791] . Объективно середина не постоянна, а должна всегда определяться посредством соразмерения пропорций. То есть истинное определение того, что есть середина, таково: «Середина определяется предписаниями верного правила (ортос логос)» ^[1792] . (3) Это определение может быть сделано только человеком, обладающим практической мудростью. Поскольку поиск середины присущ действию, то определяющим (то есть обосновывающим и размышляющим) фактором может быть лишь само действующее лицо.

1789

Пространные части Книги II посвящены этому предмету.

1790

Ibid., II6, 1106b 36 — 1107а 2.

1791

Ibid., VI1, 1138b 23–25.

1792

Ibid., VI1, 1138b 19–20.

Человек, обладающий практической мудростью, посредством размышления ищет середину, которая определяется правильной соразмерностью. Эта структура выявляет третий аспект «разумного» менялы: распознавание того, на каком монетном дворе была отчеканена монета. Этот образ указывает на тот тип размышления, в котором для определения модели монашеской жизни взаимодействуют центр общины и выявление середины между крайностями.

Созерцание как высшая добродетель

Праведность, действующая через практическую мудрость, постоянно принимает во внимание правильную соразмерность, которая ищет середину между избытком и недостатком. Это ведет к заключению: «Строго говоря, добродетель не может существовать без практической мудрости»⁷². Добродетель — это не только определенное расположение (хжсис), это нечто большее: это «расположение, которое находится в соответствии с верным правилом; тогда верное правило — это то, которое находится в соответствии с практической мудростью. Следовательно, все указывает на то, что добродетель — это расположение, находящееся в соответствии с практической мудростью»⁷*. Кажется, круг замкнулся. Однако Аристотель, заканчивая эти рассуждения, неожиданно вновь разрывает круг: «Нам нужно идти дальше. Добродетель — это не только расположение, находящееся в соответствии с верным правилом, но и расположение, которое изменяется вместе с верным правилом. Однако в таком случае верное правило — это практическая мудрость»⁷⁴.

Говоря это, Аристотель высвечивает последний аспект практической мудрости: практическая мудрость — как внутренний свет — сопровождает действие. Таким образом, она не только обеспечивает правильную соразмерность середины как хорошо продуманной логики, которой должно соответствовать действие, но также видит, что эта рациональность становится неотъемлемой частью действия так, что она освещает его изнутри. Подлинная праведность — это расположение, которое изнутри знает, почему оно действует, когда действует: «Добродетель внутренне сочетается с рациональной проницательностью»⁷⁵. Поэтому, строго говоря, человек не может быть добродетельным без практической мудрости⁷⁶. Когда человек обладает этой практической мудростью, она пронизывает все добродетели и приходит к завершению именно как практическая мудрость, «поскольку при наличии одного качества, практической мудрости, человек будет обладать всеми добродетелями»⁷⁷. Практическая мудрость, которая интериоризирована в действии, изнутри освещает практику добродетели и ведет ее к конечной цели. Для выполнения этой роли ей даже не надо больше быть направляющей силой действия: «Даже если бы практическая мудрость не имела практической ценности, мы, очевидно, все еще нуждались бы в ней, поскольку это добродетель части нашего разума»⁷⁸. Практическая мудрость не только воздействует на праведность нашего действия, но и сама является праведностью, реализуя собственную праведность.

Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI 13Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI131144b 16–17. 1144b 22–25. 1144b 26–28. 1144b 30. 1144b 30–32. 1145a 1–2. 1145a 2–4.

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI 13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

1144b 16–17. 1144b 22–25. 1144b 26–28. 1144b 30. 1144b 30–32. 1145a 1–2. 1145a 2–4.

Мы можем приблизиться к пониманию этого, исходя из еще одного направления. «Почему практическая мудрость действительно необходима?» — спрашивает себя Аристотель. — «В конце концов, практическая мудрость относится к справедливым, нравственным и хорошим вещам, но именно это характеризует хорошего человека. Знание этих вещей никоим образом не наделяет нас способностью делать эти вещи, по крайней мере, если добродетели — это расположения (хэксэйс)» ^[1793] .

1793

Ibid., VI13, 1143b 21–25.

Познания в медицине не делают человека здоровым, а знание своего тела не делает человека спортивной звездой. «Если, однако, мы говорим, что человек должен обладать практической мудростью не ради познания нравственных истин, а просто ради того, чтобы стать хорошим, то тогда практическая мудрость абсолютно бесполезна для тех, которые являются хорошими» ^[1794] . Достаточно действовать так, как мы это делаем, точно так же, как в случае со здоровьем: несмотря на то, что мы хотим быть здоровыми, мы, тем не менее, не изучаем медицину. Аристотель не соглашается с такой аргументацией. Практическая мудрость в основе своей — это нечто большее, нежели интеллектуальное превосходство. Она обладает чем-то, что характеризует мудрость вообще: мудрость вообще (как и практическая мудрость) является добродетелью, но не той добродетелью, которая приводит к праведности (ибо знание — это не добродетель). Тогда в чем ее праведность? Ее праведность не заключается в порождении чего-то: «как познания в медицине не приводят к здоровью, а само здоровье порождает здоровье, так и мудрость порождает счастье» ^[1795] . На первый взгляд, такой ответ кажется странным. Однако при более тщательном рассмотрении Аристотель дает нам важное понимание: практическая мудрость не только воздействует на что-то в добродетелях (causa efficients*), но и на что-то в ней самой (causa formalis**). Практическая мудрость — это такой тип осмысления, который обновляется изнутри, живет и развивается внутри себя. Это именно та черта, которую практическая мудрость разделяет с интуитивной проницательностью, точно так же, как мудрость, которая не только осведомлена о том, как знание проистекает из главных принципов, но также обладает духовным проникновением в сами эти принципы. Таким образом, практическая мудрость не только претворяет действия в добродетели, но и участвует в самом действии духовной проницательности, которое божественно. Как практическая мудрость преображает добродетель в реальную добродетель, так что та обретает душу, так и сама практическая мудрость внутренне преображается в интуитивную проницательность, которая не только созерцает божественную

1794

Ibid., VI13, 1143b 28–29.

1795

Ibid., VI13, 1144a 4–5.Порождающая причина (лат.). — Прим. ред. ** Формальная причина (лат.). — Прим. ред.