Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Ты противоречишь сам себе, – огрызнулся чекист. – Полгода назад ты божился, ты клялся, семья Романова не пострадает ни при каких обстоятельствах, значит, тебе нельзя доверять. Я поинтересуюсь хотя бы у Кроули – что за игры они устраивают! …А что скажет Владимир Ильич? Он знает?
– Ещё нет, но только пока, – смело прошипел Свердлов. – Феликс, орден в начале лета дал команду исключить тебя. Я не знал, как сказать, а теперь тебе ни мне, ни тебе больше нечего терять.
– По какой причине? – насторожился Дзержинский, впиваясь ядовитой зеленью в чёрные бусины. – Уж ли не из-за того, что я поддерживаю Владимира Ильича?
Свердлов исподлобья взглянул на Дзержинского и отрицательно покачал головой.
– Дело
– Зато самых жестоких? Ради Каббалы убивать невинных детей?!
– Они были царской крови…
– Они были детьми! – Дзержинский снова повысил голос. – Если бы я был председателем ВЧК, я узнал об этом и присёк незамедлительно!
– Феликс, – Свердлов постарался придать своему голосу максимальное спокойствие, и проговаривал слова, чуть ли не по слогам, – теперь «белые» не смогут использовать козырь в своём рукаве. У нас не было другого выбора. Пойми, что наследников на престол не существует, и им не за кого будет воевать.
– Не за царя они воюют, а за власть, – чекист в бессилии отпрянул от стола. – Теперь я понимаю: ослаб я, ослаб. Не могу заглянуть более в твои мысли.
– Почувствую себя обычным человеком, Феликс, – довольно ухмыльнулся Свердлов. – Ты же так долго этого хотел. Теперь наслаждайся…
За спиной Дзержинского хлопнула дверь. Он обернулся, а Ленин мрачно и тяжело прошёл вдоль паркета, остановившись параллельно с ним.
– Феликс, ты знал? – тихо спросил Вождь, даже не взглянув на чекиста. Получив отрицательный ответ, предсовнаркома сухо произнёс. – Иди, ни к чему тебе будет всё это слушать.
Дзержинский едва заметно кивнул. Он был удовлетворён тем, что Ленин сделает выговор товарищу, но неуёмное желание узнать то, что обсуждают за глаза, горело в душе лютым пламенем. «Железный Феликс» думал, что диалог пойдёт не только о Романовых, потому что он был слишком умным для слепо преданного фанатика, но слишком интеллигентным и гордым, чтобы подслушивать. Спускаясь по лестнице в вестибюль, с камнем на сердце чекист обратил взор вверх с каким-то неуёмным противоречием. «Король умёр. Да здравствует король», – пронеслось в его сознании, хотя, прекрасно зная, из-за кого все пытки и мучения выпали на его долю, из-за кого и началась эта революция, Дзержинский покачал головой – нет, о не жалел о бывшем императоре. Жаль было детей…
– Хотя бы мне ты не будешь пудрить мозги, Яков? – с горькой иронией спросил Ленин, спустя несколько минут. Как бы он ни был уверен в порядочности верного чекиста, Ильич должен был удостовериться в отсутствии третьих лиц. – Ты дал приказ на расстрел в Екатеринбург?
– Да, я, – согласился Свердлов. Ленин поднял брови от удивления, что соратник не предпринял ни единой попытки для парирования.
– И что: ни у кого не возникло никаких вопросов?
– Я по закону глава государства, а значит, моя подпись правомерна во всех сферах, – запросто отвечал Свердлов. Он продолжал сидеть неподвижно, сложив руки на столе с педантичностью и затаённой хитрости, подобно профессору Мориарти, чей план, собственно, и предстояло разгадать гениальному детективу современности.
– Почему не уведомил меня? – сдержанно спрашивал Ленин. – У тебя такого права не было.
– О Люцифер, Владимир Ильич, неужели вам жалко семьи угнетателя и самодержца , морившего голодом всю Империю и загнав её в Первую Мировую?
– Всё это совершил один Николай. И он бы вскоре предстал перед судом. А самосуд – это…
– Правда!? – воскликнул Свердлов, вскочив с кресла. – И это говорите мне вы? Я знаю Феликса – он вспыльчивый и сентиментальный до детишек, но вы-то! Как не вспомнить ваше заявление об уходе из правительства, если за «Брест» проголосуют «против»? Этот ультиматум больше не работает! И что же вы будете делать теперь, когда вектор неумолимо движется к
– Я выгоню тебя из правительства и из партии.
Свердлов замер, недоверчиво глядя на Ленина, как словно бы вам сказал родной отец: «собирай свои вещи, неблагодарная скотина, и вали отсюда ко всем чертям», а вы бы стояли, молчали, и сквозь наглую, но ослабленную улыбку смотрели на него – как воспринять это заявление? Он, вероятно, просто блефует. А папа стоит и смотрит на вас, дожидаясь вашей реакции. Ленин был Свердлову скорее, как отец, нежели как товарищ и потому слышать подобные слова было слишком больно.
– Вы мне угрожаете?.. Но вы не сможете меня выгнать. У вас нет подобных полномочий, – опешил он, немного заикаясь.
– На партию есть, а если останешься беспартийным, то и портфеля главы государства тебе не видать, как своих ушей, – добил Ильич, прекрасно видя, как дёрнулись веки на глазах собеседника.
– Владимир Ильич… почему и вам нужно объяснять, что это было необходимо?- с дрожью в голосе пробормотал Свердлов.
– Яков, одного того, что ты не уведомил меня на всё достаточно.
– Но ведь Феликс…
– Более того, – перебил Ленин, угрожающе размахивая кулаком. – Подставить товарища по партии, дабы придти к этой своей оккультической цели – архиподло! Об эсерах я вовсе молчу. Да и не прикидывайся, пожалуйста, что слышишь обо всём впервые. Лицедейства я не прощу даже Троцкому.
– Николай не есть та причина, по которой я бы покинул партию! – воскликнул Свердлов. – И отчего вы так реагируете мне тоже не ясно…
– Тебе нужно объяснить? – Ленин двинулся к окну и задёрнул занавески, чтобы комната погрузилась в полумрак. Затем остановился напротив коллеги, сунув руки в карманы пиджака – теперь он был похож на взрослого мальчишку, простого гражданина, но глаза выдавали в нём личность. – Нет, мне не жаль Николая, мне даже не жаль его семьи, хотя она и заслуживала мирной жизни. Мне Россию жаль. Вы с Троцким до сих пор стремитесь к мировой революции, но это означает крах такой страны. Я понимал это раньше, но осознал теперь, что нельзя допускать пожара. И потому я голосовал за унизительный «Брест», и потому я шантажировал вас. Сионисты желают революции в мире – смерти, воины и разрухи, для установления своего порядка, им нужны жертвы, а я не готов к таким масштабам. И как мне горько осознавать, что ты принадлежишь к их числу. Зачем тебе код Каббалы, зачем надписи на стенах? Мировое господство ни к чему положительному не приводило, Яков, во все времена люди, стремившиеся к власти над миром, терпели крах. А вместе с ними погибали завоеванные державы. А ты хочешь посредством уничтожения РСФСР установить контроль над мирозданием. Разве ты не понимаешь, что сионисты манипулируют тобой? Разве не понимаешь, что эта страна мешает им жить? Ты не глуп, и мне больно осознавать, что ты спровоцировал эсеров и расстрелял Романовых намерено.
– Владимир Ильич… – чуть слышно проговорил Свердлов. – Но вы же шли на это вместе с нами. Как же бронированный вагон? Могу ли я понимать это как… отвержение от ордена?
Ленин кивнул. Кажется, и он отошёл. Но оставил Свердлова одного совершенно угнетённого – того больше не волновал солнечный свет и расстояние между светилом и землей. Рано или поздно солнце уйдёт за горизонт и погаснет. В любом случае, небо не останется без своего светила.
Вскоре из заграницы вернулся Троцкий. Зная, что Екатеринбург пал он тут же наведался на квартиру Якова Михайловича. Свердлов пребывал в приподнятом настроении: необычайно спокоен и воодушевлён – даже любезно предложил товарищу чай. Троцкий, присев на кресло подле стола, деловито размешивал чайной ложкой заварку, пока Свердлов суетился в другой комнате – наркомвоенмору послышалось звяканье какой-то хрустальной посуды, однако откуда в такое время даже у представителей государства мог взяться хрусталь?..