Дульсинея Тобосская

Володин Александр Моисеевич

– Он перед ней становился на колено? Она и Дульсинея.

– Ее заколдовали - значит, Дульсинея она. А что написали в книге несведущие люди - нас не касается. Санчо Панса лучше знает.

Отец показал на дочь: Не она?

– Не она, - сказал Санчо.

– А кто?
– спросила мать.

– Не знаю.

– Черт побери, Дульсинея - Марсела с родимым пятном! Ведь так, Санчо? рассердился отец.

– Так, - согласился Санчо.

– Кто Дульсинея?

– Марсела с родимым пятном.

Отец обратился к жениху: Доволен?

– И пускай оповестит жителей Тобосо, что между Альдонсой и Дон-Кихотом ничего не было, - потребовал жених.

– Если она вообще не Дульсинея, зачем же оповещать, что между ними ничего не было?
– вмешалась мать.

– Дурень, если Санчо начнет ни с того, ни с сего кричать, что между ними ничего не было, - это как раз и посеет ненужные подозрения.
– поддержал ее отец.

– Хорошо, тогда пускай он скажет хотя бы нам, было что-нибудь между ними или не было?
– настаивал жених.

– Изверг естества! Подвал гнусностей! Копилка небылиц! Неужели тебе еще не ясно, что между ними ничего не было? Санчо, повтори ему, что ничего не было!

– Ничего не было, - сказал Санчо.

– Ничего не было! Понял?

– Он и видел ее всего раза три, и то еще до того, как немного тронулся в уме.

– До того, понял?

– Она тогда и внимания на него не обратила.

– Она и внимания не обратила! Понял? Тут вступила Альдонса: Понял он, понял. А теперь, женишок, держись за скамейку, я тебе скажу правду.

– Вся правда сказана, и довольно, - беспокойно сказала мать.

– И нечего меня выгораживать, надоело. Скучно мне оправдываться перед тобой. А что было, то было, и не тебе меня судить.

– Опомнись, что между вами могло быть!

– Все.

Отец сразу поверил: Где?

– На сеновале.

– Когда?

– Весной.

– Весной ты коз пасла в горах!
– возразила мать.

– Я молоко носила домой.

– Весной дожди шли, на сеновале все сено замокло!

– Матушка, какое это имеет значение?

– Я знал это! Я сразу это понял, только у меня еще не было доказательства!
– торжествовал жених.

– Ты думал, раз в селенье мало мужиков, так я никому не нужна? Любая женщина хоть кому-нибудь да нужна.

– Вон из дома.
– сказал отец.

– Хорошо, батюшка. Альдонса встала и пошла к двери. Жених стал удерживать ее: Нет, зачем же так! Это лишнее, батюшка. Куда она пойдет?

– Ты свое дело сделал, заткнись.

– Что до меня - так я прощаю. Если она раскаялась - я согласен: Ничего не было. Я хотел, чтоб я не один мучился, но и ты тоже. Может быть, я и хватил через край. Но я согласен. Несмотря ни на что. Несмотря на твой возраст.

– Скучные вы. Скучные. Я спать перестала от скуки, - сказала Альдонса.

–

Не от скуки, а замуж тебе пора, - возразила мать.

– Вышла бы я за него, но только чтоб овдоветь в тот же час.

– Видите, сколько в ней злости? Но я все равно согласен, - сказал жених.

– Счастливо оставаться.

Мать бросилась к двери, преградив Альдонсе путь.

– Моя бабка была замужем, и я была замужем, и ты будешь!

– Будет, будет. Завтра свадьба, - усмехнулся жених.

– Ну и слава Богу, - сказал отец.

– А я вам скажу, Альдонса, что драгоценней всего на свете - свобода. И с нею не могут сравниться никакие сокровища, - убежденно сказал Санчо.

– Не безобразничай, пучеглазый. Пришел за шерстью - гляди, как бы самого не обстригли, - рассердился отец.

– И напротив того, неволя есть величайшее из несчастий, какие могут случиться с человеком!

– Какая же это неволя, замуж выйти? Спасибо, что человек согласен ее кормить!
– воскликнула мать.

– А на это я вам скажу: блажен тот, кому небо посылает кусок хлеба, за который он никого не обязан благодарить, кроме самого неба!

– Ну, винный бурдюк, придется тебя приостановить, - сказал жених и отвесил Санчо оплеуху.

– Чтоб тебе блохи глаза выели!
– вскричала Альдонса и отвесила оплеуху жениху.

– Ты еще и руки распускаешь, образина?
– возмутилась мать и отвесила оплеуху Альдонсе.

– Не смей лупить девушку, окаянная!
– завопил отец и отвесил оплеуху жене.

– Живодер!
– рассердилась мать и отвесила оплеуху мужу.

Дом изысканных удовольствий

Комната была так обставлена и отделана, что всякому сразу становилось ясно: здесь живет достойная и приличная дама. В золоченых клетках посвистывали канарейки.

Альдонса в своем туалете сочетала сельскую наивность и моду больших городов. Что же касается сеньоры Тересы, то она выглядит так благородно, что благородней ее едва ли отыщутся две или три сеньоры в Толедо.

– Дон Лопес от бешенства ходил по потолку! Изорвал твою мантилью и вопил на весь город! Чем он не угодил тебе, пустоголовая? Что туг стряслось?
– спросила Тереса.

– Поначалу все шло хорошо. Он сказал, что моя красота так его пленила, что он более не может с собой бороться, - отвечала Альдонса.

– Прекрасное выражение.

– Он сказал, что его вздохи испепеляют воздух.

– Удачно.

– Его жалобы утомляют внимающие небеса.

– Вот запомнила бы, при случае ты сама могла бы так выразиться! Как же ты ответила на это?

– Я ответила, что от его слов моя душа подступила к горлу и торчит там, как грецкий орех.

– Не слишком изящно, но простодушно. Этим всегда брала Кристина.