Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Конечно, Владимир Ильич, – с улыбкой ответил Яков.
– Товарищ Свердлов, не мог не заметить ваш костюм… – Троцкий не вытерпел: он уже не в первый раз заметил, что Свердлов наряжается в такую красивую вещь. – Это что, натуральная кожа?
– Она самая, – Свердлов был в ударе: и совещание удачно провёл и красивый, чёрный (кожаный!) костюм заметили.
– Как блестит, – не мог налюбоваться Троцкий. – Ты посмотри, воротничок какой, чёрная куртка, как шинель с «разворотом». Шикарный, конечно… Откуда отхватил?
– Со склада царского гарнизона. Только вот царя свергли, костюмчики так и не дошли до фронта – на складах лежать осталась.
– В этом есть определённый стиль, – протянул Дзержинский, которому, очевидно, тоже пришёлся по душе костюм. – «Интернациональная готика».
18 октября 1917 г.
«Новая жизнь».
На заседании ЦК РСДРП(б) 10 октября 1917 года решались целый ряд немаловажных для партии и для самой страны революций. Но главным оставался вопрос о принятии резолюции, которая касалась вооружённым восстанием. Переворот, за который проголосовало большинство на заседании ЦК, мы, Лев Каменев и Григорий Зиновьев, считаем неправильным и крайне спешным. Он обречён на поражение, вредит партии, стране и всей идее революции. Так называемая перманентная [т.е. непрерывная] революция неэффективна для успешного захвата власти. Внешняя обстановка крайне не утешительна, оружия у народа не хватает – однозначно, что Временное правительство во главе с Керенским подавит октябрьское восстание, которое очень напоминает восстание декабристов в 1825 году. Все помнят, каковы были последствия этого восстания, не дадим же истории повториться.
Л.Б. Каменев
20 октября 1917 г.
– Ах, они предатели! Двое из ларца, одинаковых глупца! Ну, убили, так убили! Добчинский и Бобчинский, заразы такие. Олухи царя небесного, предатели чёртовы, контрреволюционеры! Это же надо было додуматься – напечатать в газете о том, что не согласны с восстанием, которое состоится 25-ого октября, открыто назвать причины и возможные итоги! В народной газете!!! Это же люди читали, а если они воспримут всерьёз такое заявление и усомнятся в успешности восстания, как эти двое…?! – возмущениям Троцкого не было предела.
Он метался по зданию Смольного. До начала оставалось ещё целых полчаса, но Льву уже не терпелось разорвать на тысячи кусочков несчастных жертв. Выпустив гнев, Троцкий на время успокоился, сел на стул рядом с Кобой. Им двоим уже было не до взаимных оскорблений, они просто молча ждали начала.
– Начнём заседание, пожалуй, – поспешно проговорил Свердлов, ведь молчание, которое сопровождалось испепеляющими взглядами, слишком затянулось. – Мы собрались сегодня в этот ненастный день для того, чтобы решить судьбу двух членов нашего Центрального Комитета Григория Зиновьева и Льва Каменева. В качестве истца сегодня выступлю я, зачитав одно из писем Ильич… Владимира Ильича Ленина, – зачитывает.
– “Письмо В.И. Ленина Центральному Комитету РСДРП(б).
После прочтения газеты «Новая жизнь» я, мягко говоря, возмущён поступков двух членов Центрального Комитета: Зиновьева Григория Евсеевича и Каменева Льва Борисовича. А именно: они напечатали и пустили в издание статью, которая выдавала Временному правительству все наши планы, которые касаются грядущего переворота. Более того, они посредством самой газеты таким образом запугивают народ, настроение которого и так ниже некуда, а прочитав статью подобного содержания, разочаруется в нашей партии и в самом перевороте. Это недопустимо и непозволительно, то, что совершили эти двое п Зиновьев и Каменев иначе, как предательством назвать не могу. Прошу на основании вышеизложенного исключить этих штрейкбрехеров революции из ЦК и из самой партии. Н. Ленин.” Товарищи Зиновьев и Каменев понимают, в чём их обвиняют?
– В оппортунизме и контрреволюции… – пискнул Зиновьев. Они с Каменевым сидели на отдельных стульях в качестве подсудимых, опустив головы. Чувствуя, что большинство членов ЦК к ним расположены, мягко говоря, отрицательно, «горе-журналисты» предпочли не выпендриваться, лишний раз не выделяться. Нет, это была тактика только Каменева, Зиновьева сложно было назвать спокойным. Он, казалось, был в шаге от нервного срыва, елозил на стуле – белый как мел. Самым большим страхом в его жизни было, конечно, исключение из партии. В отличии от него, Каменев держал себя в руках.
– Товарищи, – Свердлов, который самолично выдвинул себя истцом, продолжил. – Я считаю, что…
– …Что исключением из ЦК и из партии они слишком легко отделаются! – Негодование
– Воспринимаем… – вмешался Зиновьев, но, лишь только поймав на себе яростный подавляющий взгляд Феликса, запнулся и заткнулся.
– А ещё они пытаются оправдаться так неумело и глупо, словно они китайскую вазу разбили, – холодно прошипел Дзержинский, угрожающе нависая над Зиновьевым. – Нюни пускать начнёшь, лично расстреляю на месте! Прямо здесь, в этом зале, слабонервным, если такие имеются, выйти сейчас. Кстати говоря, я считаю, что Владимир Ильич слишком мягко просит обойтись с ними, за дезертирство и предательство положена смертная казнь. Я считаю, что поступок этих лиц равнозначен самому тяжкому преступлению, поэтому без колебания заявляю: исключить Зиновьева и Каменева из ЦК, из партии, а Каменева расстрелять, как контрреволюционера! У меня всё.
В зале воцарилась тишина. Женщины, которые присутствовали на этом заседании, в ужасе от слов Дзержинского закрыли рты ладонями. Даже мужчины боялись, как-либо противоречить Феликсу, лишь тихий гул пробежался по Смольному.
– Даже для Каменева и Зиновьева это слишком жестоко, – как можно тише прошептал Урицкий Сокольникову.
– Мы выслушали товарища Дзержинского, кто-нибудь ещё осмелиться поделиться с нами своим мнением? – спросил у большевиков Свердлов.
– Товарищ Дзержинский несомненно прав, но смерть это уже явный перебор, – Троцкий также поднялся со своего места и как всегда со своей ораторской манерой начал свою речь. – Я знаю, как Льву и Григорию дорога наша партия, знаю, на что они могут пойти ради неё, но такое отношение к коллективу просто непозволительно. Вы выразили своё несогласие по поводу восстания десять дней назад, ну и отлично. Вопрос: зачем же вы у Горького в газете об этом напечатали? Неймется вам? И вы, не посоветовавшись ни с кем из ЦК, сами решили статью напечатать, таким образом, свою обиду и ненависть вылить на народ, чтобы те усомнились в нас? Поэтому нам и перевороту будет намного лучше, если этих штрейкбрехеров мы исключим из партии. Так и проживут остаток жизни как изгои. Это не предложение, а требование!
После такого двойного заявления об исключении Зиновьев совсем раскис, лицо приобрело уже пепельно-серый оттенок, а зрачки расширились до такого, что светлую радужку уже перестало видно. С его стороны послышалось отрывистое сипение.
– Что же вы так на них накинулись, товарищи? – осмелился возразить большевик Милютин. – Они всего лишь статью напечатали, в этом нет ничего криминального. Народ и так уже знал о готовящемся перевороте, в этом ничего особенного. Вы преувеличиваете.
– Преувеличиваю?! – зарычал Лев. – А если народ им поверил, тогда что?