Два дня до солнца
Шрифт:
Возьмите щепотку мистики, размажьте на полотне фэнтези, раскидайте элементы хоррора, свяжите нитью любовного романа и сложите в коробку комедии положений.
Вы станете знаменитым… в одном случае из сотни. Хотя сотня - это для красного словца. Скорее, уж тысячи. Потому что в остальных случаях читатель просто приподнимет брови и спросит: «Что это, автор?»
Прежде чем считать, что ваш роман выстрелит в цель, научитесь хотя бы держать в руках пистолет.
Понимайте, что вы пишете и для кого. Только в этом случае можно получить от многострадальной авторской
И помните, ЦА - существует. Просто примите это. А уж как с ней работать - зависит от ваших целей и вас самих.
Это мне постоянно твердит Ян. И… постоянно нарушает все мыслимые и немыслимые правила. Собственно, поэтому мы и работаем вместе, так как понимаем друг друга.
Весеннее солнце светит прямо в окно. Фроня развалился на стуле и подставляет ему пушистое пузо. Пришлось специально поставить стул так, чтобы кот мог получать солнечную ванну и не дёргать меня во время правки.
Есть у него дурная привычка подходить сзади, становится на задние лапы, а когтями передних впиваться в крайне важный писательский орган, без которого не создать ни одного мало-мальски приличного произведения.
Мигает окошко мессенджера, всплывает лаконичное: «Получил?»
Что-то толкает меня не только ответить о файле с редактурой, но и рассказать о событиях вчерашнего дня. Ян слушает. Удивительная способность письменно не перебивать. Конечно, она имеет не такой эффект, как при разговоре, но всё равно может выбить из колеи.
Я даже не замечаю, как пальцы летают на клавиатуре, отстукивая каждую деталь. Временами кажется, что клавиши захлебываются, но я просто не обращаю внимания.
Все наконец-то изложив, я шумно выдыхаю.
Господи. Ощущение, что пробежал стометровку. Смех смехом, а порой во время авторских дискуссий или чего подобного рубашка и правда прилипает к спине. Вот и считай, что писательство - исключительно спокойная работа.
Молчание Яна начинает напрягать.
Рассмеялся бы. Прислал бы какой кривляющийся смайлик. Написал бы: «Ну, ты, вли-и-ип!». Но нет. Ничего подобного. И я невольно начинаю нервничать. Может быть, зря сказал?
Стоило молчать о таких вещах, Антон Шут, а не трындеть налево и направо.
Успеваю уже отругать себя на чем свет стоит, но тут приходит сообщение.
Ян: Ты раньше точно ни с кем из них не встречался?
Всего лишь буквы на голубом, разрисованным причудливыми линиями фоне, но чувствуется даже сюда: он совершенно серьёзен. Никаких шуток, никаких подколов.
И меня отпускает. Воздух вновь кажется сладким и свежим.
Как мало надо для счастья - знать, что тебя не считают психом.
Шут: Нет, никогда.
Ян: Странно. Очень странно для такого совпадения. Не удивлюсь, если они вдвоем в сговоре. Ярасланов и этот Данила. Но вот…
Он что-то пишет. Пауза. Снова пишет.
Я хмурюсь, чувствуя, как внутри всё скручивает невидимая пружина.
Ян: Ты, как я понимаю, не читал его, а я вот да. Пишет
Приподнимаю бровь, тут же пишу ответ.
Шут: настолько хорош?
Ян: хорош. Почитай «Чудовища умрут сегодня». Собственно, я к чему… При его тиражах, встречах, даже видел по телику и прочему… Ну, просто смысла нет гнаться за другим автором. Который к тому же работает в другом жанре.
Которому до него, как до Луны, читается между строк, но Ян слишком культурный, чтобы резать правду-матку тем, с кем хорошо общается. Интеллигент, что поделать.
Немного раздражает, что этот напыщенный хлыщ ещё и получает похвалу от моего редактора и друга. Злиться бессмысленно, но эмоции не спрашивают. Они, в принципе никогда и никого не спрашивают.
Я откидываюсь на спинку стула, одной рукой быстро набираю название книги. Да уж, обложка такая… выразительная. Половина - морда какой-то твари, не до конца прорисованная; половина - чистый лист, где наискось написано название. С букв стекает только краска, то ли кровь. Вверху без всяких изысков, но четко: Дан Ярасланов.
Ладно, возьмём почитать в поезд. Благо, я отремонтировал свой электронный ридер.
Благодарю Яна за совет. Получаю ещё один: быть осторожнее, психов много, мало ли что у них в голове. Но при этом и поддержку: скорее всего, это какое-то недоразумение, и тот, кто сказал, что хочет меня убить, всего лишь двойник писателя.
Весь день я разбираюсь с редактурой. К вечеру болит спина, ноет шея и немеет мизинец. Зато текст вычищен, можно перезалить потом со спокойной душой. В другое время я бы себя так не терзал, но завтра поезд, поэтому не хочу оставлять недоделанную работу. Там уж точно не получится заняться правкой. Как-то вот в каждой такой поездке мозги просто берут чемодан и бегут впереди поезда, да на такой скорости, что ни один ночной экспресс не догонит.
За три часа до выхода я собираю кошачьи тарелки, поилку, лоток, любимый пледик. Фроня приподнимает уши и внимательно на меня смотрит: понял, что скоро пойдет в соседнюю квартиру. Мне до ужаса повезло, что соседи души не чают в животных. Фроню принимают как родного. Даже интересно, почему сами никого не завели. Как-то я даже об этом спросил, но не получил ответа: то кто-то отвлекал Анну Назаровну, то сам Кавун переводил разговор на другую тему. Ну и ладно. Может быть, там было что-то такое, после чего люди не хотят. Мало ли.
– Иди ко мне, - говорю я, протягивая руки к коту.
Фроня что-то мяукает и подходит ближе. Подсаживаю его, давая возможность когтями уцепиться за плечо, подхватываю сумку с его вещами и выхожу из квартиры.
Мне открывает Анна Назаровна.
Иногда кажется, что эту женщину не касается своими тонкими, как паутинки, пальцами время. Карие глаза смотрят тепло и внимательно, иногда - пронзительно. Она улыбается и пропускает меня в квартиру.
– Здравствуй, Антон. Проходи-проходи.