Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Ах, боюсь, что после озвучивания возраста вы перестанете нас воспринимать всерьёз, – Виктория картинно опустила глаза.
– Ладно, Бог с вами... – старичок махнул рукой чисто по-русски. – Так какая-такая вещицы вас интересует.
Виктория в красках рассказала Мальцесу всю историю своего расследования по приезду в Петербург и до событий в Смольном. Естественно не без гипербол, преувеличений и лжи – в абсолютно своей интерпретации, стараясь не затрагивать политику. Еврей внимательно выслушал все доводы и предположения Дементьевой: по ходу повествования он несколько раз изменился
– Потрясающе, мисс Виктори, просто не может не поражать ваша воля и энтузиазм. Но вот то, что вы ищете принадлежало именно Льву Троцкому... – Мальцес пытливо перевёл взгляд прямо в широко раскрытые от перевозбуждения от длительной речи Дементьевой. – Интересно, а откуда такие догадки?
– Вот, – девушка протянула хозяину лавки серый листок, в котором как раз и упоминалось о Ленинской доброте и великодушии.
Больше десяти минут Мальцес в упор глядел на документ, просматривая его снова и снова: в мыслях же его творился хаос, одно и то же прокручивалось в его седой голове снова и снова...
– Лейба Давидович никогда не носил его прилюдно, – наконец произнёс Вениамин Константинович, сделавшись очень мрачным, – он считал его слишком вычурной вещью между пролетариями. Даже называл её «буржуазной», но при своём ближайшем окружении ничего не стеснялся.
– Носил?.. – оторопела Виктория. – В каком смысле?
– В прямом. Медальон – подарок Ильича, – с трудом ответил Мальцес, закашлявшись. – Алое ожерелье в центре которого изображены золотом серп и молот, в нижней части гравировка « РСР ». Где-то даже было чёрно-белое фото…
Губы Виктории побелели, она в волнении прокусила их острыми зубками, на краю рта появились капли бардовой крови. Орлов, заметив изменение лица Дементьевой, занервничал – выглядела она так, словно вот-вот потеряет сознание и рухнет на пол. Походило на кислородное голодание.
– Рубиновое, с серпом и молотом… – сухо перебила девушка. – А вверху пятиконечная звезда. Но на гравировке написано « РСФСР ».
– Что?.. – Мальцес поднял шокированный взор на девушку, снимая пенсне: задёргался правый глаз а рот открылся сам собой.
Виктория без смущения распахнула блузку, обнажив шею. На ней висел, слабо поблёскивая алый медальон. Девушка сняла его дрожащими руками, осторожно кладя на поверхность стола прямо перед окаменевшим историком.
– Откуда?.. Откуда это у вас?..
– Умоляю, – Дементьева дрожащими руками вцепилась в край стола. – Скажите, это оригинал?
Миша увидел: на потёртом медальоне действительно сиял скрещенные молот и серп, однако под ними чернели пять букв вместо трёх. Мальцес сгрёб цепь украшения в ладонь и немного приподнял ожерелье, внимательно разглядывая его поверх монокля.
– Абсолютно верно. Это оригинал, миледи. В-вот видите, мелкие-мелкие царапинки? Немного после Октябрьской революции страна стала называться Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой... М-медальон был сделан осенью в Финляндии, а позже пришлось переделывать вторую букву «Р» на «Ф» и добавить ещё две последние буквы. Видите, получается зеркальный эффект?
– Почему?..
– Потому что не вижу в ваших глазах корысти и цинизма. Обычно ко мне являются люди ради материальной наживы, а вы, уверен, не собирались продавать её. Поэтому верно делали, что прятали её – привычки передаются по наследству, моя дорогая.
– Я действительно не собиралась её продавать, но… не понимаю, причём здесь наследственные привычки? Вы намекаете на то я… – голубые глаза Виктории заблестели.
– Да, – кивнул Мальцес. – Больше чем уверен, что это так. Извините за вопрос: вы имеете какое-либо отношение к политике? Вижу, что имеете, а в наше время актуальны только две позиции: правая и левая. Вы же, если бы разделяли националистическую позицию, не носили бы символ коммунистического течения. И вот после этого вы будете отрицать свою потомственность?
– Да, я левая, и я интернационалист, но… взаимно простите, но я не имею никакого отношения к еврейской нации. То, что вы предполагаете – не есть так...
– Ах, я понимаю вас: вы сейчас шокированы и не можете рассуждать логически, отрицая объективность. Ну, посудите сами, откуда у вас иначе мог взяться его медальон? Вы ведь раньше не знали об этом… Извините за давление, я хочу показать ценность вашей родословной и вашей вещи. Ужасно, ужасно, конечно, что вы этого не знали, во времена этого Джугашвили имя Льва Давидовича было вычеркнуто из истории, поэтому неудивительно, но ужасно…
Виктория была бледной, как алебастровые колонны Смольного. Она в немом молчании выскочила из лавки Мальцеса и потерянно опустилась на лавку, параллельной аллее. Во вспотевшей ладони девушка судорожно сжимала жгущий пламенем её руку медальон. Взор был потерянным – в первый раз за всё время социал-демократка не знала, что делать. Обыкновенно за минуту в голове её мог созреть какой-нибудь план или выход, но теперь, когда ситуация зашла в абсолютный тупик, с сознанием произошёл коллапс.
Единственный человек, кто оказался шокирован больше Вики, был Орлов, но если девушка была обескуражена и молча сидела в оцепенении, то Миша – наоборот: лицо покрылось бардовыми пятнами, а глаза широко распахнулись от злости. Он навис над социалисткой и спросил с неистовым гнётом:
– Ты потомок Троцкого – почему ты мне этого не говорила?!
– Заткнись… – губы Виктории вздрогнули. Она клацнула челюстью и обратила взгляд на медальон: разжала ладонь – украшение, слабо блистая, повисло на серебряной цепи.
– Нет, действительно, что за фигня получается? – Орлов в порыве гнева бродил из стороны сторону, вокруг лавки. В нём появилась великое желание размозжить камнем лгунье голову, задушить цепью, зарезать ножом – всё, чтобы отомстить за все беды, которые пришлось пережить и испытать. – Мы полгода, грёбанных полгода потратили только на поиск того, что, блин, весело у тебя на шее??? И что, вот… как вот это может быть ключом для активации твоёго грёбанного оружия? Тупик! Тупик!