Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– На такси за третьего переплачивать?! – Григорий взвесил в руке портмоне. – Ну, нет, максимум двое. Соглашусь, пророка одного отправлять нельзя, я поеду с ним, а вот наш несовершеннолетний пускай едет с тобой.
Собрав все вещи, Виктория грустно осматривала комнату, некогда бывшую камеру Троцкого. Никаких сведений, никаких знаков. Пустота. Стены заштукатурены, пол покрылся линолеумом. Гнев и слёзы начали неспешно подступать к горлу – она надеялась покончить со всем именно здесь. Волнения начались, сейчас было не до истории – нужно было выступать, действовать, а «не искать там, не знаю где, то, не знаю что». Гонения по кругу –
Всегда, но, видимо, не в этой стране.
В маршрутке ехали молча: Виктория тоскливо смотрела в окно, в стекле которого отражались пустые, серые глаза, а Орлов смотрел вперёд – взгляд также тонул в безмятежной пустоте. Он смирился с тем, что навсегда уедет из Петербурга, никогда больше не увидит радикальную красавицу-центриску. Михаилу не нравилось его отходчивость, не нравилось его уступчивость. Да, он хотел в Москву, хотел увидеть Сергея и маму, которую не видел полгода, но в одно мгновение изменилось всё. И, Господи, если он прав, и если ему суждено остаться в этом городе, если с этого города и началась его судьба – ДАЙ ТЫ ШАНС, НАКОНЕЦ! Взорви дорогу, сделай так, чтобы пассажир начал задыхаться, но не позволяй этому юноше смиряться. Не позволяй!
На половине пути возле лесистого перекрёстка была объявлена пятиминутная остановка. Все вышли из автомобиля, только девушка осталась на своём месте. Нельзя искушать себя глотком воды, заведомо зная, что умрешь через минуту...
Глаза Виктории в одну секунду заблестели. Она мгновение сидела на кресле, а затем ринулась на улицу. Миша разволновался, он не знал, куда ему бежать: за автобусом или за его спутницей, которая даже не обернулась. От нервов у юноши резко прихватило почки, он рванулся вслед за Викторией. Она неподвижно стояла на дороге, межу двух рядов колонн, а вдалеке за деревьями виднелось светлое трёхэтажное здание, на крыше которого располагался двуглавый орёл и развивался государственный триколор. Девушка неотрывно, широко распахнув глаза, смотрела на этот дом, словно видела некую миссию. Михаил подбежал к ней и дёрнул за руку.
– Что же ты стоишь? Мы же на вокзал опоздаем!
Та рассеяно повернула голову в сторону колонн. На правой стороне сияла надпись, выгравирована золотыми буквами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». И тут Миша всё понял.
– Это что – Смольный? – тихо спросил он Викторию. Она едва заметно кивнула, медленно приближаясь к колоннам.
Вновь повторился раздражённый гудок. На Орлова он произвёл впечатление удара молнии. Парень бросил на дорогу трусливый взгляд, ещё раз уже с большей силой одёрнул девушку.
– Бежим, он же уедет! – кричал Миша, мечась взад вперёд и размахивая руками. – Хрен с ним, со Смольным, поезд уедет через час! Ты сама, чёрт возьми, говорила!..
Но Виктория не слышала ничего: ни гудков, ни криков Орлова. Она осторожно и трепетно протянула руку вперёд, к колонне, и едва коснулась белого мрамора кончиками пальцев.
Когда раздался третий гудок, Миша схватился за голову. Он схватил Викторию за запястье и потащил в сторону дороги.
– Там в купе Олег сидит, что с тобой такое?! Меня тащила, а теперь… Ты сама тут остаться хочешь, что ли?
– ДА! – Виктория вырвала запястье из рук Миши и кинулась к колонне, крепко обхватывая
От этого жеста Орлов растерялся окончательно. Он уже был на грани того, чтобы одному бежать в автобус и ехать на вокзал, но ведь потом Дементьева его не простит.
Водитель потерял терпение, последний гудок был испущен скорее в качестве прощания, чем призыва; зарычал мотор, и Михаил в абсолютной безысходности проводил взглядом уезжающий автобус, который оставил за собой лишь пыль и ветреный шквал. Но через секунду взгляд Орлова опустился на Викторию, которая приникшись к пилястру всем телом, прижалась к нему мокрой от слёз щекой. И Миша, глядя на неё, почему-то улыбнулся. Растворив вокруг себя пространство и время, она обнимала, возможно, вовсе не колонну… Великий фанатизм или великая преданность? – как различать эти едва неприкасаемые грани; две стороны медали, граничащие с уважением и любовью, которые пронзают все современные общественные мнения. Орлов не усомнился: она – настоящий революционер.
– Девушка, с вами всё хорошо? – спросил мужчина в тёмном, солидном костюме, который направлялся к перекрёстку.
Виктория открыла глаза, не разжимая объект своей неукротимой симпатии.
– Совершенно. А вы оттуда? – спросила она.
– Оттуда, – мужчина махнул рукой в сторону Смольного. – Из дома правительства.
– А, – коротко протянула она, медленно моргнув. – А туда можно?
– Куда? – не понял мужчина, подняв брови.
– В дом правительства.
– А вы кем будете?
– Журналист, – не мигнув, ответила девушка.
– Удостоверение не продемонстрируете? – политик недоверчиво оглянул Викторию.
– Автобус с вещами уехал на вокзал. Я не вру, слишком рассеяна для этого… Мне бы только бывшие кабинеты большевиков сфотографировать.
– Ну… – мужчина ещё раз оглядел столь необычную композицию. – Почему бы и нет? Путь во всяком случае открыт, если на входе вас спросит охрана, скажите, что Костромской разрешил.
– Спасибо большое, – сказала Виктория, наконец отпустив колонну. Она тут же бросилась к главным дверям Смольного, минуя аллею, и статую Карла Маркса. Мише ничего не оставалось делать, как идти вслед за ней.
Преодолев короткую лестницу, молодые люди остановились у входа. Как и предполагалось – пустили их не сразу.
– Вы куда? – строго спросил у Виктории охранник. Для человека, который минуту назад бросил всё своё материальное имущество в автобусе и добровольно опоздал на поезд ради одного лишь на первый взгляд невзрачного здания, какой-то жалкий секьюрити преградой не был. – Сюда без пропуска или билета нельзя.
– Мне срочно нужно внутрь, и, если вам не сложно, проведите нас до администрации, – ответила Виктория.
– Какая наглость, вы кто такие?
– Мы из Москвы насчёт дела исторической важности!
– Это всё очень хорошо, а пропуск-то есть?
– Снова здорово, – прошипела Виктория. – Костромского знаете? Он только что отсюда вышел. Он разрешил.
Мужчина в костюме издали махнул рукой. Охранник разочарованно вздохнул и отошёл в сторону.
– Извините за задержку, раз уж Константин Павлович поручился...
Не дослушав охранника, Виктория стремительным, быстрым шагом подошла к двери. На мгновение она остановилась, проведя ладонью по ручке. “Боже мой, – подумала она в этот момент. – Они же когда-то так же открывали дверь”, и резко на себя её потянула.