Душа убийцы (сборник)
Шрифт:
— Нет, — просто сказала Сабика, — не впился. Отбросил стакан с золотистым, наполнелным углеводами манго и… захрапел! — сказала она и запечалилась. И Миша притих, и я было задумался, да вдруг спохватился: отчего тишина?
Словно бы что-то звскело, звенело, натягиваясь, да вдруг оборвалось. Ни я и ни Миша, — может быть, только Сабина? — мы не заметили, как и когда это случилось.
Лопнуло и — тишина.
Космическая тишина.
Очистительная.
Гол ле забили, игра кончилась, Спартак не сумел отыграться.
Дальнейшее
Помню шепот: «Тепловой удар! В марафоне не редок. Слыхали про Лассе Вирена?»
Но что было Топу до лестного сравнения с Лассе Виреном? Топ проиграл, Топ не вышел на международную высоту.
Когда, оживленный врачами, он подошел, Миша сказал ему то, что сказать просила Сабина:
— Слушай, Топ, ты — неудачняк! В свои двадцать пять ты не смог победить Джонсона, чемпиона крохотной африканской страны, которого кафедра физкультуры с трудом уговорила пробежаться с тобой. А он — ей-ей! — не хотел этого!
— Он не хотел этого потому, — продолжал Миша азартно, — что в действительности Джонсон, может быть, не чемпион и даже, может быть, вообще не бегун, поскольку ни в одном справочнике нет не только имени Джонсон, но и сведений о легкой атлетике на его крохотной Родине.
—Послушай, Топ, ты — маньяк! — наяривал Миша, ощущая молчаливую поддержку Сабины, — пять с чем-то лет ты занимаешься бегом, но все, чего ты добился, это пяток институтских рекордов под визг мальчишек, которым наказано было визжать, раз их отпустили с коллоквиума, да возможности закончить дистанцию как раз ко времени окончания футбольного матча — иначе трибуны бы были пусты. Даже сегодня, в городской день бегуна, ты, как и сто девяносто два других доморощенных марафонца, не осилил сорок два километра, ты, Топ, испекся, и ты — сумасшедший! Ты променял Сабину, эту очаровательнейшую Сабину…
—Заткнись! — заорал Топ, воскресая после теплового удара. Я решил, что наконец-то в нем пробудился супруг. Возможно, так решил и многоопытный Миша, поскольку проглотил дальнейшие комплименты в адрес Сабины.
— …на износившуюся старую туфлю! — вот так он закончил.
Что было дальше — вы догадались, конечно. Удар Топа был тщательно выверен: ощипанный Миша брякнулся точнехонько между скамьями. Будто шар, по прямой вбитый в лузу.
И не встал.
А я растерялся. Хлопоча над пасмурным Мишей, усовещал Топа: «Ты, Топ, чего? С кем ты связался? Ему же, ничтожному, хилому, за пятьдесят перевесило, а ты — чемпион!
Я растерялся, но Топ вспомнил, что он — чемпион. глянул коротко на отдыхающего паренька и пошлепал с голых трибун: стадион опустел, «Спартак» проиграл. На мне же осталась Сабина, остался и Миша. В глазах Сабины сейчас не было моря — темный омут в них был. Миша был недвижен, как труп.
Было ясно, что Топ не вернется, и я занялся тем, который выглядел бездыханным:
— Вставай же,
Пожилой Миша скосил глаз на меня. Я понял его.
—Топ ушел! — сказал я.
— Как так ушел? — На всякий случай он не вставал. — Как это ушел? Ну, задам ему трепку! Задержите его!
— Разве задержишь оленя? — грустно сказала Сабина.
— Где этот хмырь? — паренек бодро вскочил и крутанул головой словно бы в поисках Топа. Но это неумно: вертеть головой после такого удара! И паренек схватился за шею: такой это человечище, Топ, что что бы ни сделал — все будет на совесть.
— Где этот хмырь? — горько переспросила Сабина. — Да уж, конечно, опять побежал!
— Бегал оленем, а прыгать станет козлом! — пригрозил Миша, грея затекшую шею ладонью. — Затеять драку из-за потрепанной туфли!
Сабина! Как она вскинулась, погрустневшая гордячка Сабина, уяснив окончательно, что Топ, ее муж, затеял драку исключительно из-за Кроссовки, из-за негодяйки Кроссовки, которая даже в минуту позора своего обожателя вела себя как королева. Совсем легкое, почти незаметное «хи-хи-хи» соскочило с ее розового язычка, проглянувшего через полинялые полоски шнуровки. Она никогда не выказывала
своего женского превосходства, наша Кроссовочка, воистину, неприступность, уверенность и в меру иронии — то, что и нужно, чтобы подвигнуть мужчину на подвиг!
Однако ж и Сабина доказала, что кое-что стоит!
— Эй, Топ! — негромко позвала она. И вот странность: муж, далеко убежавший в этот момент, он ее услыхал! — Джонсон потому победил, — сказала спокойно Сабина, — что бежал босиком! Как великий Абебе Бикила! Как, по всей видимости, и сам Фиддипид! Куда до них перегревшемуся Лассе Вирену!
Представьте, удар оказался точнехонек — и шар от борта лег в лузу, как миленький: Топ скинул с ноги нашу туфлю!
Бедные женщины! Бедный пожилой паренек! Так на мне они и остались: Сабина, потерявшая Топа и вряд ли что приобретшая, кроме плевого флирта! Миша, в очередной раз схлопотавший по шее — и если бы еще ему что-нибудь обломилось при этом! И, наконец, туфля, забытая под
скамейкой. И если б не Топ, я, может, и сам забросил машинку, печатающую подругу свою, ведь столько столкновений с редакторами, столько невозвращенных пощечин, но Топ-то бежит! Он все бежит!
Он бежит и сейчас, не торопко, но и не медленно, экономно расходуя углеводы, максимально используя энергию каждого вдоха. По слухам, он вышел из трех часов и даже, говорят, из двух с половиной, по слухам, он — чемпион нашего города (жителей — триста тысяч, среди них, может, имеются и марафонцы!). Но долго еще ему бежать и бежать, и никому неизвестно, что ждет его впереди, поскольку пика своих результатов марафонцы достигают до тридцати, не позднее, и, если рассматривать статистически, у Топа на все про все шестьдесят месяцев, и много ли это, или уже недостаточно, кто его знает.