Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
7 ноября 1918 г. РСФСР. Москва. Кремль.
“Мы раз за разом повторяем: неистово летит время. И редко когда задумываемся о подлинном смысле этих слов, потому что такие раздумья характерны только для мнимых идеалистов. Для реалистов и материалистов не существует философии – лишь теории...”
Сегодня Лев Троцкий отмечал не только первую годовщину Великого Октября, как стали называть это событие в стране, но и свой день рождения. Кризис среднего возраста обошёл его стороной, ибо имя его в истории уже написано, да и ситуация на передовой Гражданской войны не давала лишнего времени на какие-то комплексы. От чего, а от скромности
Его ждали в Москве, хотя Ленин знал, что на фронте неспокойно, но разве мог такой человек, как Троцкий, пропустить празднование годовщины переворота и отметить его в душном вагоне? Отнюдь, и Лев, возложив все полномочия командования на подчинённых, к утру 7-ого ноября прибыл в столицу.
Москва встретила его, украшенная алыми лентами и кумачом. Ярко, красиво: красный был любимым цветом большевиков – он символизировал лидерство, бой, кровь и огонь. И как необыкновенно прекрасно было наблюдать эстету Троцкому покрытый серебряным снегом город, а на этом белоснежном полотне, как гроздья рябины, пестрели алые знамёна с лозунгами, серпами и молотами. Наблюдая за этим, он вспомнил, что видел такие же алые капли крови на таком же снегу во время боёв.
Его мысли в тот момент занимались решительным, лихорадочным анализом: 15 сентября Антанта прорвала Балканский фронт, и стало ясно, что мировая война подходит к концу. Спустя две недели капитулировала Болгария. На Западном фронте развернулось настоящее наступление на последнюю линию обороны немцев.
В октябре в неизбежность революции в Германии в самое ближайшее время поверил даже Ленин. 1-ого октября он написал Свердлову и Троцкому письмо в духе последнего – концепции перманентной революции:
“Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших”.
“Мы расцениваем события Германии как начало революции” – написал в свою очередь Свердлов на следующий день Кобе, а спустя два дня к власти в Германии пришло новое правительство.
Несмотря на то, что новое руководство Германии было правым, большевики не отчаивались и в рамках теории Троцкого, не разрывая Брестского мира, начали тайно помогать немецким коммунистам. Через советское полпредство в Берлине они финансировали более десяти левых социалистических газет; получаемая посольством из различных министерств и от германских официальных лиц информация немедленно передавалась немецким левым для использования во время выступлений в рейхстаге , на митингах и в печати. Антивоенная и антиправительственная литература, распечатанная на немецком языке в РСФСР, рассылалась во все уголки Германии и на фронт.
Троцкий подготовил доклад для ВЦИК, который единогласно принял его резолюцию и сделал предписание Революционному военному совету РСФСР, председателем которого был Лев, немедленно разработать расширенную программу формирования Красной армии в соответствии с новыми условиями в мире, разработать план создания продовольственного фонда для трудящихся масс Германии и Австро-Венгрии, дабы они разжигали революцию
И в какую бы сторону в итоге не сложилась бы ситуация – пролетариат Германии обязан был прийти к власти, и Троцкий был безумно горд своей теорией.
“У концепции перманентной революции в своё время, да и теперь было и есть немало оппонентов, – думал он, – но революция в России и революция в Германии своим живым примером доказали обратное! Пускай эти писаки-прагматики подавятся своими острыми языками”.
В Германии, можно смело считать, Троцкий и начал свою политическую карьеру, эта страна стала ему практически родной. Он много путешествовал, но немецкий наркомвоенмор знал и любил больше буржуазного английского с его двенадцатью временами.
На Красной площади готовились к торжеству: принятие парада, демонстрация и выступление Вождя мирового пролетариата. Ленин, будучи умным человеком, избрал идеальную тактику: после выздоровления он более сблизился с Троцким, всё более поощряюще относясь к его взглядом, а самое главное – к его теории. Лев более не находил никакой опасности в деятельности Ильича, а потому всё более холодел к воззрениям Свердлова. Троцкого не интересовала Каббала, ибо разуверился во всяком проявлении мистицизма в смерти Романовых в конце-концов. Гораздо проще было завоевать (освободить от капиталового гнёта) мир посредством перманентной революции, нежели ждать у моря святого знания.
С главным своим оппонентом Троцкий встретился лицом к лицу у выхода из Кремля. Коба вместе с Каменевым негромко обсуждали план организации мероприятия и некоторые хозяйственные вопросы.
– Добрый день, товарищи, – кратко поздоровался с ними Троцкий, проходя мимо с гордо поднятой головой – ему не было никакого дела до обсуждения каких-то мелочей.
– Здравствуй, Лейба, с днём рождения, – ответил вслед Каменев, покуда Коба, не сводя прищуренных жёлтых глаз с наркома, едва заметно кивнул ему.
– Спасибо, – бросил Троцкий, деловито поправив воротник шинели. Поравнявшись с Кобой, он вдруг неожиданно позволил сам себе резво похлопать грузина по плечу и воодушевлённо воскликнуть. – Партизаны, не молчим! Радуемся, праздник же!
Троцкий сверился с часами на Спасской башне: ровно год назад в это время уже было издано воззвание: “Всем! Всем! Всем!” Проследовав к сборищу большевиков, в центре которой стоял Ленин, нарком махнул ему рукой. Ильич, оставив товарищей, вышел из круга и направился навстречу другу.
– А! Вот и ты, явился! – воскликнул он, приобнимая Троцкого. – Смотрю, на фронтах не потерял, всё носишь!
Речь шла о медальоне, который Ленин заметил при товарищеском объятии и ткнул в него указательным пальцем.
– Ношу, Володя, а как же? Я вот, так скажем, удивлялся раньше, как это религиозные христиане могут носить крест с Иисусом, не снимая, а теперь я понял.
– Ну и что же ты понял?
– Они бояться того, что их могут за то укорить, а я ношу именно потому, что люблю тебя и истинно горжусь этим подарком, – и Троцкий подмигнул Ильичу. Отчего-то его взгляд случайно упал на ту кучку большевиков, которых оставил Ленин. Среди них он разглядел мрачного председателя ВЧК. Дзержинский не отрывал пронзительно-непрерывного взгляда с Троцкого, словно пытаясь загипнотизировать его или навести порчу. От этих ядовитых и острых, словно змеиных клыков, глаз наркому стало не по себе.