Думки. Апокалипсическая поэма. Том второй
Шрифт:
Наконец капеллан вспомнил про меня: он поднял свои глаза, не отрываясь от письма. Ха, вот это трюк! Раньше я почему-то не замечал, чтоб он такого умел: капеллан как бы одновременно смотрел и на меня, и в бумажный лист, который он марал очередным своим гимном. Но это не выглядит так, будто бы он косит глазами в разные стороны или что-нибудь навроде, он именно умудряется одновременно смотреть сразу в два места – удивительное существо наш капеллан!
– Слушай! – воскликнул капеллан и принялся декламировать, водя глазами от
Гимн был длиннющий, на несколько листов, а оканчивался он приблизительно таким трехстешием:
Жизни начало не ведает страшную тайну конца
Что полагается, то полагается
Об остальном даже думать нельзя!
– Нравится? – поинтересовался капеллан.
– Хорошо сказано и тонко подмечено, – соврал я.
– Анапест, – похвастался капеллан.
Я, конечно, и сам ямба от хорея не отличу, но мне вдруг захотелось поспорить с капелланом:
– Амфибрахий, – говорю, – да еще и хромой какой-то.
Хромой амфибрахий почему-то очень понравился капеллану, он аж засиял.
– А что, так бывает, – как-то даже застенчиво спросил капеллан, – чтоб хромой?
Ну уж я не стал его расстраивать:
– Бывает, конечно, – говорю, – и вот его блестящий пример, – и на бумажечку, что лежит перед капелланом, показываю.
– Великодушно благодарю, – осклабился капеллан и кивнул, вроде как поклонился.
Лицо капеллана вдруг резко переменилось, будто бы он о чем-то вспомнил.
– Я вот зачем тебя звал, – выпалил он.
Капеллан хлопнул своей фальшивой рукой по столу, отчего перо заправленное в ее деревянные пальцы вылетело и шлепнулось на замаранный каракулями лист бумаги капнув на него размашистой кляксой, соскочил со стула, обошел стол и встал вплотную ко мне, почти носом к носу. Он схватил за пуговицу мою рубаху, подтащил меня за нее еще ближе к себе да так и закаменел, только глаза его, колокола его бьют где-то со мною рядом и на мне все никак сфокусироваться не могут.
Наконец глаза капеллана успокоились и уткнулись мне куда-то под кадык.
– Вы мне тут, – сказал он тихо, будто боялся, что кто-то кроме меня его услышит, – с безымянной этой… – он замялся.
– С новенькой? – помог я капеллану.
– Ну с новенькой, – согласился он. – Вы мне тут детей только не начните делать.
Я аж присел чуточку хоть и стоял:
– Как это? – вывалилось из меня.
Капеллан тяжело вздохнул и притянул меня за пуговицу совсем вплотную.
– А так, – сказал он уже погромче. – Слушай! Когда-то давным давно на земле жили мужчина и женщина, первые люди.
– В чем первые? – спросил я.
– Во всем, – ответил капеллан, – потому что других людей тогда еще не было. И звали их Адам и Ева. Знаешь такую историю?
Я всем телом дрогнул, когда про Адама и Еву услышал.
– Нет, не знаю, – зачем-то наврал я.
– А надо бы, – вздохнул
– В каком? – перебил я.
– В каком-то, – повторил капеллан. – Так вот, было сказано им: «Плодитесь и размножайтесь».
– Хорошо! – обрадовался я.
– Хорошо, – согласился со мной капеллан, но тут же не согласился: Я же говорю вам: «Подождите!»
– Кого?
– Не кого, а подождите.
Я стою пень пнем, ресницами хлопаю, делаю вид, что не понимаю и вдруг капеллан как заорет:
– Запрещаю любые мероприятия направленные на увеличение численности!
Я изобразил, что сейчас расхныкаюсь:
– Как это? – промямлил я.
Капеллан снова тяжело вздохнул, отцепился, наконец, от моей пуговицы и ретировался обратно за свой стол, расстегнул у горла серенькую курточку, вздохнул во всю свою чахленькую грудь и стало понятно, что сейчас он разразится речью.
– Значит так, чадо, межполовой вопрос, – озаглавил свою речь капеллан.
Я пусть пока и не принимал участия в мероприятиях направленных на увеличение численности, но вполне себе представляю к чему ведут все эти нелепые телодвижения. Поэтому это я так из себя дурака корчу, чтоб побесить капеллана, а еще смешно смотреть, как он пыхтит и краснеет, объясняя мне столь деликатную тему – и поэтому тоже, что смешно.
В общем и целом, капеллан неплохо осветил межполовой вопрос, на твердую троечку, только вот начал слишком уж издалека. Так я узнал, например, что существует несколько способов размножения:
– Червяк он, что? – спрашивал сам себя капеллан. – Червяк он, создание самого низкого порядка, – отвечал он сам себе. – Червяка разруби посерединке лопатой или ногтем его разполовинь и что получится? Два червяка получится – размножился считай. А вот гидра, например, уже сложнее, она сама с собою делится на две части, но и ее тоже можно лопатой или ногтем, так тоже работает. А ты, у тебя все не так, ты – высшее создание, венец так сказать! Тебя не располовинишь запросто так, для этого женщина нужна.
– Тычинки! – вспомнил вдруг капеллан. – Ну и пестики еще, – добавил он.
И капеллан завел о пестиках и тычинках, и говорил нудно и все как-то расплывчато и так к самому главному, про женщину, не вернулся.
Пока капеллан рассказывал мне о тонкостях размножения, взгляд его блуждал по зеленому сукну стола, огибал чистые бумажные листы, столкнулся пару раз с бронзовой чернильницей, описал вокруг нее несколько кругов, обтер каждую сторону вечного календаря не по разу, обошел стороной ненавистную пишущую машинку, резко перескочил через весь стол с одного его края на другой, прямо на стопку исписанных бумаг и оставался там, на той стороне, и до самого конца оттуда не возвращался, а лишь только бродил по чернильным строчкам гимнов.