Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
Биография Германа Евгеньевича вообще была полна тёмных пятен. Существуют даже версия, что Шустов – не настоящая его фамилия, а всего лишь псевдоним, так как в народе поговаривали, что истинная фамилия была слишком говорящей.
– Нужно, чтобы они ушли отсюда, слишком открытое и людное место. Да и они более чем собраны, могут заметить… – быстро бросил Орлов спустя некоторое время наблюдения. – Отвлеки их.
– Серьёзно? – Виктория недоуменно покосилась на Мишу. Меньше всего она, как считала сама, подходила на роль провокатора. В своей статье она указывала на отличные физические данные, коими, будучи
– Да. Я дам сигнал, – ответил он, ничуть не смутившись.
– Каким образом, гений? – пыталась возражать она. – Они меня не будут слушать или того – снова арестуют.
– После всего того, что было о тебе написано? Не мне тебе объяснять. Ты же умная, – Орлов хмыкнул: аргумент, который бы уязвив гордость девушки, обязан был подействовать, хоть это и было подло. – Спровоцируй их как-нибудь, чтобы они ушли отсюда.
Дементьева прискорбно вздохнула, и, обходя Орлова, на прощание сказала:
– Если они убьют меня, ответишь начальству по полной программе.
– Но только без крайностей! – хотел сказать Михаил, но девушка была уже далеко и не услышала. А группу людей уже окружало достаточное количество человек, чтобы те начали митинг. Миша притаился за углом, наблюдая за агитатором и параллельно за Викторией, которая была уже совсем рядом с толпой. Лидер кивнул своим и не спеша начал всходить на подмосток. Орлов понял, что пора, вынул из кармана мобильный телефон и нажал на кнопку вызова…
– В первую очередь, приветствую Вас, дамы и господа. Благодарю за то, что отозвались и пришли на митинг в поддержку нашей партии, хотя, я честно признаюсь, мы ждали больше людей. Однако это только начало акции, и скоро всё подойдут…- харизматично трактовал Шустов томным, безмятежным голосом, полного мелодичности. – Я полагаю, вы все согласны со мной – Россия сегодня на пике своего расцвета. Сравните картину девяностых и нынешнюю ситуацию. Сегодня – авторитетное место в мировом сообществе, расширение территорий, а также завершение Украинской войны и прочие заслуги. Ведь, согласитесь, есть результат…
– Да, есть! – раздался голос из толпы. Все оглянулись на Викторию. Она была взлохмачена и взъерошена, словно подстреленный воробей, и словно какие-то мили секунды решали – преступить ей грань или не преступить. Социалистка выкрикнула громко, почти истерично, но твёрдо – так как могла, и тут же, не понимая, бредит ли сама или творит сиё на яву, замолчала. До того её никогда не тревожил страх: ни на Болотной, ни в тюрьме, а сейчас, словно осознав, что отнимая насильно право ораторства у другого, рискует не меньше, ежели не больше, чем два месяца назад.
– Мадемуазель, что же вы меня перебиваете? Может быть, вы выступите на сцене вместо меня? – Шустов, усмехаясь, не видя самого провокатора в глубине толпы, нарочито озирался по сторонам. – Нет? Ну, прекрасно. Итак. Продолжим…
Он не успел продолжить, так как Виктория, быстрым шагом обгоняя и расталкивая людей, в бреду и разногласиями со своими мыслями, не помня себя, вскочила перед ним на подмосток.
– Я скажу, – начала она, но из-за неожиданно подступившего волнения и частого дыхания преддверия гибели не могла подобрать нужных слов. “Неужели я окончательно сошла с ума, – с ужасом подумала она, пока бешеный взгляд расширенных зрачков стремительно
– Это же Дементьева! – раздались воодушевлённые крики из массы.
– Точно. Эту амнистировали месяц назад... И снова!
– Выведите её отсюда, – незамедлительно процедил в наушник Шустов, и уже двое мужчин из security с двух сторон начали подходить к девушке стремительным шагом, как вдруг социалистка, поняв, что ничего другого не остаётся, выхватила из сумки пистолет и направила в голову Германа Евгеньевича. Толпа одновременно охнула и утонула в мёртвой тишине.
– Вы – партия жуликов и воров! – в исступлении выкрикнула она, практически шипя от ненависти и страха, которого уже не замечала, смотря ему прямо в глаза. В мгновение этот человек – популярный юрист привлекательной внешности, с двумя высшими образованиями, интеллектуальнейший человек по натуре – дипломат, стал для её Велиаром из Геенны огненной, который одним своим видом дурит её, дурит всех и вся, а серо-голубые глаза вмиг запылали рыжим пламенем.
Герман Евгеньевич шарахнулся назад, рука его невольно поднялась, загораживая себя от выстрела. Он, имея базис психологической науки, полагал, что эта на преступление не способна – не тот человек, не тот характер, не те убеждения, но минуту спустя сокрушительно понял, что ошибся – так гневно и безумно смотрела на него экстремистка.
– Как это понимать?.. – сухо спросил он, опасливо наблюдая за движением её зрачков.
– Это революция! – в исступлении крикнула она, и, направив пистолет в небо, Виктория выстрелила. Толпа закричала. Паника охватила площадь.
Охрана, Шустов и ещё несколько человек, воспользовавшись моментом, кинулись за девушкой, которая резко спрыгнув со сцены, стрелой помчалась к подворотням. Михаил, удостоверившись, что те, кто ему нужен, не остались равнодушными и побежали вслед за Викторией, бросился за ними.
– Какая же ты шельма, “Умница”, – прошипел Шустов, прижимая за шею пойманную девушку к забору. – Задушить тебя мало, но нужно разобраться быстро. Найдите маузер, с глушителя пристрелим!
– Вас … посадят… – просипела девушка, пытаясь выбраться, но запас кислорода заканчивался, и силы покидали её. Собственно говоря, на что она могла надеяться в тот момент: не на милосердие же? – когда даже какой-то мизер угрозы мог тогда спасти ей жизнь.
– Нет, “Умница”, ты же террористка, у нас положено таких уничтожать! – вкрадчиво пояснил ей Шустов, с силой надавливая холодными пальцами на шейную ямку девушки – Вашу мать, где пистолет?! – обратился он уже к своим подопечным.
– Это ищете?!
Герман Евгеньевич обернулся, медленно отпуская Викторию. Та рухнула на землю и схватилась за горло, тяжело дыша и кашляя от удушья. Орлов целился в единоросса из пистолета, который девушка незаметно выронила при побеге. Руки его не дрожали, он был холоден и трезв рассудком.