Два вампира (сборник)
Шрифт:
Чтение рассказов о родной стране помогло мне соотнести их с прочими изученными мною науками. Оно словно извлекало события из царства моих собственных грез.
Постепенно я понял всю мудрость этого задания. Я стал отчитываться перед Мариусом с большим энтузиазмом. Я стал просить достать мне новые рукописи на церковно-славянском и вскоре получил «Повесть о благочестивом князе Довмонте и его доблести» и «Героические подвиги Меркурия Смоленского». В результате произведения на церковно-славянском начали приносить мне неподдельное удовольствие, и после официальных занятий я часами сидел над ними, чтобы
Их я иногда пел другом ученикам на сон грядущий. Они считали, что я пою на очень экзотическом языке, и подчас сама музыка и мои грустные модуляции вызывали на их глазах слезы.
Тем временем мы с Рикардо опять стали близкими друзьями. Он никогда не спрашивал, почему с некоторых пор я, подобно Мастеру, превратился в создание ночи. Я никогда не проникал в глубины его сознания. Конечно, я бы это сделал ради моей и Мариуса безопасности, но я использовал свой вампирский разум, чтобы истолковывать его поведение по-другому, и неизменно обнаруживал в нем преданность, верность и отсутствие сомнений.
Как-то я спросил Мариуса, что о нас думает Рикардо.
— Рикардо передо мной в слишком большом долгу, чтобы усомниться хоть в одном моем действии,— ответил Мариус, впрочем без высокомерия и без гордости.
— Тогда он намного лучше воспитан, чем я, правда? Потому что я точно так же перед тобой в долгу, но ставлю под сомнение каждое твое слово.
— Да, ты сообразительный, острый на язык чертенок, это правда,— согласился Мариус со слабой улыбкой.— Рикардо проиграл в карты его пьяный отец и отдал мальчика на милость звероподобного купца, который заставлял его работать день и ночь. Рикардо ненавидел своего отца, ты — никогда. Рикардо было восемь лет, когда я выкупил его за золотое ожерелье. Он видел самых плохих людей — тех, в ком дети не вызывают естественной жалости. Ты видел, что делают люди с детской плотью ради удовольствий. Это еще не самое худшее. Рикардо не представлял себе, что хрупкое маленькое существо может вызвать в людях сострадание, и ни во что не верил, пока я не позволил ему почувствовать себя в безопасности, не насытил его знаниями и не объяснил ему в самых недвусмысленных выражениях, что он стал моим сыном и наследником.
Но если ответить на твой вопрос по существу... Рикардо считает, что я маг и что я решил поделиться своими чарами с тобой. Он знает, что ты стоял на пороге смерти, когда я даровал тебе свои секреты, и что я не дразню его и всех остальных этой честью, но, скорее, рассматриваю ее как вынужденную и необходимую меру. Он не стремится к нашим знаниям. И будет защищать нас ценой собственной жизни.
Я с этим согласился. В отличие от большого желания довериться Бьянке я не чувствовал ничего подобного по отношению к Рикардо.
— Я испытываю потребность оберегать его,— сказал я Мастеру.— Очень надеюсь, что ему никогда не придется защищать меня.
—Так же как и я,— ответил Мариус.— Это касается всех мальчиков. Бог оказал твоему англичанину великую услугу, лишив его жизни до моего возвращения домой, когда я обнаружил, что он убил моих малышей. Достаточно уже, что он тебя искалечил. Но еще более отвратительно, что на моем пороге он принес двоих детей в жертву своей гордыне и горечи. Ты занимался с ним
Я кивнул.
— Что стало с его останками? — спросил я.
— Все очень просто,— пожал он плечами.— Зачем тебе знать? Я тоже бываю суеверным. Я рассеял их по ветру. Если правду говорят старые легенды, то его дух будет изнывать в надежде восстановить тело и будет вечно гоняться за ветром.
— Мастер, а что станет с нашими душами, если уничтожить наши тела?
— Одному Богу известно, Амадео. Я отчаялся выяснить. Я прожил слишком долго, чтобы думать о самоуничтожении. Возможно, меня постигнет та же участь, что и весь физический мир. Вполне вероятно, что мы возникли из ниоткуда и уйдем в никуда. Но давай лучше тешить себя иллюзиями о бессмертии, как смертные тешат себя своими иллюзиями.
Уже хорошо.
Мастер дважды отлучался из палаццо, чтобы совершить свои таинственные путешествия, причину которых он, как и прежде, отказывался мне объяснять.
Я ненавидел эти отлучки, но понимал., что мне предоставляется случай проверить свои новые силы. Я должен был мягко и ненавязчиво управлять домом, мне приходилось самостоятельно охотиться, а потом, по возвращении Мариуса, давать ему отчет в том, чем я занимался в свободное время.
После второго путешествия он вернулся домой утомленный и непривычно грустный. Он сказал, как уже говорил однажды, что Те, Кого Следует Оберегать, пребывают в мире.
— Я ненавижу этих тварей! — сказал я.
— Нет, никогда не смей говорить так в моем присутствии, Амадео! — взорвался он.
Мастер так разозлился, что на мгновение потерял самообладание,— таким я еще никогда его не видел. Не уверен, что за время нашей совместной жизни я вообще видел, чтобы он по-настоящему сердился.
Он подошел ко мне, и я отпрянул, не на шутку испугавшись. Мариус ударил меня наотмашь по лицу, однако, к счастью, он уже пришел в себя, и удар получился обычным, до сотрясения мозга.
Я принял его и бросил на Мастера злобный, обжигающий взгляд.
— Ты ведешь себя как ребенок,— сказал я,— как ребенок, изображающий господина, а мне приходится обуздывать свои чувства и мириться с этим.
Конечно, для этой речи мне понадобилась вся моя сдержанность, особенно с таким головокружением, и на моем лице отразилось такое упрямое презрение, что он внезапно расхохотался. Я тоже засмеялся.
— Нет, правда, Мариус,— сказал я, чувствуя себя безмерно дерзким,— кто они, эти существа, о которых ты говоришь? — Здравый смысл заставил меня вести себя вежливо и почтительно. В конце концов, мне действительно было интересно.— Ты возвращаешься домой несчастным. Ты же не станешь это отрицать. Так кто они такие и чего ради их оберегать?
— Амадео, хватит вопросов. Иногда, перед самым рассветом, когда мои страхи обостряются больше всего, я воображаю, что у нас есть враги среди тех, кто пьет кровь, и что они уже близко.
—Другие? Такие же сильные, как ты?
— Нет, те, кто появился в последние годы, не могут сравняться со мной по силе, поэтому-то их здесь и нет.
Я затаил дыхание. Он уже раньше намекал, что никого не допускает на нашу территорию, но в подробности не вдавался, а теперь он был расстроен, смягчился и хотел поговорить.