Два вампира (сборник)

Райс Энн

— Но я воображаю,— продолжал Мариус,— что существуют и другие, что они придут нарушить наш покой. У них нет веской причины. Так всегда бывает. Им захочется поохотиться в Венеции, или же они попытаются уничтожить нас просто развлечения ради. Я представляю себе... Короче говоря, дитя мое,— а ты мое дитя, умник! — я рассказываю тебе о древних тайнах не больше, чем тебе следует знать. Таким образом, никто не сможет выкопать из твоего еще пока несовершенного разума его глубочайшие тайны — ни с твоего согласия, ни без твоего ведома, ни против твоей воли.

 —

Если у нас есть история, которую стоит узнать, ты должен мне рассказать. Что за древние тайны? Ты засыпаешь меня книгами по истории человечества. Ты заставил меня изучать греческий и даже эту несчастную египетскую письменность, которую никто на свете не знает. Ты без конца меня допрашиваешь о судьбе Древнего Рима или Афин, о битвах каждого крестового похода, отправлявшегося с наших берегов в Святую землю. А как же мы?

 — Мы всегда были здесь,— ответил он,— я же говорил. Древние, как само человечество. Мы всегда были здесь, нас всегда было мало, мы всегда воюем, нам всегда лучше всего быть одним, нам нужна любовь в лучшем случае одного-двух существ. Вот наша история, коротко и ясно. Я жду, что ты напишешь ее мне на каждом из пяти известных тебе языков.

 Он раздраженно уселся на кровать, зарывшись грязным сапогом в атласную простыню, и откинулся на подушки. Он выглядел совсем разбитым, не похожим на себя и молодым.

 — Мариус, ну хватит тебе,— уговаривал его я, сидя за письменным столом.— Какие древние тайны? Кто такие Те, Кого Следует Оберегать?

 — Иди раскопай наши подвалы, дитя,— сказал он, подбавив в свой голос сарказма.— Разыгци там статуи, которые я храню с так называемых языческих времен. От них не меньше пользы, чем от Тех, Кого Следует Оберегать. Оставь меня в покое. Когда-нибудь я тебе расскажу, но пока что даю тебе только то, что наиболее важно. Предполагалось, что в мое отсутствие ты будешь заниматься. Рассказывай, что ты выучил.

 Перед отъездом он потребовал, чтобы я изучил всего Аристотеля, не по рукописям, которые в избытке водились на площади, но по его личному старому тексту — этот текст, по его словам, был написан на настоящем греческом. Я все прочел.

 — Аристотель,— сказал я,— и святой Фома Аквинский. Да ладно, великие системы приносят успокоение, а когда мы сами чувствуем, что впадаем в отчаяние, нам следует изобрести великие схемы окружающей нас пустоты, и тогда мы не поскользнемся, а повиснем на созданных нами стропилах, так же лишенных смысла, как и пустота, но слишком досконально проработанных, чтобы ими с легкостью пренебрегать.

 — Отличная работа,— красноречиво вздохнул он.— Может быть, когда-нибудь, в далеком будущем, ты займешь более многообещающую позицию, но поскольку ты, кажется, насколько возможно, воодушевлен и счастлив, к чему мне жаловаться?

 — Откуда-то же мы все-таки произошли? — Я настойчиво возвращался к интересующей меня теме.

 Он был слишком удручен, чтобы отвечать.

Наконец он оживился, вскочил с подушек и направился ко мне.

— Пойдем отсюда. Давай найдем Бьянку и ненадолго переоденем ее в мужчину. Принеси костюм получше.

Нужно хоть на какое-то время дать ей возможность не сидеть взаперти.

— Сударь, возможно, подобная грубость вас шокирует, но у Бьянки, как и у многих женщин, давно уже появился такой обычай. Переодевшись мальчиком, она без конца выскальзывает из дома, чтобы совершать экскурсии по городу.

— Да, но не в нашем обществе. Мы покажем ей самые страшные места! — Он сделал театрально-комическое лицо.— Пошли.

Я был в восторге.

Как только мы рассказали ей о своем плане, она тоже пришла в восторг. Мы ворвались к ней с целым гардеробом изысканной одежды, и она моментально ускользнула с нами, чтобы переодеться.

— Что вы мне принесли? О, я сегодня буду Амадео! Потрясающе! — Она захлопнула двери, оставив за ними свою компанию, которая, как обычно, продолжала развлекаться и без нее: несколько человек пели, собравшись вокруг спинета, а остальные разгоряченно спорили над игрой в кости.

Она сорвала с себя одежду и предстала перед нами обнаженная, как Венера, выходящая из моря. Мы вдвоем нарядили ее в синие чулки, в тунику и камзол. Я покрепче затянул на ней пояс, а Мариус собрал ей волосы и прикрыл их мягкой бархатной шляпой.

— Ты самый хорошенький мальчик в Венеции,— сказал он, отходя на шаг.— Что-то подсказывает мне, что придется защищать тебя ценой наших жизней.

— Вы действительно решили отвести меня в самые жуткие притоны? Мне хочется увидеть опасные места! — Он воздела руки.— Дайте мне стилет. Вы же не думаете, что я пойду безоружной.

— Я принес тебе все подобающее случаю оружие.— Мариус захватил с собой меч и теперь застегнул прекрасную, отделанную бриллиантами перевязь на бедрах Бьянки.— Попробуй его выхватить. Это не тренировочная рапира. Это военный меч. Вперед.

 Она ухватилась за рукоять обеими руками и уверенно, с размаху, рассекла им воздух.

 — Жаль, что у меня нет врага,— воскликнула она,— а то ему пришлось бы готовиться к смерти!

 Я бросил взгляд на Мариуса. Он посмотрел на нее. Нет, ей нельзя быть такой, как мы.

 — Это было бы слишком эгоистично,— прошептал он мне на ухо.

 Я не мог не задуматься: а если бы я не умирал после поединка с англичанином, если бы меня не поразила болезнь, сделал ли бы он меня когда-нибудь вампиром?

 Мы втроем сбежали по каменным ступенькам на набережную. Там нас ожидала наша гондола с балдахином. Мариус назвал адрес.

 — Мастер, вы уверены, что вам стоит туда ехать? — спросил потрясенный гондольер, поскольку он знал тот район, где собирались выпить и подраться самые отъявленные головорезы — моряки-иностранцы.

 — Абсолютно уверен,— сказал Мариус,

 Когда мы двинулись прочь, рассекая черную воду, я обвил рукой талию хрупкой Бьянки. Откинувшись на подушки, я чувствовал себя неуязвимым, бессмертным и был уверен, что ничто и никогда не сможет нанести удар нам с Мариусом, а Бьянка на нашем попечении всегда будет чувствовать себя в безопасности. Как же глубоко я заблуждался!..