Думки. Апокалипсическая поэма. Том второй
Шрифт:
– В мыслях у думок.
– Где-где?!
– Ты все слышал, – равнодушно констатировала новенькая.
– Как в мыслях у думок?
– Так, в мыслях у думок.
– Ты там была?
Новенькая кажется чуть-чуть замялась:
– Я не уверена, – сказала она и легко пожала плечьми, – думаю да.
– И что же там?
– Сложно сказать, сложно объяснить. Ты должен увидеть сам.
– Так ты поэтому сидела с думками? Подглядывала?
– Да, – коротко и так, будто бы это самое обычное дело подглядывать в мысли к думкам, сказала новенькая.
– Дичь какая! – воскликнул я. – Зачем?
– Интересно, – сказала
– Нет, не интересно. Я их боюсь и особенно не люблю, когда они мычат. А уж в мысли их мне лезть совсем не хочется. Я даже и не думал, что они на самом деле думают, я думал, это просто название для них такое! – мои мысли спутываются, а слова катятся одно за другим не останавливаясь, налетают друг на дружку, друг через дружку перепрыгивают. Говорю, говорю, а все, кажется, нелепица какая-то выходит. – То есть я думал, что они думки, поэтому думают, а потом решил, что, может, они и думают, но нам-то откуда знать, а еще и о чем и пырят они просто, значит, или в эти свои дальние дали?! – закончил я вдруг толи вопросом, толи утверждением, хотя и сам уже не смог бы понять, что если это вопрос, то про что, а если утверждение, то о чем.
– И чего же такого интересного в этих дальних далях? – полюбопытствовала новенькая.
– А мне почем знать?! – я почти что закричал.
– И знать ты, значит, этого не хочешь? – спросила меня новенькая.
– Нет! – воскликнул я. – Не хочу!
– Тогда увы тебе! – сказала новенькая и засмеялась.
– Увы мне! – подтвердил я.
– Зачем ты тогда ходил, думок разглядывал?
– Может, тебя искал!
– И как ты знал, что я среди них?
– А вот знал, может, да просто еще не знал, что знал!
– Не сердись, – примирительно сказал новенькая. – Тебе понравится.
– Чиго? Это думкам в мысли понравится-то?!
– Ага, – сказала новенькая просто и так, что стало понятно, спорить тут больше не о чем.
– Мне Витя скорей понравится и музыкой будет казаться его храп, чем понравится сидеть с думками.
– Не бойся, сегодня тебе не придется сидеть с думками, сегодня мы будем тренироваться без них.
– Хорошо, – сразу как-то согласился я, а в душе камень с плечь.
– Хорошо, – подтвердила новенькая.
И тут мне вдруг обидно стало, чего это мы будем тренироваться сегодня без думок – кем она меня считает, слабаком?
Новенькая будто бы угадала меня:
– Тебе рано. Сначала так потренируешься, чтоб привыкнуть.
Я согласно кивнул и проглотил обиду.
Новенькая вела меня куда-то за ручку, а я даже и по сторонам не смотрел – ведь за ручку. А еще у нее снова прядка выбилась и я все смотрел на эту прядку и снова ревновал ее, потому что снова ветер с ней, а не я да еще и жилка на ее шее снова пульсирует, так пригласительно, вот бы мне ее туда.
Новенькая неожиданно остановилась и выбила меня из своих мыслей. Я машинально сделал еще несколько шагов и стал; посмотрел на нее и покраснел за свои мысли. Так еще ничего, я вроде бы убедился, что новенькая читать мысли не умеет и поэтому думать всякое у нее за спиной я научился не краснея, а думать вот так открыто, прямо ей в лицо все равно еще не умею, краснею как…
– Тебе тут нравится? – спросила новенькая.
Я даже и по сторонам смотреть не стал:
– Мне нравится с тобой, – сказал я.
Новенькая улыбнулась тепло и как-то гордо в тоже время, что вроде как это и так ясно, что
Я огляделся, потому что выдержать такую улыбку и не сказать какой-нибудь глупости совершенно невозможно. Новенькая привела меня в какой-то парк, которого я никогда раньше не видел – где это мы интересно? Мы стоим на горбатом мосточке, перекинутом в том месте, где одно маленькое пересохшее озерцо впадает в другое такое же пустое озерцо, размерами еще меньше. Чугунная витая перила моста отражается в сухом дне меньшего озерца извилистой тенью. Деревья, однообразно древние и разнообразно корявые, окружают озерца, стоят на пустых их берегах как старые купальщики, будто раздумывают они о температуре воды, но все никак не могут решиться сунуться в воду одним только носочком для того лишь только, чтоб тут же брезгливо оторвать ногу, встряхнуть ею и, заключив, что купаться никакой возможности в такие погоды нет, так и остаться стоять на узенькой кромке воды. Но озерца эти пусты и только серая пыль тихонечко лежит на оголенном их дне и даже кажется, что она рябится чуточку, будто подражая настоящей воде.
– В озере нет воды, – зачем-то ляпнул я очевидное.
– Нам не нужна вода, – сообщила новенькая. – Я и привела тебя сюда, потому что здесь нет воды.
– Почему? – не понял я.
– Пошли, покажу! – сказала новенькая, спустилась с крутого мостка, обошла его и легко спрыгнула в озерцо, подняв пыль с его дна в воздух.
Пыль покружилась вокруг ее лодыжек и улеглась обратно.
– Долго тебя ждать?
Было бы, конечно, неплохо никуда не обходить, а перемахнуть через перилу одним быстрым и уверенным движением и спрыгнуть в озерцо. И даже не просто неплохо, а очень даже хорошо было бы так сделать. Это точно подействовало бы на новенькую. Подействовало бы и как! – да еще и впечатление бы произвело! Вот только я же точно упаду, поскользнусь, переломаю себе все, умру и опозорюсь. Так что я не стал выступать и просто спустился точь-точь вслед за новенькой.
– Смотри! – сказал новенькая.
– Куда? – не понял я.
– Под мостик! – объяснила она.
В арке мостка не по-утрешнему темно; в остальном вроде бы нормально: сухо и серая пыль. Я кивнул – сойдет.
– Тогда раздевайся! – приказала новенькая.
Я вот совсем на такой поворот сюжета не рассчитывал, хотя, конечно, мог бы и сразу догадаться, как именно мы будем тренироваться – без ничего. Думки ведь тоже все как один без ничего сидят и новенькая тогда без ничего сидела.
– Вдруг мне еще рано?! Может, для начала потренируемся так? – промямли я.
– Как так? – новенькая сделала вид, что не поняла, хотя, поняла она все, конечно.
Я замялся.
– В одежде, – выдавил я из себя.
Но новенькая слушать меня не стала – спорить тем более. Она ловко и одним движением выкрутилась из своего цветастого балахона, скинула его на землю и забралась под мосток и он скрыл ее наготу от меня своим полумраком.
Впрочем, и полумрака не понадобилось, я все равно ничего не увидел, потому что у меня от такого закружилась башка. Да еще и мышца где-то там внизу, о которой я даже и не знал до сегодняшнего дня, натянулась аж до скрипа и башка от этого еще только больше. Вот бы сейчас в обморок свалиться или умереть даже! Это, конечно, позорно и очень, но все-таки не так позорно, как раздеться теперь до ничего в предательском свете начинающегося дня.