Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I
Шрифт:
Феноменология
Диалогическое мышление
Методологическая разработка Следуя схеме процесса распознавания (диакрисис) и практической мудрости (фронэсис), изучение духовности развертывается в четырех направлениях: описательное исследование, при котором описываются и анализируются виды духовности; герменевтическое исследование, интерпретирующее духовные тексты; систематическое исследование, касающееся тем, затрагиваемых духовностью; мистагогическое исследование, при котором разъясняются основные направления духовного пути.
Дескриптивное исследование формы
Герменевтическое исследование
Систематическое исследование
Мистагогическое исследование Библиография
Введение
В предыдущей главе мы рассматривали процесс распознавания (диакрисис) — вид ритуальной рефлексии в рамках живой духовности, который мы считаем схемой методологии изучения духовности. Мы хотим показать это в несколько этапов.
Первый этап осуществляется на уровне эпистемологии. Мы спрашиваем себя, к какой области знаний относится духовность. Для того чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к Аристотелю, основателю западной эпистемологии. В своем труде Никомахова этика он проводит различие между двумя видами познания: познание (эпистэмэ), выявляющее очевидные и неизменные характеристики математических и геометрических объектов, и практическая мудрость (фронэсис), обеспечивающая обдуманное понимание человеческих
1722
D. Lories, Le sens соттип el lejugement duphronimos. Aristote et les stoiciens, Louvain-la-Neuve, 1998.
Второй этап осуществляется на уровне научного подхода и носит избирательный характер. Мы спрашиваем себя, в каком современном подходе когнитивная форма практической мудрости, дающая понимание человеческого праксиса, выражается наиболее адекватно. Под «научным подходом» мы подразумеваем определенную манеру проведения научной деятельности, определяемую направлением, которое приводит к нескольким дисциплинам. Это, например, структуралистический подход, позитивизм, диалектическое мышление, прагматизм, феноменология, диалогическое мышление, семиотика и так далее. Подход, который мы ищем, должен соответствовать сути фронэсис, иначе говоря, он должен быть направлен на опыт (в конце концов, мы размышляем над конкретными процессами преображения) и в то же время должен быть ориентирован на суть божественно-человеческого контакта (созерцание). Мы видим, что два этих условия выполняются при сочетании феноменологии и диалогического мышления, в двойном единстве, которое обретает парадигматическую форму в рассуждениях Эммануэля Левинаса.
Третий этап осуществляется на уровне дисциплин и носит характер разработки. В рамках выбранного подхода мы разрабатываем методологический путь, который артикулируется в соответствии с диакрисис и фронэсис в четырех взаимосвязанных направлениях исследования — описательном, герменевтическом, систематическом и мистагогическом изучении духовности.
5.1 Эпистемологическое размещение дисциплины
Основной эпистемологический вопрос звучит так: к какой когнитивной области относится духовность? Для того чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к Аристотелю, основателю западной эпистемологии. В шестой книге своего труда Никомахова этика Аристотель различает пять свойств, «благодаря которым душа достигает истины посредством утверждения или отрицания: профессиональное понимание (тэхнэ), научное знание (эпистэмэ), практическую мудрость (фронэсис), мудрость (софиа) и интуитивное духовное понимание (нус)» [1723] . Услышав о них впервые, мы воспринимаем эти пять свойств как случайные и разобщенные. Однако при более пристальном рассмотрении мы обнаруживаем, что они взаимосвязаны. Научное понимание (скажем, математика) укоренено, через философскую мудрость, в духовной интуиции созерцания, и, наоборот, мудрец, одаренный духовной проницательностью, схватывает парадигматический характер конкретных явлений. Таким образом, научное знание, мудрость и духовная проницательность образуют взаимосвязанный ряд. Это справедливо также и для профессионального понимания специалиста и практического понимания человека, имеющего отношение к практической мудрости. Они тоже проистекают из духовной проницательности созерцания: духовная проницательность составляет «око опыта» [1724] в представлении практически-разумного человека. Их взаимосвязанность происходит от созерцания (тэориа) духовного ока (нус). Разница между ними идет от объекта, на который они направлены: неизменные основополагающие структуры реальности или же непостоянство человеческой жизни. Вначале всмотримся пристальнее в эти две основные формы познания и соответствующие им объекты. Затем сосредоточимся на практической мудрости, или благоразумии (фронэсис), когнитивной форме, касающейся поведения человека (праксис), к которой относится сфера духовности.
1723
Аристотель, Никомахова этика, VI 3, 1139Ь 15–18. Номера перед запятой следуют изданию текста И. Байуотером: Aristoteles, Ethica Nicomachea, Oxford, 1959. Номера после запятой отсылают к изданию И. Бекера: Aristoteles, AristoteUs opera, Berlin, 1831.
1724
’Ibid., VI12, 1143b 10–15.
Две основные формы познания
Когнитивные формы — это позиции людей, «с помощью которых мы доходим до истины и можем всегда безошибочно судить о неизменных и даже изменчивых вещах» [1725] . Аристотель различает два вида объектов: реальность, которая представляет себя управляемой законом и в которой проявляются необходимые последовательности (геометрия, математика), и реальность, представляющаяся изменчивой, в которой мы обнаруживаем возможности (производство, человеческое поведение). Эти два типа реальности постигаются различными участками нашего сознания. Каждый требует особого подхода, поскольку метод определяется объектом.
1725
Ibid., VI 6, 1141a 1–5.Греч. букв, «истинствовать». — Прим. ред.
Разница в объекте
Все когнитивные формы сходятся в том, что они суть формы поиска истины (алетэузйн*). Но поскольку они касаются различных областей реальности, то и формы поиска истины отличаются друг от друга. Среди когнитивных форм мы можем различить две основные формы. Первая форма познания касается вещей, которые могут быть только такими и никакими больше (необходимый вид). Аристотель называет эту форму познания научным знанием (эпистэмэ): «Объект научного знания основан на необходимости. Он вечен. Ибо все вещи, которые абсолютно необходимы, являются вечными. А то, что вечно, — нерожденное и неизменное» [1726] . Неопровержимая непоколебимость истины обнаруживается в конкретном положении дел [1727] , проверяется и развивается далее в доказательстве (силлогизм) [1728] . Здесь Аристотель размышляет над геометрией и математикой. Для того чтобы достичь знаний в этих областях, нужно отбросить (афрайрэсис = абстракция) переменные величины (цвет, запах, звук и тому подобное). Тогда то, что остается, соответствует тому, что необходимо, говоря конкретно, это — количество и непрерывность. Наше знание не ограничивается впечатлениями восприятия, но может посредством абстракции достичь того, что постоянно в этих переменных. Эта способность к абстрактному мышлению управляется интуитивной духовной проницательностью (нус), позволяющей нам находить главное в изменчивом
1726
Ibid., VI3, 1139b 20–25.
1727
Ibid., VI3, 1139b 14–36.
1728
Ibid., VI5, 1140a 30–35.
1729
Ibid., VI 7, 1141a 18–20.
1730
Ibid., VI7, 1141b 2–3.
Реальность человеческого праксиса — изготовление вещей, поведение людей, динамика борьбы и достижение целей — выявляет другую структуру [1731] . Эта реальность отмечена неопределенностью. Касаясь, например, вопроса о том, что такое нравственность и что такое праведные поступки, сталкиваешься с таким расхождением во взглядах, что постоянное оказывается просто условностью. Поэтому здесь нельзя говорить о чем-то реальном по природе. То же самое относится и к такому чрезвычайно важному понятию, как счастье (эудаймониа). Хотя каждый использует одно и то же слово, счастье для одного человека — это удовольствие, богатство и честь, для другого — здоровье и знание, для третьего — созерцательная жизнь. Даже на протяжении жизни одного и того же человека представление о счастье сильно меняется [1732] ’. Праксис — это феномен, в котором трудно найти то, что постоянно. Вдобавок к этому человеческий праксис неоднозначен: одно и то же поведение может быть продиктовано привычкой, принуждением извне или внутренним убеждением. Однако самая важная причина того, что сфера реальности избегает абстракции, к которой прибегают математики и геометры, заключается в том, что праксис по существу направлен на реализацию возможного, а не на определение необходимого. «Как вещи делаемые, так и сделанные относятся к сфере того, что может либо не может произойти» [1733] .
1731
Ibid., I 1–2, 1094b 11 — 1095b 13.
1732
Ibid., 12, 1095a 14–28.
1733
Ibid., VI 4, 1140a 1–2.
Поиски истины в сфере человеческой практики связаны со случайной, конкретной ситуацией. Аристотель называет эту ситуацию «конкретной и конечной»: мы не можем идти далее, за ее пределы [1734] . В каждой ситуации есть конкретные элементы, которые должны быть доведены до своей конечной цели посредством взаимного приспособления друг к другу. Как только конкретная ситуация усилием человека доведена до должного конца, действие достигает своей цели: выявляется конкретное добро. Конечное добро, поддерживающее все добрые поступки, — это счастье [1735] . Таким образом, лук человеческого поступка натянут между предельно конкретной ситуацией, в которой оказывается человек, и реализацией его счастья. Как и в случае реализации научного знания и мудрости, здесь также присутствует духовная проницательность (нус), охватывающая оба полюса. «Теперь все вещи, которые относятся к праксису, относятся к конкретным и конечным элементам; человек, обладающий практической мудростью, должен быть осведомлен о них. Суждение и осмысление касаются поступка с этими конечными элементами. К конечным элементам и этим двум направлениям имеет отношение также и духовная проницательность. В конечном счете, как первые принципы, так и конечные элементы относятся к духовной проницательности, а не к взаимному приспособлению» [1736] .
1734
Ibid., VI12, 1143a 29.
1735
Ibid., I 2, 1095a 14 — 1095b 13.
1736
Ibid., VI12, 1143a 32 — 1143b 1.
Так же, как и в случае научного знания, духовная проницательность — это первое и последнее. Но, в отличие от научного знания, наивысший принцип не обнаруживается посредством абстрагирования от конкретных вещей; скорее, конкретный опыт преобразуется в направлении цели (добро, добродетель, счастье), что является преобразующим принципом преображения. Преобразующей силой является не взаимное приспособление элементов (логос), а духовная проницательность, осведомленная о первом принципе поступка: цель, добро, добродетель и счастье. Духовное зрение, глядя на конкретную реальность, истолковывает формирующую возможность этих принципов. «Это принципы, из которых проистекает цель, иначе говоря, общее, является результатом частного. Эта частность должна быть схвачена восприятием, и именно это восприятие представляет собой духовную проницательность» [1737] .
1737
Ibid., VI 12, 1143b 4–5.
Как мудрость (софиа) связывает духовную проницательность с научным знанием, так же и практическая мудрость (фронэсис) проделывает то же самое в случае человеческого поступка: практический ум оценивает конкретные возможности, направляет человеческие устремления к достижению добра и приспосабливает друг к другу различные факторы, участвующие в этом. До самого конца он взвешивает и рассчитывает свои возможности. Он снует между доброй целью и возможностями, присущими ситуации. Он направляет устремления, делает их внутренне понятными, так что, подобно ясному взору, он видит и использует возможности. «Если тогда человек практического ума все хорошо обдумает, то эта превосходная осмотрительность правильно соотнесет все то, что способствует цели, о которой у человека, обладающего практической мудростью, есть истинное представление» [1738] . Здесь мы наблюдаем, как практическая мудрость приводит в действие духовную проницательность: практический ум имеет реальное представление о цели, которую он распознает как возможность в конкретной ситуации, и посредством тщательного внутреннего обдумывания предпринимает все для того, чтобы обеспечить реальное достижение этой цели посредством поступка.
1738
Ibid., VI10, 1142b 31–33.