Двадцать и двадцать один. Наивность

Das_Leben

– Доверял, но проверял, – поправила его Виктория. – Не забывай, что по слабости своей он голосовал вместе с Каменевым против революции, да и потом эта скандальная статья… Я уверена, что если бы Зиновьев умел отстаивать свою позицию, то он бы не бегал туда-сюда от Ильича к Каменеву.

– Слушай, а Коба с ним померился? – спросил Миша. Вопрос этот был далёк от рассуждений Дементьевой, но ей было видно, что он давно не даёт Орлову покоя. Она посмотрела на юношу взглядом полного серьёзности и печали и горько сказала:

– Померились. Они и не ссорились: нигде в книжках об этом не сказано, потому что личным взаимоотношениям политических деятелей не уделяется должного

внимания, но если включить голову – то не трудно догадаться, что дружба дала огромную трещину. За весь период Бреста они не разговаривали, а зимой Каменев уехал с делегацией во Францию, а на обратном пути его арестовали. Но, видимо, в промежуточный момент углы между ними стали заглаживаться. Коба гордый – он никогда бы не пошёл мириться первым, значит, инициатива исходила от Льва. Но это был такой «карманный друг» в те моменты, когда не было рядом Зиновьева. Издёвок на Кобу много бросалось… – вдруг проговорила она, переведя взгляд в окно. Её ответ приобретал характер монолога или, по-иному говоря, «размышления вслух». – Он был простым, как три копейки и скромным на первый взгляд – единственный пролетарий в ряду бывших интеллигентов и буржуев, вот и выбрал ЦК себе мальчика для битья. Не могу представить, как называли они его за глаза… много обижали. Тот, кто раньше сидел на этом месте, всё затеял. Не от злости, не думаю, скорее смеха ради: в любом коллективе необходим такой человек, как Коба, чтобы разрядить и без того раскалённую атмосферу. Но всё же, это нехорошо для них обернулось…

– Только не говори, что тебе жалко Кобу? – съязвил Михаил.

– Хорошо, я промолчу, только из этой истории мы можем вынести такой урок: прежде чем обижать кого-нибудь, подумай о возможных последствиях! – прошипела Виктория.

– Ты с такой серьёзностью об этом говоришь, что даже немного смешно становиться смотреть на тебя со стороны. Ну что хоть такого было в итоге, а? Товарищеский сарказм – обычная вещь, зачем так сильно воспринимать-то? Неужели ты ни разу не стебалась над своими одноклассниками?

Девушка промолчала, отрицательно кивнув головой.

– Ясно всё с тобой… – протянул Орлов, улыбка которого сползла с лица. – Батан, да?

– Нет, не батан! Проехали, забудь, – девушка, поспешным движением пролистала все страницы в документе и ловким движением выхватила старую записку, кратко объясняя это тем, что по возвращении нужно немедленно провести экспертизу на установление личности. При этом она умело сумела избежать термина “воровство”.

– Ну что? Получилось выяснить что-нибудь по вашему делу? – Ольга Сергеевна тут же всполошилась, когда увидела, как молодые люди, спускаясь по лестнице, направляются к выходу.

– Увы, исторические документы – всё это чудесно, но об этих фактах всем известно, а неизвестно то, что нужно, – Виктория печально опустила глаза. – Но всё равно спасибо вам за сочувствие.

– Подождите. Мне вас так жалко, не знаю, поможет ли вам он, – Ольга Сергеевна вынула из портмоне маленькую визитку и протянула её Виктории. – Пока вы разбирались с архивом, я тут вспомнила об одном моём знакомом. Вам нечего терять, посетите место по этому адресу. Там раритетными архивами спекулирует Вениамин Мальцес. Когда я работала в банке, он как раз открывал вклад на взятие кредита для своего своеобразного бизнеса. Его лавка не совсем законна, потому что разрешение на аренду он так и не получил, но Мальцес больше сорока лет занимается мировой историей, собирает и коллекционирует всякие свитки… Я в этом не разбираюсь, нехотя приняла эту визитку, но теперь чувствую, что не зря. Он вам нужнее, он должен вам помочь.

Смольный был позади, но всё

же и рядом, ведь гости столицы без средств к существованию остались в Петербурге. Всё, что оставалось у Тори из капитала, хватало лишь на несколько поездок на метро – даже номер на ночь в гостинице на такую сумму снять было невозможно. Социал-демократка тут же приняла решение незамедлительно отправляться по адресу, которым любезно поделилась Ольга Сергеевна. Иного пути не было: у них остался последний шанс найти зацепку, коя могла вывести на след ключа.

Виктория была в отчаянии, но при Мише она не могла разоблачить своё смятение и страх: паника несовершеннолетних – фиаско всего плана. Сам Орлов понимал её без слов и молча следовал за стремительной походкой, не задавая лишних, раздражающих вопросов.

Проехав на шумном метро без особых происшествий нужные станции, социал-демократка и её “верный оруженосец” вышли на станции “Пролетарская”, которая находилась в юго-восточной части города. Стоило потратить изрядный промежуток времени, чтобы найти нужную улицу: “maps” при таком низком уровне зарядного устройства Дементьева не рискнула активировать. Наконец, не без применения народной мудрости “язык до Киева доведёт”, они вышли на трамвайное перепутье на улице Грибакиных. Им открывалась пригородная панорама зелёного островка, вокруг которого развернулось круговое движение, а возле бесцветных, мрачных многоэтажек целые разбросанные лавочки и палисадники тёмно-бирюзовых ёлочек и сосен.

Пройдя трамвайные рельсы, Виктория остановилась возле одной из таких сталинских построек и сверилась с визиткой: проспект Обуховской Обороны, 243. Между первым и вторым этажом при входе висела неоновая вывеска “Meaning”, которая слабо поблёскивала золотистым светом.

Первых этаж был разбит на павильоны: левый, центральный и правый. Центральный и правый занимали Интернет-компания и организация по доставке воды, а вот в левом павильоне как раз располагалась архивная лавка Вениамина Мальцеса. В городе его без нужных знакомств или абсолютного желания познания было невозможно найти. Именно поэтому Виктория придала ему значение: в подполье можно узнать куда больше, чем в официально-признанном.

– Добрый день.

Молодые люди, войдя в павильон, увидели перед своими глазами помещение, которое больше напоминало добротную библиотеку: в глубь здания удалялись книжные ряды, плотно стоящие рядом друг с другом, оставляя узенький коридорчик, словно в лабиринте, чтобы можно было маневрировать между этими рядами. Там же находился удлиненный стол, за которым трудился сам хозяин магазина: шестидесятилетний еврей (Орлов нервно вздохнул про себя: в недалёком прошлом он “разделял” умеренно-правые взгляды, сам того не подозревая; в начале 10-х годов XXI века правые взгляды пошли в моду у молодёжи, хотя, если говорить справедливости ради, половина этой молодёжи сама не принадлежала чистокровно-русской нации) в старомодном пенсне что-то увлечённо записывал и даже не сразу заметил, что вошли двое незнакомцев.

– Как интересно, – вместо приветствия произнёс он мягким, типично-еврейским произношением. – Весьма интересно. Здравствуйте, а... позвольте вопрос?

Дементьева и Михаил переглянулись между собой.

– Ну... да.

– А откуда у вас, простите, мои координаты? Я бы таки сказал, что меня не легко найти.

– Мы... Нас интересует история. История одной вещицы, которая не отдана гласности. И нам посоветовали обратиться к вам.

– Ну надо же! – воскликнул Мальцес, улыбнувшись во все усы. – Такие молодые, а история интересует. А я было потерял надежду в нашу молодёжь. Но, позвольте, сколько же вам лет?